Журавлев почесал толстым пальцем за ухом, тяжело повернул голову вправо, влево, словно ища кого-то в своем кабинете. Но там никого не оказалось. Каким-то невидящим взором он посмотрел на нас с Генкой. И вдруг лицо его, круглое, загорелое до медного блеска, словно бабушкин таз, в котором она варит варенье, засияло.
— А ну давайте сюда, авроровцы! — приказал нам директор. Мы только этого и ждали. Не успел Хомяков удивиться, как Генка ловко перебросил ноги через подоконник и очутился возле стола. Я не отстал от друга.
— Чем не гиды?! — бодро говорил Дмитрий Петрович, добродушно раскидывая руки.
Не ожидая, что ответит гость, Генка в тон директору вторил:
— Да мы тут все знаем, как свои пять пальцев.
— Мы вам все покажем и расскажем, — не Отставал и я.
— Смеетесь, да? — сделал кислую мину администратор, повернув красное лицо к Журавлеву.
Но Журавлев не смеялся. Он был очень серьезен, больше того, мне показалось, что он был обижен тоном и поведением гостя. Ведь Дмитрий Петрович хорошо знал нас, и уж если он рекомендовал Хомякову именно нас, то не потому, что хотел отделаться от назойливого толстяка, а потому, что верил: мы не подведем.
— Жить будете в клубе. Боцман, скажи Марфе, чтоб открыла все комнаты. А меня извините, тороплюсь в поле.
Дмитрий Петрович снял с вешалки соломенную шляпу и, словно боясь, что Хомяков остановит его, торопливо вышел из кабинета. Как только хлопнула дверь, Полосатик посмотрел на нас и скучно спросил:
— Ну, старики, что будем делать?
— Отчаливать, — сказал Генка. — А то нам еще завтракать надо да готовиться к сочинению.
Хомяков медленно повернулся на стуле — на его овальном лице засветилась улыбка:
— Вижу, старики, что вы деловой народ.
Несмотря на свою солидность, он быстро поднялся и по-военному скомандовал:
— Марш за мной! На завтрак угощаю вас пирожным.
Следуя за Хомяковым, мы вертели головами, точно флюгеры. Нам хотелось встретить друзей, знакомых, рассказать о киногруппе и о том, что Журавлев поручил мне и Синицыну сопровождать гостей по всему совхозу. Но, как назло, до самой столовой нам никто не встретился. Первая смена уже сидела за партами, а вторая, наверно, готовилась к урокам. Нам, конечно, тоже не мешало бы готовиться, ведь через три недели заканчивался учебный год. И хотя с начала похода успеваемость в нашем классе повысилась на 30–40 процентов, как сказал на последнем родительском собрании Николай Андреевич, все-таки от нас требовали лучше знать материал. Хотя бы потому, что в основном он состоял из повторяемого. И еще потому, что нет-нет да омрачали наши дневники тройки, а мой корабельный журнал короткие рапорты: «Трехчасовая стоянка по вине механика Саблина» или «Боцман Синицын остановил «Аврору» на час». Правда, списывания на берег у нас давно не было, но непредвиденные остановки отнимали драгоценные мили.
Проглотив бисквитные пирожные, обильно политые приторным кремом ядовито-зеленого и красного цвета, и выпив по стакану компота, мы решили подождать Полосатика на крыльце. Не будем же мы париться в столовой, пока наш новый знакомый съест два гуляша, натуральную глазунью и порцию блинчиков с повидлом!
— Печет, как на экваторе, — кивнул Генка на солнце, — поплавать бы.
— Поплаваем еще на сочинении, — вспомнил я задание по литературе. В голове у меня что-то раздвоилось. Было заманчиво помогать киногруппе — это с одной стороны, а с другой — перед отъездом мамы на ВДНХ я обещал учиться еще лучше. И вот эта-то — другая сторона сейчас начала зудить, как больной зуб. Тем более, артистов пока нет, а приехал какой-то администратор, про которого даже не пишут перед началом кино. Но ведь нас попросил директор совхоза — неудобно его подводить. Хотя ему-то что, он сказал и уехал на сев. Значит, сев для него важнее, чем кино. А у нас выходит наоборот — кино важнее сочинения. Правда, Фаина Ильинична предупредила, что писать мы можем на любую тему, но надо же иметь эту тему, чтобы на нее писать.
Я посмотрел на Синицына — его как будто не волновал предстоящий урок. Он даже мою ехидную реплику о плавании пропустил мимо ушей. Может, он подготовился, выбрал для себя тему, почитал правила?
— Ты о чем будешь писать? — поинтересовался я.
— А ты?
— Не знаю еще, — признался я.
— А я про кино.
— Про какое?
— Про любое. Например, «Баллада о солдате». Я его пять раз смотрел и помню наизусть. Или «Мичман Панин».
— А что про них можно написать? — не понял я.
Генка, как всегда в таких случаях, улыбнулся и разъяснил:
— Напишу, какие фильмы я люблю и почему люблю и почему они помогают мне в учебе.
— Почему же?
— Ну, надо подумать, — неопределенно ответил Синицын. — Должно быть потому, что мне нравится Алеша Скворцов и мичман Панин. Помнишь, как они всем помогали? Алеша — инвалиду и той девчонке, а Панин — революционерам. Я тоже хочу делать что-нибудь полезное. Вот сейчас мы поможем Полосатику.
