— Я в достаточной степени информирован о ситуации на границе, ваше превосходительство.
— Неужели ваш РФС[59] столь хорошо осведомлен? — кольнул Пашкевич. — Насколько мне известно, организация эта сугубо политическая и достоверными оперативными сведениями не располагает.
— Вы недооцениваете наши возможности. У нас много друзей. «Союз» пользуется серьезными источниками, не верить которым нет основания.
— Японцы?
— Штаб Квантунской армии помогает нам, но есть и другие… дружественные организации.
— Группы белого движения?
— Китайские формирования. Эмигранты… Сейчас всех нужно использовать.
Вошел адъютант, что-то шепнул генералу, Пашкевич встрепенулся. Адъютант впустил низкорослого, круглого японца в роговых очках. Генерал стремительно вышел навстречу гостю, почтительно пожал детскую липкую ручку.
— Маеда-сан! Мы ждем вас…
Карлик оскалил редкозубый рот.
— Видит ваш русский бог и все китайские идоры, я очинно спешир. Но провидение разруширо мои праны: гвоздь на дороге, ропнура шина… Надеюсь, высокочтимые господа простят мне неворьное опоздание?
— Ничего, всякое случается. Знали бы вы, батенька, наши российские дороги… Господин капитан, я уже вкратце изложил полковнику Жихареву суть дела. Остается уточнить детали. Придется повторить, а уж вы, господа, ежели я что и запамятую по-стариковски, меня поправьте.
— Повторение маць учения, — произнес Маеда Сигеру. — Вы, ваше превосходитерьство, напрасно упоминаете о своем возрасте, вы выгрядите сегодня хорсё, очинно хорсё.
— Благодарю. Итак, господа, в недалеком будущем, бог даст, мы вступим на благословенную землю поруганной коммунистами России. Начнется освобождение нашей многострадальной отчизны. Но прежде чем начать великий освободительный поход, необходимо абсолютно точно знать, чем располагает противник на намеченных для прорыва участках границы, в частности в районе крепости Тун-Ян-Мо, на северном берегу Турги. По данным разведки, большевики не создали здесь серьезных укреплений, укрепрайоны расположены западнее и восточнее, что же касается пограничной заставы с экзотическим названием «Турий Рог», то это всего несколько десятков солдат.
— Пограничников, ваше превосходительство, — поправил Жихарев. — А это превосходные бойцы; сие обстоятельство следовало бы принять во внимание.
— Вы правы, полковник, но в данном случае это несущественно. На чем мы остановились, ах да, пограничники. Однако большевики нередко размещают вблизи границы регулярные части Красной Армии. О них мы должны иметь исчерпывающую информацию. Дислокация. Численность. Вооружение. Транспортные средства. Все это необходимо уточнить, в противном случае весьма вероятен внезапный контрудар.
— Советы мастера на такие фокусы, — сказал Жихарев. — Чертовски энергично умеют действовать. А главное — никакого штампа…
— Преувеличиваете.
— Ничуть. Просто скрупулезно изучаю историю боестолкновений на интересующем нас ТВД[60]. Опыт прошлого нельзя сбрасывать со счетов, чтобы не допускать досадных промахов.
— Не будем отвлекаться, господа, — сердито проговорил Пашкевич.
— Господин порковник весьма своевременно напомнир о наших неудачах в Монгории. Не хорсё поручирось, очинно не хорсё. Виновата разведка, мы не учри возможностей русских, резурьтат известен… Весьма поучитерьно, господа, урок дорогой, престижу армии божественного Тэнно[61] нанесен ущерб.
— А изнуряющий зной, открытая местность, слабость зенитных средств? Наконец, эти проклятые комары, — поспешил на помощь Пашкевич, — настоящий бич божий!
— Не стоит сграживать угры. Черное есть черное и берым не станет. Однако повторения ошибок прошрого нам не простят. Мы обязаны прирожить все усирия дря осуществрения намеченной цери.
— И все же мы отвлеклись, — заметил смущенный Пашкевич. — Позвольте, господа, конкретизировать. Итак, общая задача, повторяю, сводится к тому, чтобы «просветить» участок границы и равнозначную полосу в тылу на отрезке Ляо-Шань — Тонкий Мыс — Медвежье. Акция рекомендована и санкционирована штабом Квантунской армии, согласована со всеми заинтересованными организациями. Окончательный вариант оперативного плана отрабатывается третьим отделом штаба. Думаю, с этим ясно. Дальше анализировать операцию до получения штабных документов преждевременно, для этого созовем расширенное совещание. Сегодня же поговорим о непосредственных участниках операции. Если наш гость не возражает. — Пашкевич слегка наклонил голову в сторону японца. — Послушаем полковника Жихарева. Прошу, полковник.
Жихарев докладывал лаконично, четко; рубил ребром ладони воздух.
— Задача, в общих чертах сформулированная генералом Пашкевичем, осуществляется боевой группой в 40–50 человек, отобранных и тщательно проверенных в деле, имеющих опыт ведения боевых действий в Уссурийской тайге, прошедших специальную подготовку.
