— И не надо, не заплачу.
Утром Генка не пришел к нам. Встретились мы перед уроками. Генка устало сел за парту и спросил:
— На каком километре они там встретились?
Я, конечно, сразу догадался, о чем вопрос, но сделал наивное лицо.
— Кто встретился?
— Да эти, велосипедист и пешеход, — нетерпеливо начал листать тетрадку боцман. — У меня что-то с ответом не сходится. Там написано — на двадцать четвертом километре, а у меня получается — на сорок восьмом. Может, в задачнике ошибка?
Я пожал плечами. Может быть. Но у меня цифра сошлась с ответом.
Тут Генка допустил свою главную ошибку: вместо того, чтобы честно попросить мою тетрадь, он сказал:
— Подогнать под ответ легче легкого.
— Вот оно что, — усмехнулся я, обиженный его репликой. — Ну, подгони ты.
Генка повернулся к Саблину и попросил у него тетрадь, но тот сам переписывал решение из чужой. Синицын подошел к Тарелкиной, что-то шепнул ей на ухо. Лена опасливо посмотрела на Кирееву, потом на Генку и ответила:
— Это нечестно, Гена.
— Подумаешь, какая честная. Я же не списывать прошу, а только проверить.
— Давай свою тетрадку, я посмотрю и тогда скажу тебе.
— Подумаешь, Софья Ковалевская, — фыркнул Генка, пряча свою тетрадь за спину.
Пока Синицын спорил с Тарелкиной, в класс вошла Александра Михайловна и, поздоровавшись, пригласила Генку к доске.
— Сейчас быстренько проверим домашнее задание, а потом приступим к новой теме. Расскажи, Синицын, как ты решил 426-ю задачу.
— Это какую? — вытянул шею Генка, кося черным глазом в мою сторону.
— 426-ю, — повторила учительница.
— Это про что там? — спросил Генка, открывая свою тетрадь.
— Тарелкина, — подняла учительница Лену, — напомни ему.
— Из пункта А в пункт Б, — быстро заговорила Лена, — вышел почтальон, а навстречу ему из пункта Б в пункт А двигался почтальон на велосипеде…
— Вспомнил, — перебил ее Синицын.
— Вот и прекрасно. Рассказывай.
Генка повернулся к доске, взял мел и начал вычерчивать на темном линолеуме линию, которая очень напоминала море во время легкого шторма.
— Значит, так, — сопровождал он свое черчение рассказом. — Вот из этого пункта А в пункт Б, который и нарисовал здесь, вышел почтальон. А навстречу ему…
— Не пересказывай содержание, — остановила его Александра Михайловна, — расскажи, как ты решил ее.
Генка засунул тетрадь в карман широких штанов и сказал:
— Я решал ее двумя способами: умножением и делением.
Класс негромко, но дружно хихикнул. Учительница внимательно посмотрела на Генку, а тот впился взглядом в меня.
— Вот даже как? — проявила искренний интерес учительница. — Ну и что же у тебя получилось?
— Да что получилось. Известно, что. Тот, кто на велосипеде, быстрее доехал, а тот, кто пешком, — опоздал, — довольно точно определил Синицын под смех всего класса. — А что, не так? — удивился Генка. — Вот если бы оба были на велосипедах или еще лучше на мотоциклах…
Мы уже лежали на партах и потихонечку стукались головами о черные доски.
— Синицын, ты решил задачу? — чуть-чуть повысила голос математичка.
— Какую?
— 426-ю.
— Эту самую?
— Да, эту самую.
— Так я же вам про нее рассказываю.
— На каком километре дни встретились?
— У меня на 48-ом, а в задачнике на 24-ом.
— Выходит, у тебя пешеход двигался быстрее велосипедиста, — все еще пыталась сохранить внешнее спокойствие Александра Михайловна.
— А что? — округлил глаза боцман. — Коля Попов говорил, что спринтеры знаете как дают! За ними ни один велосипедист не угонится.
— Про спринтеров ты на уроке физкультуры доложишь, а я тебя о задаче спрашиваю.
Александра Михайловна уже начинала выходить из себя: она громко захлопнула журнал и бросила на стол авторучку. Ей было ясно, что Синицын не подготовил домашнее задание, но она хотела, чтобы он сам честно признался в этом. Другие учителя не ждут признаний. Не отвечаешь — получи двойку или кол. Математичка же не любила ставить нам плохие оценки. Она всегда старалась помочь ученику ответить хотя бы на тройку. Даже если ученик не подготовил урока, Александра Михайловна терпеливо объясняла, как и что надо сделать. И если провинившийся говорил, что ему стало все ясно и он хоть сейчас готов решить пример или задачу, учительница довольно улыбалась и ставила в журнале жирную точку.
