— Похоже, хлопцы, поспать не удастся. Неподходящее место выбрали, рядом железная дорога.
Подтверждая слова старшины, вдали загудел паровоз, послышался нарастающий перестук вагонных колес, мимо протащился поезд. Старенький паровоз натужно пыхтел, преодолевая подъем.
— Пассажиры сейчас чаи гоняют, — позавидовал Говорухин. — Я к брату в Минск ездил, пятеро суток в купе загорал. Вот где почаевничал!
— В каком направлении движутся поезда? Как думаете, Станислав? — спросил Данченко.
— На вагонах должны быть указатели, но лучше бы спросить железнодорожников.
— На станциях наверняка есть полицейские посты. Дорожная полиция, конечно, оповещена и постарается нас задержать. Начнется погоня, далеко не уйдем, так что с железнодорожниками ничего не получится.
— Я подползу к насыпи, понаблюдаю…
— Ты, оказывается, по-китайски читаешь, Петухов?
— Этому за сто лет не научишься. Срисую надписи на указателях, а Стас переведет. Разреши, старшина?
— Воспроизводить китайские иероглифы крайне сложно. Черточку не так поставишь, и перевод будет неточный, абракадабра. Лучше идти мне.
Пограничники молчали, Лещинский прикусил губу: не доверяют, боятся, предам.
— Есть другое предложение, — сказал Петухов. — Я разыщу будку путевого обходчика, хозяина за шкирку и сюда. Стас потолкует с ним по душам, вызнает, что нужно.
— Нет, не годится. Обходчика ты, конечно, сцапаешь, приведешь. Расспросим мы его, кое-какие сведения получим, допустим, даже исчерпывающие. А что потом с пленным делать? Мало-мало кантами? Пулю ему?
— Да ты что, старшина?!
— А гарантируешь, что твой обходчик в полицию не побежит?
— Ручаться можно за печь — ее не унесут…
— Вот то-то и оно. Вариант отпадает. Но на железку ты, Костя, пойдешь. Вместе со Станиславом. Разберетесь вдвоем.
— Слушаюсь, командир! Пошли, Стас!
— Отставить!
Обстоятельно проинструктировав обоих, Данченко приказал выходить перед рассветом, когда сгустится сумрак, а люди досматривают последние сны. Брать «языка» старшина запретил.
— Ваша задача — установить направление движения поездов. Потом затаитесь вблизи полотна, назад вернетесь, когда стемнеет. Денек предстоит трудный. Не вздумайте где-нибудь заснуть, накроют вас, как утят шапкой.
— За кого ты нас принимаешь, старшина?! — весело возмутился Петухов. — Не маленькие. Сделаем все как надо.
«Нас!» Лещинский довольно улыбнулся, пограничники понимали, что испытывает переводчик, Говорухин в душе посочувствовал ему, но вслух не высказался. Данченко, наоборот, счел необходимым выложить всю правду.
— Поймите нас правильно, Станислав. Положение, сами видите, сложное, один неверный шаг — и конец. Обстоятельства иной раз вынуждают поступать не так, как хочется. Вы человек умный, поймете…
— Приказы не нуждаются в разъяснениях, Петр. Их выполняют.
— Это не приказ. Просьба.
Весь день разведчики пролежали в зарослях под насыпью. Вернулись после полуночи, Петухов бойко доложил:
— Гвардейский порядок, старшина! Результаты весьма любопытные.
— А вы что скажете? — Данченко посмотрел на Лещинского.
— Кое-какие соображения у меня есть. Но перед тем как их излагать, хотелось бы познакомиться с нашим маршрутом.
Данченко насторожился:
— Зачем? У вас было конкретное задание, при чем здесь маршрут?
— При том, что его, возможно, придется менять. Ведь вы надеетесь уехать с каким-нибудь эшелоном, не так ли?
— Допустим.
— Путь к советской границе из отправной точки движения — Харбина, учитывая специфику нашего положения, систематически возникающие все новые трудности, различные осложнения, грозит растянуться на многие месяцы. Давайте попробуем его сократить. Кстати, это ваша мысль, Петр, на приоритет я не претендую, просто догадался, зачем понадобилось читать таблички на вагонах. Скажу прямо — замысел фантастический, впрочем, с моим мнением считаться не обязательно. Итак, вернемся к маршруту. Господин Чен и его друзья, составляя этот маршрут, исходили, как мне кажется, не только из добрых побуждений. Реалистично оценивая наши скромные возможности, они проложили маршрут по малонаселенным районам, учли военно-политическую обстановку данной местности, это, конечно, ценно, но даже столь осведомленные люди, как господин Чен Ю-Лан и его коллеги, не способны все предвидеть, учесть детали, а они могут сыграть зловещую роль. Мелочей в нашем деле нет. Ситуация постоянно меняется. Не прекращаются боевые действия между японцами, красными китайцами, националистами-гоминьдановцами. Не исключено, что мы находимся в районе постоянно конфликтующих между собой местных полуфеодальных формирований, многочисленные банды изменчивы, как ветер: сегодня служат одним, завтра другим. Тем, кто больше заплатит. И все они не преминут с нами расправиться.
— Что вы предлагаете, Станислав? Предположим, я покажу вам схему Чена…
— Это поможет мне сделать важные выводы.
— Нельзя ли конкретнее?
