— Участвовала. Не давала фашистским стервятникам сбрасывать бомбы на город Ленинград. А теперь, вы, наверное, знаете, «Аврора» стоит как памятник у Петроградской набережной.
— Знаем, читали, — хором ответил отряд.
Дмитрий Петрович поднялся со стула, посмотрел на часы и спросил:
— Есть еще вопросы?
— Нет, спасибо вам.
Весь класс захлопал в ладоши, когда я от имени отряда пожал широкую твердую руку Журавлева. Я заверил его, что теперь «Аврора» будет быстрее идти вперед, и от имени всего экипажа дал слово, что мы первыми придем в Братск.
Дмитрий Петрович снова сел и сказал:
— Раз у вас нет вопросов ко мне, тогда у меня есть к вам. Вы собираетесь быстрее идти вперед. А как, если не секрет?
— Будем лучше учиться, больше получать пятерок, — объяснил я. — По дисциплине не будем иметь замечаний.
— И это все?
— Нет, — поднялся Генка. — Мы еще придумаем что-нибудь такое!
— Какое?
— Ну, такое, — Синицын сделал непонятный жест рукой. — Необыкновенное.
Дмитрий Петрович насмешливо покачал головой. Ребята с других кораблей засмеялись.
— А может, не надо придумывать ничего такого, — директор повторил Генкин жест, — необыкновенного. Вы знаете, что мы к девяносто третьей годовщине со дня рождения Владимира Ильича Ленина решили открыть памятник нашему дорогому вождю и заложить парк культуры и отдыха его имени. Послезавтра весь совхоз выходит на воскресник. Будет неплохо, если вы в этом парке разобьете свою, пионерскую, аллею.
— Придем! Посадим! — с восторгом приняли мы предложение.
— В прошлом году вы хорошо помогли птицеферме. Сейчас мы снова получили сто двадцать тысяч цыплят, а у нас сев начинается. Люди все на счету. Я просил бы вас возобновить свое шефство. Как, согласны?
— Согласны!
— А мы в долгу не останемся. Лучших пошлем на Выставку достижений в Москву, дадим путевки в пионерские лагеря.
— Я воспитаю тысячу цыплят, — пообещал Грачев. И только Дмитрий Петрович хотел похвалить его, как он спросил: — В «Артек» меня пошлете?
— Цыплят, как говорится, по осени считают, — насмешливо сказал директор. — Что же вы сразу мне условия ставите? Сначала сделайте, а потом будем говорить о наградах.
— Хорошо, — согласился Вовка. — Но чтоб без обмана.
— Хватит тебе, Дипломат, — рассердился я на Вовку — такие слова говорит на бывшего авроровца.
Все тоже закричали на Грачева, начали его стыдить. А пока отряд занимался Грачевым, я сказал Генке, что было бы здорово, если бы мы зачислили Дмитрия Петровича в наш экипаж.
— Железно! — одобрил Синицын и толкнул меня к столу. — Давай!
Я подошел к Журавлеву и сказал:
— Дорогой Дмитрий Петрович, просим вас быть членом нашей «Авроры».
Он быстро встал, вытянул руки по швам и пробасил:
— Спасибо за честь, капитан. Только кем же я у вас буду?
— Почетным капитаном, — предложила Лена.
— Нет, лучше главмехом, — сказал Саблин.
— Комендором!
Дмитрий Петрович улыбнулся и попросил:
— Если можно, ребята, оставьте меня юнгой.
— Можно, — согласился Синицын. — Но чтоб Устав выполнять.
— Обижаешь, боцман, — пошутил Журавлев. — Твой приказ для меня закон.
B класс вошел Коля Попов. Он поздоровался со всеми, наш новый юнга пожал ему руку.
— Уговорил все-таки? — спросил Коля, глянув на счастливого, улыбающегося Генку.
— Нашел и уговорил, — уточнил Синицын.
— За твою находчивость, боцман, прибавляю «Авроре» сто миль!
Дружными аплодисментами ответили мы адмиралу.
После прихода Коли сбор продолжался еще целый час. Мы решили заменить спортивное табло большой картой Советского Союза, на которой протянем ниточки и по ним будем продвигать свои корабли, вырезанные из картона. Еще решили на классных дверях над силуэтами кораблей-победителей вывешивать красные звездочки, а тем, кто терпит бедствие, — спасательный круг. И еще: каждый из нас отныне будет носить на рукаве синий кружок с якорем и названием своего корабля.
А когда прощались, Дмитрий Петрович предложил:
— И давайте не выдумывать что-нибудь такое, — под веселый смех он снова повторил Генкин жест, — а, как разведчики, искать. Честное слово, ребята, у нас в совхозе так много интересного! Присмотритесь только хорошенько.
Коля добавил:
— За любую интересную находку разведчику будет присваиваться звание красного следопыта.
В тот же вечер мы с боцманом решили первыми во всем поселке получить это звание.
Приказ по флотилии
Хорошо, что пришла весна. Вечером солнце долго не прячется за горизонт. До ужина можно наиграться и в футбол, и в шахматы или уйти в степь и там о чем угодно намечтаться и наспориться.
