— Я вижу, — сказал он негромко, но все его услышали, потому что сразу замолчали, — моя идея пришлась вам по душе. А раз так, — в путь!
— Как, прямо сейчас? А уроки как же? На чем? — раздалось со всех сторон.
Коля прошелся от окна к двери и обратно. Лицо его сделалось серьезным, а между бровями даже образовалась морщинка. Было видно, что он крепко думает и, наверное, не слышит наших вопросов, а может, совсем забыл про нас. Но Попов отлично все слышал. Он сказал:
— Я, конечно, отвечу на все ваши вопросы, но мне казалось, что вы великие фантасты. Вижу, тут мне не повезло. Вы не только не жюль-верны, но даже не казанцевы. Мы отправимся в дальний путь ни поездом, ни тем более самолетом, ни пешком. Наша крылатая мечта привезет нас в любую точку мира, в том числе и на Братскую ГЭС.
После этих слов класс раскололся. Добрая половина отнеслась к предложению равнодушно, зато вторая, в основном девчонки, — восторженно. Они долго аплодировали.
Я смотрел на Генку. Он не смеялся над девчонками, но и не делал скучающего лица, а достал атлас и начал внимательно изучать карту полушарий. Мне показалось, что Синицын уже куда-то едет. И я не ошибся.
— Слушай, Сень, — наконец толкнул он меня локтем в бок. — Только под клятву.
Я выполнил Генкино приказание, дал клятву — провел указательным пальцем ниже подбородка.
— Давай плюнем на эту детскую игру, — зашептал Генка. — Отправимся с тобой вдвоем. Знаешь куда? На Кубу. Я уже все обдумал.
— А не получится у нас с Кубой так же, как с утятами? — напомнил я Синицыну случай, который произошел с нами не так давно, в прошлую весну.
Тогда накануне сбора дружины Генка отвел меня в сторону и доверительно сказал:
— Давай удивим всех: вырастим больше всех уток и отдадим совхозу.
— Как же мы их вырастим? — удивился я. — Может быть, ты изобрел свой инкубатор?
— Вот именно. У нас на балконе страшная жара. И если яйца положить на солнцепеке и укутать ватным одеялом, утята выведутся раньше, чем в совхозном инкубаторе, — пояснил Генка.
— А ночью, когда солнца нет? — допрашивал я.
Генка хитро сверкнул глазами-бусинами и хлопнул меня по затылку.
— Чудак-человек, забыл, что мы живем в век электричества? Поставим на камни ящик, под него — плитку, и — порядок!
На том мы и порешили. Вечером я забрал дома два десятка утиных яиц и отнес их Синицыну.
Свое дело мы держали в строжайшем секрете. Недели через три я пришел к Генке на балкон и спросил, скоро ли вылупятся утята.
— Скоро, — уверил меня друг, — там уже что-то чернеет.
Он побежал в комнату, чтобы захватить переносную лампочку и увеличительное стекло. А я, перебирая яйца, с замиранием сердца прикладывал их к уху: не бьется ли там утенок? Вдруг запах паленого ударил мне в нос. «Откуда гарь?» — подумал я.
В дверях показался Генка и сразу, как гончая собака, замер на полушаге.
— Разбил, да? — спросил он.
— Ничего я не бил.
— А чем же так воняет?
— Горит что-то.
Генка бросился к ящику и начал выдергивать из-под него старое ватное одеяло. Оно с треском разорвалось пополам, ящик опрокинулся, и яйца, как комки мокрого снега, шлепнулись на пол. От разбитых яиц пахло так, что мы, заткнув носы, убежали в комнату.
Почувствовав запах гари и протухших яиц, соседи выбежали из своих квартир и набросились на нас с бранью.
А утром вся школа знала о нашем злоключении, и каждый считал своим долгом подковырнуть меня и Генку…
— Ты что, оглох, да? — тормошил меня Синицын. — Я тебе говорю, говорю про фрегат, а ты все молчишь и молчишь. Не хочешь со мной, не надо. Я себе другого помощника найду.
— Да подожди ты, — остановил я Генку. — Дай послушать Колю. Что они там решили?
Генка насмешливо скривил обветренные губы и не удостоил меня даже ответом.
Коля Попов, раскрасневшийся, с взлохмаченной прической-канадкой, доказывал ребятам, какую огромную пользу принесет нам путешествие по морю пионерских дел на корабле «Мечта».
Значит, пока я отвлекся, они тут договорились путешествовать на корабле. Это ж грандиозно! Только почему на одном?
— Не годится, — сказал я не совсем то, что хотел. — То есть я тоже «за». Но только давайте не на одном корабле идти, а на трех.
— Почему на трех? — спросил Коля.
— У нас три звена, — разъяснил я, — три экипажа. Будем соревноваться: кто быстрее приедет на великую стройку.
— А что? — поправил свою челку Грачев. — В этом есть что-то такое…
— Ай да Семен! — воскликнул вожатый. — Принимаем это предложение? — спросил он пионеров.
— Поддерживаем!
— Значит, так, — сказал Коля, — вместо одного корабля у нас будет эскадра.
— Из трех кораблей, — иронически заметил Синицын.
— Почему из трех, — спокойно возразил вожатый. — Я думаю, в эту игру включатся и другие классы.
Но с этим мы категорически были не согласны — нам хотелось, чтобы в поход пошел только наш класс. И мы уговорили Колю Попова держать игру в секрете. Остальные классы пусть придумают для себя какое-нибудь другое дело.