— Уже помогли: съели его пирожные.
— Ну тебя, я серьезно, — нахмурился боцман.
Молодец Генка, хорошую тему нашел. Может быть, и мне написать про кино. Нет, Фаина Ильинична сразу решит, что боцман списал у меня и снизит ему оценку. Лучше я напишу про наш поход. Генка даже удивился, когда я сказал ему об этом.
— Почему я раньше не придумал?
— Может, поменяемся? — предложил я.
— Нет, — отверг мое предложение Синицын. — Давай писать, как решили. Только ты, если успеешь, проверь мою работу, вдруг там запятых не хватит или, наоборот, лишние будут.
Мы начали подсчитывать с Генкой, сколько баллов сегодня может получить «Аврора». За наше сообщение наверняка два десятка да за три пятерки, которые мы, самое малое, получим у Фаины Ильиничны, — пятнадцать, ну еще можно отличиться по истории. Мы проходим восстание Спартака. Вот это был человек! О нем так интересно написано, что плохо рассказывать просто стыдно…
По нашим скромным подсчетам, «Аврора» продвинется сегодня миль на шестьсот. Значит, мы будем где-то возле моря Лаптевых. А оттуда до Братска, как до райцентра, рукой подать.
— Ну, старики, я в вашем полном распоряжении, — перебил нашу арифметику Константин Иванович.
Мы еще раз осмотрели пустынные улицы поселка и направились к зеленому автобусу.
Наши новые друзья
В школе в этот день только и было разговоров о киногруппе. Все мы ждали от нее чего-то необыкновенного, и, само собой, главными героями были мы с боцманом. Стоило нам выйти на перемене из класса, как возле нас собиралась толпа. Даже семиклассники снизошли до того, что почтительно слушали наши рассказы о том, что нам удалось узнать от Константина Ивановича за день. А капитан футбольной команды пятого «б» Сережка Крымов, узнав о завтрашнем приезде артистов, даже предложил нам отложить календарную встречу на первенство школы до их отъезда.
Наш правый крайний Вовка Грачев согласился, но поставил условие: записать обеим командам по одному очку. Нам все равно терять было нечего — мы уже проиграли двум шестым классам и на первое место в турнирной таблице не претендовали. А Крымову нужна была только победа — только тогда его команда выходит в финал.
— А дырку от сетки не хочешь? — воинственно спросил Сережка. — Тоже мне игрочушки. Приходите завтра в девять утра на стадион. Не забудьте сумку захватить побольше, чтобы голы унести.
В девять? Но как раз в это время обещали приехать артисты. И кто просил Грачева лезть со своими условиями! Сказал же Сережка: после отъезда. Нас это вполне устраивает. А если Дипломата не устраивает, пусть он играет один. Так мы ему и объявили. Вовка, к нашему удивлению, не стал спорить, а сказал:
— Как все, так и я. Только мне хотелось вырвать очко, не сбивая пальцы на ногах.
Мы решили отложить все соревнования до конца киносъемок, а работы на пришкольном участке поручить девчонкам и подшефным октябрятам.
И футбол, и пришкольный участок от нас не уйдут, а киногруппа приедет и уедет — так решила вся мужская половина флотилии, когда вечером в кают-компании капитаны судов подводили итоги похода и за минувший день.
В центре внимания было наше с Генкой донесение о Хомякове и предстоящих киносъемках. И хотя все уже слышали об этом событии, каждый доставал нашу записку из конверта, как будто она была папирусом древних.
Сегодня у «Авроры» был мировой день. Она прошла больше всех, первой вошла в море Лаптевых. Наши подсчеты подтвердились. На двери класса, над силуэтом крейсера, заалела красная звездочка. Дома я сделал короткую запись об этом интересном дне.
«Хорошо, — блаженно потягиваясь в постели, думал я, — что «Аврора» так здорово встречает киногруппу. Константин Иванович пообещал рассказать о нас режиссеру и попросить его снять нас в одном интересном эпизоде. Пусть сначала в эпизоде, а потом увидит, какие мы талантливые, и снимет в главной роли… Как Васек Трубачев или Володя Дубинин! Только бы завтра не подкачать, понравиться артистам и режиссеру, и тогда — порядок. Пусть завтра все будет так, как сегодня — в школе пятерки и четверки, и учителя говорят, что нас подменили, а Хомяков опять скажет, что он от нас в восторге».
На следующее утро в поселок приехало сразу пять автомашин: вчерашний зеленый автобус, два крытых грузовика, газик без тента и новенькая голубая «Волга». Они остановились возле клуба. Кроме меня, Генки и Константина Ивановича, приехавших прибежали встречать почти все мальчишки и девчонки поселка. Были здесь и взрослые. Но все они, кроме нас, стояли возле забора и, конечно, здорово завидовали нам. Лена потом рассказывала, что мы были такими важными, как будто встречали самого Гагарина после его возвращения из космоса.
Хомяков говорил вчера, что приедет вся съемочная группа. Но нам больше всего не терпелось увидеть Машу Дробитову. Если верить администратору, она была старше нас всего на шесть-семь лет. И она даже еще не настоящая артистка, а только студентка, но уже известная во всем мире не меньше, чем американский гроссмейстер Боби Фишер. На кинофестивале в чехословацком городе Карловы Вары фильм с ее участием п