Уже который день мы с Генкой после уроков приходим в степь и лежим в траве. Трава у нас необыкновенно красивая, как будто ее разукрасили густой краской. А полевые цветы! Они в сто раз лучше, чем на любой клумбе. Отсюда, с пригорка, нам хорошо виден весь поселок. Вон наша школа с красной крышей, вон столовая, сельмаг, а рядом с ним Дом культуры. Пустырь за ним засажен маленькими деревьями. Это парк, о котором говорил на сборе директор совхоза. Там есть и наша тополиная аллея. Правда, тополи пока похожи на тоненькие метелочки. Ничего, когда-нибудь они вырастут. Вырос же сад, даже зацвел…
Но сегодня мы недолго любуемся степью и поселком. Нам некогда. У нас есть дело.
Вот уже вторую неделю в пионерской комнате — адмиральском салоне — висит большая физическая карта СССР. Вверху над ней написано: «Разведка доносит», а ниже наклеено столько конвертов, сколько кораблей флотилии. На каждом конверте силуэт крейсера или линкора. Чей экипаж нашел что-нибудь важное или интересное, сообщает об этом письменным рапортом.
Пока, на наш с Генкой взгляд, ни одного интересного донесения не поступило. Мы тоже ничего не сообщили, только мечтаем о каком-нибудь герое. Но в нашем совхозе еще никому такое звание не присвоили. Или задержать бы шпиона. Мы с Генкой недавно прочитали книжку о пограничниках. Там есть один рассказ о том, как маленькая девочка перехитрила опасного врага. А чем мы хуже этой девчонки? Пусть только встретится шпион.
Вчера мы узнали, что в Советский Союз скоро прибудет вождь кубинцев Фидель Кастро. Нам совершенно ясно, что прибудет он самолетом. А вдруг его самолет будет лететь над нами? Тогда мы первыми увидим его. Вот это будет донесение! А может, за самолетом Фиделя будет гнаться вражеский истребитель. Тогда я побегу к третьей бригаде, где стоит локатор… Или нет. Пусть лучше бежит Генка, у него ноги длинней, и доложит командиру части… Тревога! Летит ракета — и шпионский самолет сбит.
Но небо пока молчит. Беззвучно плывут по нему облака.
— Ну не везет нам, Сенька, — в который раз вздыхает мой друг.
Мы утешаем себя только тем, что у других кораблей дела не лучше, чем у нас. Ну, посудите сами, разве можно считать настоящим рапортом донесение Вовки Грачева о ландышах в Сухой балке, которые можно собирать, сушить и сдавать в аптеку? Или худосочная записка Пашки Лисицына о том, что он прочитал книжку про голубей — «Птица — радость» и советует немедленно прочесть ее всем. А Лена Тарелкина подсунула в конверт сообщение о том, что она со Светкой ходит к пенсионерам и меняет им книжки в библиотеке. И ведь надо, наш адмирал за эту детскую забаву присвоил им звание красных следопытов!
— Смотри, — толкнул меня Генка и показал на дорогу. По ней, опираясь на палку, медленно шел старик. Он был не знаком нам. Если бы мы увидели его до чтения книжки, то наверняка не обратили бы внимания. Но теперь… Мы припали к земле. Резкий холодный ветер пробежал по нашим затылкам. Стало зябко.
Старик подошел ближе, остановился. Потом снял котомку с плеча, бросил ее на обочину дороги и, кряхтя, присел. Задрав пиджак, он долго растирал кулаками поясницу, водил ладонями по ногам. А мы, леденея от холодного ветра, не смели шевельнуться.
— Может, он больной, — шепнул я Генке.
— Хитрый, — одними губами ответил боцман.
Мне было непонятно: перед кем старик хитрит? Если он диверсант и заметил нас, то подошел бы к нам.
Наконец мне в голову пришла замечательная идея:
— Знаешь что, я сейчас подойду к нему с кормы, а ты лежи и наблюдай за ним.
— Почему это ты пойдешь? — нахмурился Генка. — Давай вместе.
Мы проползли несколько метров по-пластунски и потом в один миг подскочили к незнакомцу. От неожиданности старик вздрогнул.
— Ах вы, пострелята, — сказал он, и лицо его, доброе, все в морщинках, посветлело. — Напугали боевого партизана.
— Вы партизан? — удивился Синицын.
— Был, милый, был. Не веришь? Спроси у моих дружков-товарищей — кто в округе не знает Терентия Захаровича Тарелкина.
— Так вы дедушка нашей Лены? — еще больше удивился Генка.
— Он самый. От станции до бригады меня на грузовике подвезли. А тут шел, шел, да вот машина сломалась. — И Терентий Захарович показал на свои ноги. — Ревматизм меня замучил, чтоб ему ни дна, ни покрышки… Как перемена погоды, так хоть ложись и помирай. А помирать мне не ко времени. Вы, случаем, не с моей внучкой учитесь?
— С ней!
— А, случаем, вы не с «Авроры»?
— С нее, — сказал боцман и показал якорь на рукаве.
— Уж не боцман ли ты Синицын? — улыбнулся старик.
— Он самый, — с радостью доложил Генка. — А вы откуда знаете меня?
— Слухом земля полнится. Значит, иду я к вам. Позвала меня внучка на пионерский сбор рассказать вам про то, как мы в здешних местах воевали за Советскую власть. Да вот, незадача получилась, поясница разболелась, ноги отнимаются, — пожаловался Терентий Захарович. — Вот как ноют. Гляди, через час-другой мороз ударит.
— Какой же мороз перед маем? — удивился я.
— Обыкновенный, — спокойно ответил Тарелкин. — Помню, году в двадцать седьмом собрались мы на маевку в белых рубашках, а он как хватит, да снегу как навали… Вот и теперь, чует мой барометр, — показал он на ноги, — быть морозу.