Минут через десять лучи солнца пробили облака и повесили над нами многоцветную радугу. Вместе с облаками она постепенно уплывала к поселку. И вот уже тучи грохотали над крышами поселка, а над опытным полем сияло только что умытое солнышко.
После дождя все почувствовали, что сильно проголодались, и невольно потянулись к лежащему на боку котлу. Желтовато-белесое месиво, которое не так давно было пшенным супом или кашей, вылилось через край на золу и землю, а оставшееся в котле запеклось до цвета пережженного сахара.
— Оставьте мне, — взмолился из своего убежища Синицын, увидев возню около котла.
— Отдайте ему все, — под веселый смех предложил Грачев. — Он больше других пострадал. Миша, отнеси ему котел.
Саблин, как штангист перед ответственным броском, взял дужки котла и поднял его до колен, но, сделав несколько шагов, остановился и попросил:
— Помогите кто-нибудь.
Сначала мы подумали, что Саблин испугался подходить к опасной зоне, но потом я вспомнил: котел-то чугунный, намучился однажды, когда чистил его. Я побежал помогать Мише. На всякий случай предупредил Синицына:
— Ты держи своего волкодава.
Сзади все засмеялись, а мама сказала:
— Сеня, если она вскочит, бросайте котел и бегите сюда.
Генка обнял Леопарда и начал ему что-то говорить, а мы, надрываясь, побежали к ним.
— Это свои, — удерживал собаку Синицын. — Лежи тихо, спокойно. Они несут нам еду.
— Я сейчас возьму гранату, — шептал Миша, — и брошу ее. Ты знаешь, как далеко я бросаю? На сорок метров. Если она там взорвется все равно никого не заденет.
— А если в руках…
Мы поставили котел около Генки и собаки. Тремя глазами они заглянули в него, и горькая обида искривила измученное лицо Синицына.
— Издеваетесь, да? Я сейчас отпущу Леопарда, тогда посмотрю, кто будет смеяться.
В это время Миша нагнулся и схватил гранату. Генка прижался к собаке, а я плюхнулся за котел.
У костра сначала дружно ахнули, а потом закричали, завизжали. Я услышал над собой вздох облегчения. Это Миша, швырнув гранату, присел рядом со мной. Несколько мальчишек побежали к тому месту, куда упала граната, но Фаина Ильинична велела им немедленно вернуться.
Наконец-то все наши мучения кончились, и мы можем спокойно доедать то, что еще осталось от обеда. А осталось немало: хлеб, соль, лук и полведра дождевой воды.
Обед прошел так, как еще ни разу не проходил в лагере. Хлеб, посыпанный солью, и кружочки лука прямо таяли во рту, как шоколадные конфеты. Во время этого пиршества Света Киреева, теперь звонко смеясь, рассказала, что произошло у костра. Генка, желая продолжить обучение собаки, без конца бросал дубовый чурбачок далеко в степь и просил Леопарда принести его назад. Но собака то ли не понимала, чего от нее хочет этот черноглазый мальчишка, то ли у нее не было настроения, только она почему-то предпочитала бежать к костру. Там уже закипал пшенный суп, а печеная картошка издавала такой запах, что невольно текли слюнки.
— Ты сначала бросай ближе, — посоветовали ему девочки, — становись на четвереньки и покажи, как надо искать.
Генка поворчал насчет своих познаний в обучении собак, но послушался. Наконец Леопард понял, чего от него требует хозяин. Он с радостью бежал за летящим чурбаком, хватал его и возвращался к такому же радостному Синицыну.
Постепенно Генка стал бросать чурбак все дальше и дальше.
Потом Синицыну надоело это и он, усталый, сел возле костра, поправляя поленья. В то время, когда Света хотела снять котел с огня, чтобы дуршлагом собрать серую накипь, к костру прибежала собака, из ее пасти прямо к тлеющим поленьям вывалилась ржавая труба с деревянной ручкой, точь-в-точь такая, как у нас в физзале. Генка поглядел на предмет широченными глазами и, крикнув: «спасайся, взорвется!» — вскочил как ужаленный; Светка бросила котел, огонь угрожающе зашипел, все кинулись врассыпную, и собака, схватив свой груз, стала гоняться за Генкой.
— А может быть, она действительно учебная, — вытирая влажные от смеха глаза, предположила Фаина Ильинична. — Ты не заметил, Миша?
— Не заметил, — признался Саблин. — Только она показалась мне очень легкой.
— Это после котла.
— Со страху.
Пойти проверить догадку нашлось немало охотников. Но учительница не разрешила.
— Приедет Федор Федорович, мы его попросим, а сейчас — все за работу. А ты, Синицын, лучше отведи свою псину домой. Смотри, она еще чего-нибудь разыщет.
Но Генка не спешил увести собаку. Он прошелся от поля до дороги несколько раз. Иногда нагибался, чего-то разыскивая. Потом подошел к нам с Грачевым и спросил:
— А у коммунаров были гранаты?
— У каких коммунаров? — заинтересовался Грачев.
— Которые тут жили давно.