Боегруппа укомплектована, вооружена и экипирована полностью. Оружие и снаряжение получено со складов японской императорской армии. При отборе обращалось особое внимание на индивидуальную подготовку, умение вести боевые действия в одиночку. Личный состав боегруппы прошел курс диверсионно-террористической подготовки, люди владеют всеми видами стрелкового оружия, холодным оружием, приемами дзюдо и каратэ, неплохо ориентируются на местности. Семеро неоднократно перебрасывались за кордон и знают зону действия, четверо уроженцы тех мест.
В помощь боегруппе придаются хунхузы Господина Хо, проводники из контрабандистов-спиртоносов[62], изучавшие местность и дислокацию пограничных постов. В качестве вспомогательной единицы боегруппе придается также отряд атамана Мохова…
— Мохова?! — удивился Пашкевич, — Но это господин без принципов и идеалов!
— Иными словами — бандит? И что из того, ваше превосходительство? Цель оправдывает средства, не так ли, капитан?
Маеда Сигеру оскалил фарфоровые зубы, закивал, как игрушечный китайский божок[63].
— И все же постарайтесь внушить господину Мохову, чтобы он держался в определенных рамках, — борясь с охватившим его недовольством, распорядился генерал.
— Слушаюсь. Остается добавить, что командование сформированной боегруппой возлагается на поручика Горчакова.
— Князя? Одобряю. Превосходный офицер.
— Покорнейше прошу простить мое невежество, — вмешался Маеда Сигеру. — Не тот ри это Горчаков, что вместе с генераром Токмаковым усмиряр рабочих Читы?
— Тот самый.
— Хорсё. Очинно хорсё.
Пашкевич поморщился. Генерал Токмаков, один из руководителей белоэмигрантов, обосновавшихся в Китае, жестоко подавил народное восстание, расстрелял тысячи рабочих. Пашкевичу претило столь обильное кровопролитие, но полковник Жихарев не разделял либеральных взглядов шефа: борьба есть борьба.
— Бог вам судья, — смягчился Пашкевич, подумав, что Горчаков, которого он знал, совсем не похож на палача. — Будь по-вашему. Однако прошу запомнить: задание нужно выполнить во что бы то ни стало, от этого зависит, если хотите, престиж белого движения. Поручика все же проинструктируйте как следует: лавры генерала Токмакова нам ни к чему.
Сергей Горчаков, сотрудник «Бюро русских эмигрантов»[64], шагал по тенистой аллее бульвара Утренней Свежести к центру Харбина. В нагретом воздухе плавал тополиный пух, совсем как в родном Липецке.
Провинциальный, заштатный городок, дом с мезонином на тихой окраине, резные наличники окон, — забавный жестяной петух на коньке крыши указывает направление ветра. Белый овальный столик под развесистой вишней, мирно пофыркивает самовар; мед в деревянной кадушке и чай в большой чашке с затейливой надписью «Напейся и засмейся». Вкусно пахнет свежевыпеченным ржаным хлебом и яблоками, волнами набегает, дурманит запах раскрывающегося табака, сонно гудят утомленные пчелы…
В лицо ударил смердящий чад. В залитых кипящим соевым маслом противнях варились морские диковины — моллюски, осьминоги, каракатицы; на высоких треножниках жарились змеи (тьфу, тьфу!); белое, словно курятина, волокнистое мясо покрывалось румяной корочкой. Отдельно приготовлялись деликатесы — тушеная собачина, рагу из оскопленного кота, тухлые черные яйца… В глиняных горшочках аппетитно булькал наваристый суп из морской капусты…
Ресторанчик «Бамбуковый рай» облюбовали эмигранты. Некоторые поселились в Китае давно, других вышвырнула из России революция. Ресторатор Сяо Пей, бородатый пройдоха, похожий на Конфуция и прозванный так в честь великого ученого, непревзойденный кулинар. Особенно славились его ароматные бульоны, обильно сдобренные специями и зеленью, — куриный, с тешей калуги[65], походившей на размоченные сухарики, бульон из ласточкиных гнезд. Конфуций хвастал, что умеет приготовить десять тысяч блюд. Захаживал сюда и Горчаков, ему нравилась китайская кухня, жареные трепанги, креветки с ростками бамбука. Князь не изменил своей привязанности и после того, как едва не застрелил ресторатора: несчастье предотвратил приятель — толкнул под локоть, и пуля разбила голубую терракотовую[66] вазу на камине с трогательной надписью «Спокойствие и Великодушие».
Мерзкая история!
Отмечали его именины, звучали тосты, летели в потолок пробки шампанского. Горчаков пребывал в отличном расположении духа. Ему чуть больше сорока, он неплохо образован, закончил экстерном юридический факультет в Шанхае, свободно владеет английским, понимает японский, может объясниться с маньчжурами. С таким багажом, да при деньгах — покойный родитель успел перевести состояние в Швейцарский банк, — сетовать на карьеру не приходилось. И природа князя не обидела — высокий, стройный, выразительные серые глаза, породистый нос с горбинкой. Горчаковы служили еще Петру.