— Пожалуйста. Пассажирские поезда идут на север. Туда же следуют многочисленные товарные составы. В свое время я достаточно поездил по Северо-Восточному Китаю и неплохо изучил местные железнодорожные линии. Все это позволяет надеяться, что я смогу внести в наш маршрут некоторые коррективы.
— Стоп, стоп! — вмешался Петухов. — Не спеши к тетке в камыши. Чен практически обеспечил нам относительную безопасность движения, а что сулит в этом смысле новый маршрут? Ты уверен в его безопасности, Стас?
— Увы, Костя. Гарантировать что-то в Китае не могут даже императоры — маньчжурский Пу-И и японский Хирохито.
Поколебавшись, Данченко решился, зажег фонарик, Лещинский, внимательно изучив схему, вернул ее старшине.
— Отдаю должное составителям, избранное ими направление возражений не вызывает, Хулань–Тели[233] — оптимальный вариант. Маршрут проложен параллельно железной дороге, выбор правильный. И все же маршрут можно и должно улучшить. Отсюда есть ветка на Уин, очаровательное местечко в горах неподалеку от китайско-советской границы.[234] Грешно упускать такую возможность. Если удастся воспользоваться услугами железнодорожного транспорта мы окажемся на границе значительно быстрее.
— Правильно! Купим билеты, займем купе в международном вагоне, раздавим бутылочку шампанского… Блеск!
— Иронизировать не стоит, Костя. Лучше обсудите мое предложение, отвергнуть его всегда успеете.
— Подумаем, — сказал Данченко. — Дело серьезное, ошибаться нельзя.
Размышлял старшина долго, для этого даже рискнул задержаться на сутки, раньше такого не случалось: соблюдая предельную осторожность, путники дважды на одном месте не дневали. Теперь, покинув обжитый овраг, они обосновались в роще. Говорухин тронул выбеленное изморозью деревце, разворошил присыпанные снегом палые листья, сплюнул:
— Жидковат лесок, командир. Просматривается насквозь, ям нет, хвороста кот наплакал. А железка — рядом.
— Придется денек померзнуть, Пиша. Зато поезда здесь, поднимаясь на уклон, замедляют ход. Место перспективное.
Приказав всем отдыхать, Данченко примостился за расщепленным пнем, наблюдая за железной дорогой. Петухов старшину одобрил: скитания порядком надоели, и если оставшееся расстояние проехать на поезде… Говорухин думал иначе: пешком идти значительно дольше, зато спокойнее, план Лещинского опасен. Но кадровый пограничник привык доверять командирам: если старшина что-то задумал, значит, дело стоящее. Лещинского охватила апатия: ехать так ехать, пешком так пешком.
Данченко обдумывал предложение Лещинского, анализируя возможные ситуации. Вскочить на подножку нетрудно, все проходившие здесь вчера и сегодня утром поезда на взгорке едва ползут. Забраться в эшелон, а что потом? Лезть на крышу? Заметят на первом же полустанке. Остаться в тамбуре? На ближайшей остановке обнаружит железнодорожная охрана. Самое идеальное укрыться в товарном вагоне. Но они заперты. Открыть! Сорвать пломбы. Допустим, удастся, но на станции вагон могут подвергнуть досмотру, отцепить, прицепить к другому поезду, погнать в ином направлении.
Подошел Лещинский.
— Замерзли, Станислав?
— Не спится. И продрог до костей. Знаете, Петр, я, пожалуй, не прав. Затея и впрямь опасная, а риск неоправдан.
— Опасная, согласен. Теперь о неоправданности риска: мне и моим бойцам есть во имя чего рисковать, а вот вам… Лучше вернуться, Станислав Леонидович. Как-нибудь оправдаетесь перед своими, не казнят же! О вашей помощи, обо всем, что вы сделали для нас, никто не догадается. Даже если вас накажут, останетесь живы, а жизнь одна, второй не будет. Мои товарищи вас поймут, упрекать не станут. Прижились в Китае, живите на здоровье и дальше. Вы человек образованный, по-китайски да по-японски шпарите, как пулемет. Я родом из Приморья, у нас по-китайски да по-маньчжурски балакают. Я хорошо понимаю, как трудно вам было учить языки.
— Логично, — устало сказал Лещинский. — Но я останусь с вами до конца. Меня, наверно, нелегко понять, в ваших глазах я выгляжу безнадежным глупцом. Честно говоря, я и сам не пойму, зачем стремлюсь в Россию. Что я там забыл? Кто я такой? Чуждый элемент, обломок империи. Что ждет меня на исторической родине — сталинские лагеря? Стенка? Стоит ли для этого тащиться за тридевять земель, когда ее можно легко заработать и здесь, в Китае? И все же я иду с вами. Об одном прошу — не затевайте больше душеспасительных бесед, я сыт ими по горло.
— Что ж. Будь по-вашему.
Они лежали на охапках сена, от запаха вялых трав кружилась голова. Все произошло легко и до смешного просто. Покинув вечером рощу, путники спустились к отливающей холодным блеском колее. Рядом с насыпью, в том месте, где заканчивался подъем, топорщился густой кустарник, это было весьма кстати, за ним можно укрыться. Петухова старшина послал послушать, не приближается ли поезд. Ледяная рельса обожгла щеку, ощутив легкое подрагивание, пограничник кубарем скатился с насыпи: идет!