— А, это у тех, о которых ты написал донесение. Это интересно, я думаю, тебя разыграли и милиционер, и твой отец. О них бы знали, помнили, написали книжку…
— Так вот, — перебил его Синицын. — Если это ихняя граната, значит, они никуда не уехали, а вели здесь последний бой… — задумчиво сказал Синицын. — Тогда нам легче будет разыскивать или братскую могилу, или где они сидели. Давайте завтра приедем сюда, обшарим каждый бугорок. И если найдем какие-нибудь следы, будем искать тех, кто их знал и еще помнит.
— Завтра у нас репетиция концерта, — разочарованно произнес Грачев.
— Ну не у всех же.
— А у нас ремонт, — подсказал я. — Надо его закончить.
— Ну ладно, — согласился с нашими уважительными причинами Генка. — Тогда я один.
— Опять один? — обиделся Грачев. — Так у тебя и остались боцманские замашки. Потерпи до вторника, пойдем всем отрядом.
— Верно, Генка, — поддержал я Грачева. — Завтра лучше приходи на ремонт или обучай своего Леопарда, а после мы уговорим Фаину Ильиничну организовать поход в Старый хутор, где жили коммунары.
По следам коммунаров
Ни завтра, ни послезавтра Генка не появился в нашем лагере. Я сгорал от любопытства, гадая, где он пропадал эти дни, но идти к нему домой не хотел, чтобы не подвести его еще раз. Он тоже оказался порядочным поросенком и не нашел времени забежать ко мне на минутку рассказать об успехах своего воспитанника Леопарда.
Вовка Грачев все эти дни уговаривал Фаину Ильиничну идти искать следы былых сражений в степи около опытного поля или в Старом хуторе. Но после того, как Генкин отец, в тот же вечер сказал, что граната невсамделишная и никакого интереса совершенно не представляет для нас, ходить в степь не было смысла. В Старый хутор можно было бы сходить, но там давным-давно никто не живет и, кроме развалин и нескольких фруктовых деревьев да тополей, ничего нет.
А что могут рассказать пустыри? По-моему, ничего. Другое дело, когда археологи приходят на курган и начинают там раскопки. Вот, например, в прошлом году я прочитал в «Пионерской правде» заметку о раскопках на развалинах столицы Золотой орды города Сарай-Берке. Так там это дело возглавили ученые из Ленинграда и Казани. Они почти всю жизнь посвятили истории столицы грозных и могучих завоевателей. Вот им земля раскрыла свои тайны. Они нашли там мастерские ремесленников, кварталы рабов, дворцы ханов и визирей, различную домашнюю утварь, украшения, монеты разных государств, оружие, места захоронения.
А мы что можем найти в Старом хуторе? Нет, надо сначала все разузнать, а тогда уже браться за раскопки. Кажется, Вовка согласился со мной, но у него было законное сомнение, что поиски мы сможем начать только после уборки урожая.
— Вот увидишь, — говорил он, поправляя свой светлый чубчик. — Журавлев пошлет всех нас собирать колоски на опытном поле. Или на ток провеивать зерно, или на плантацию.
— Прямо уж, всех, — не соглашался я, хотя в душе тоже боялся такого поворота событий. Чем же этот год лучше прежних? Скажет надо — и точка. Вон с жуком-кузькой до самой темноты воевали, пока весь мамин участок не очистили. А самолеты только вчера вечером прилетели. Кое-кто из ребят говорил, что мы зря только надрывались, но мама сказала, что мы спасли за эти сутки не меньше центнера дорогих зерен.
Чтобы опередить Журавлева, мы решили уговорить Фаину Ильиничну начать поход красных следопытов завтра. Но учительница не согласилась. Она сказала:
— С меня достаточно гранаты… Приедет Петр Петрович, с ним и начинайте свой поход.
Петр Петрович — это наш учитель истории. Он сейчас был в санатории. Обычно на все наши затеи он отвечал насмешкой и советовал нам хотя бы как следует знать то, что написано в учебниках. В школе у нас были кружки: литературно-драматический, который вела Фаина Ильинична, математический, им руководила Александра Михайловна, юннатов — в нем днем и ночью можно было застать ботаничку Анну Семеновну, всякие спортивные секции, а вот исторического не было. И не потому, что среди ребят не находились желающие записаться, а только по одной причине: Петр Петрович был вечно занят то подготовкой к урокам, то достройкой своего дома, то косьбой сена для своей коровы, а то болел.
Сегодня к вечеру мы закончили покраску парт и классных досок, подправили ободранные кое-где панели, девочки протерли стекла на портретах великих писателей и ученых. Словом, программу общественных поручений, или, как говорил директор школы Николай Андреевич, программу политехнизации, мы выполнили.
Мы собрались во дворе и стали думать, чем займемся после ремонта. Ну, артисты, ясное дело, будут готовить концерт, с которым поедут по бригадам и полевым станам, юннаты привяжутся к своим делянкам, а мы? По холодку можно погонять футбол, вечером сыграть партию, другую в шахматы, побросать в корзину мяч… Но все это можно делать и без лагеря, куда нас загнали по решению родительского комитета на все лето.
— А плантацию, а сад ты забыл? — напомнила Лена Тарелкина. — Тебе там будут и шахматы и футбол.
Я сказал, что, если мы найдем себе какое-нибудь интересное и полезное дело, нас не заставят каждый день работать на совхоз. Я считал таким делом поиски могилы первых коммунаров.