Когда договор был заключен, Коля предложил выбрать авторитетную тройку по выработке устава эскадры, дать названия кораблям и наметить маршрут.
В комиссию вошли трое: Коля Попов, которого мы назначили командиром эскадры и тут же присвоили чин адмирала; Генка Синицын, лучший «знаток» истории русского и мирового флота, и я, как самый активный звеньевой.
— Придумайте кораблям имена, — предложил Попов.
— «Мечта»! — выкрикнула Тарелкина.
— Сама ты мечта, — передразнил ее Генка.
— Напрасно смеешься, — вступился за Лену вожатый. — Очень красиво звучит — «Мечта»!
— А я что, я ничего, — передернул угловатыми плечами Синицын. — Только лучше «Аврора».
— Хорошо, — поднялась Света Киреева. — Пусть у них «Аврора», а у нас «Мечта».
— А мы назовем свой корабль «Спутник», — предложил Грачев. И все пионеры третьего звена встали, топнули ногами и подняли правые руки, как делали мушкетеры.
— Прошу принять к сведению маленькую деталь, — ехидно сказал звеньевой. — На нашем корабле установлен атомный реактор.
— Ну и что? — не понял Генка.
— А то, — с превосходством ответил Грачев. — Пока вы свою «Аврору» будете загружать углем, мы без остановок двинемся дальше…
— Нет, так не будет, — сказал Попов. — Без остановок будет двигаться то звено, которое больше других наберет пятерок и четверок, у которого не будет замечаний по поведению… Все это мы оговорим в уставе. Согласны?
— Правильно! — согласились все с вожатым.
— У меня есть предложение, — сказал Коля. — Командирами кораблей назначить звеньевых.
И это предложение приняли без возражений.
Затем начали избирать командный состав экипажей. Механики — люди серьезные и малоразговорчивые. Взять хотя бы совхозного механика Петровича или механика Чижа из фильма «ЧП». Вот почему на эту должность мы утвердили Мишу Саблина. Рулевым единодушно выбрали Лену Тарелкину: она не собьется с правильного курса. А моим помощником и настоящим хозяином экипажа, боцманом крейсера «Аврора» назначили Генку Синицына.
Когда экипажи кораблей были укомплектованы, Коля сказал, чтобы боцманы свистали всех на верхнюю палубу. И тут мы все были удивлены и восхищены дальнозоркостью Синицына. Он снял свой галстук, расстегнул ворот рубашки, и все увидели под ней полосатый треугольник тельняшки. Мы чуть не лопнули от зависти. А Генка, бесконечно гордый и довольный, вышел к первой парте, опустил руку в карман черных расклешенных штанов, и вдруг лицо его вытянулось. Вместе со свистком он достал пачку «Беломора». Синицын совсем забыл, что ему надо было идти в больницу, отнести отцу папиросы. Но все-таки он дал сигнал, а потом обратился к Попову:
— Товарищ адмирал флота, — на полном серьезе произнес новоиспеченный боцман, — разрешите доложить: экипаж крейсера «Аврора» выстроен для большого сбора. А теперь разрешите мне сбегать в больницу.
— Разрешаю.
Уже у двери Генка предупредил меня:
— Я забегу к тебе, кое-что принесу.
Коля сказал, что завтра на мачтах наших кораблей взовьются флаги, и эскадра двинется в поход.
Эскадра снимается с якоря
Оставив меня после уроков, Коля Попов сказал, что в уставе надо отразить цель похода — не только знакомство со стройкой коммунизма, но и борьбу за первое место во Всесоюзной пионерской двухлетке. А сюда, по мнению Коли, входили: учеба — раз, полезные дела — два, интересные находки — три.
— Представляешь, Сеня, как это будет здорово! — взъерошил канадку Попов. — Команда, которой больше выведут хороших отметок, которая больше других сделает находок и полезных дел, — первой войдет в Братск. Корабль разнаряжен всеми флагами расцвечивания, экипаж одет в парадную форму, в порту гремит салют, играет духовой оркестр! Улыбаешься — не веришь, — засмеялся Коля. — Думаешь, я фантазирую. Вот увидишь, будет так. Еще лучше будет. Интереснее!
Потом Коля приказал разработать маршрут эскадры, выдумать награды и наказания.
— Задача ясна? — спросил он, когда я записал его указания в тетрадь. — Вот и давайте с боцманом садитесь и пишите, а я сегодня попробую связаться с кем-нибудь из коротковолновиков Братска и сообщу о вашем решении. Договорились? Действуй!
— Есть, адмирал! — взял я под козырек форменной школьной фуражки и, чеканя шаг, отправился домой.
Не успел я допить компот, как в дверях появилась долговязая фигура. Увидев меня за кухонным, а не за письменным столом, Генка от удовольствия даже заулыбался.
— Сегодня мировой день, — выпалил он. — Во-первых, чудесная погода, во-вторых, у отца не перелом, а только трещина, в-третьих, мама сама сварила обед, и, в-четвертых, я выпросил у дяди Кости, ну знаешь, шофер директорской машины, мичманку.
Генка распахнул пальто и, как факир, таинственно и небрежно извлек повидавшую многое в жизни, просоленную морскими ветрами и волнами черную фуражку с лакированным козырьком, по краям которого уютно расположилась золотистая лавровая гирлянда.