По-моему, Генке надо было честно признаться, что у него ничего не получилось, тогда все пошло бы иначе, то есть так, как сходило сотни раз.
Но Синицын продолжал дурачиться до тех пор, пока Александра Михайловна не сказала ему, что скоро в город приезжает цирк и там свободно место клоуна.
Мы уже не смеялись. Нам было стыдно за Синицына. Ну зачем он так? У меня даже руки зачесалась: так хотелось дать ему по шее. А Тарелкина не выдержала и крикнула:
— Лентяй ты, Синицын. И совести у тебя нет.
Ее тут же поддержал Грачев:
— А еще слово адмиралу давал.
— Так я же насчет макулатуры обещал.
— Брось прикидываться, Генка, — не вытерпел Саблин.
Учительница поднялась и попросила прекратить перепалку. Она с сожалением посмотрела на часы и сказала, что объяснить нового материала не успеет, но завтра будет спрашивать.
На перемене все звено окружило Синицына.
— Долго ты будешь тянуть нас назад? — накинулась на него Лена. — Оставим тебя после уроков и заставим делать домашнее задание.
— Верно, — согласился я с Тарелкиной. — А то он меня одного не слушается.
— Сеня, — поклялся Генка, — с новой четверти буду слушаться. Даю слово.
— Твое слово, что ветер, — рассудительно заметила Киреева.
Генка поднял руку над головой:
— Даю честное пионерское.
— Но чтоб в последний раз, — сжалилась Тарелкина.
Как только мы остались вдвоем с Генкой, он сказал:
— Какой бы нам бой дать мелюзге? Ты ничего не придумал? Может, устроим штурм Сапун-горы?
— Что за Сапун-гора?
Боцман хихикнул:
— Темнота. Под Севастополем есть такая.
— Там Малахов курган.
— И Сапун-гора. Я вчера книжку читал. Знаешь, какая интересная! Враги укрепили ту гору, а наши штурмом вышибли их оттуда. Давай сделаем четвероклашек белыми, а сами будем красными, пойдем штурмом на гору. Вот надаем им по шеям! И все будет законно.
— А умнее ничего нельзя придумать?
— Не подходит? — не обиделся Синицын. — Ладно, подумаю еще.
Он так задумался на уроке истории, что не смог повторить ни одного предложения, и учитель заставил его дослушать объяснение возле доски.
На последнем уроке Генка вдруг стукнул меня что есть силы между лопаток. Я крякнул. Фаина Ильинична решила выпроводить нас из класса.
Генка, как мне показалось, с радостью побежал к двери, попросив:
— Захвати тетрадь и карандаш.
Услышав это, учительница сказала:
— Пусть он один проветрится. Сядь, Морозов.
Я стоял в нерешительности, переводя взгляд от двери к учительнице и обратно, пока не услышал ехидную реплику Грачева:
— Отпустите его, Фаина Ильинична. У них закон такой: товарищ за товарища…
Класс засмеялся, а Фаина Ильинична удивленно подняла брови и спросила:
— Ты не хочешь присутствовать на уроке?
— Хочу.
— Тогда садись.
Но разве можно слушать урок, когда за дверью твой друг и не просто проветривается, а ходит с идеей и, чего доброго, не дождется тебя, убежит к отцу в больницу?
Однако Генка не убежал, он мужественно прятался от директора и учителей, ожидая звонка, за большим шкафом пионерской комнаты.
Когда Фаина Ильинична вышла из класса, Синицын подошел к парте и начал быстро собирать свой портфель. Он, конечно, знал, что сейчас его начнут снова прорабатывать. Чтобы не дожидаться этого, Генка, бодрясь, бросил:
— Опять к отцу опоздал.
— Нет, ты скажи, Синицын, — стала за его спиной Тарелкина, — тебе не стыдно? Ведь только что, три часа назад, ты обещал!
Генка виновато взглянул на нее. Если бы он так смотрел на меня, я бы сразу понял: ему стыдно. Но Ленке этот взгляд ничего не сказал, и она продолжала допытываться:
— Не стыдно, да?
Генка защелкнул замок портфеля и ответил:
— Понимаешь, Лена, я не нарочно. У меня идея появилась.
— От твоих идей наша «Аврора» не вперед, а назад едет, — сердито произнес Миша Саблин.
— Не едет, a идет, — уточнил Генка с превосходством старого морского волка. — Честное пионерское, у меня идея! Эти хвастуны будут разбиты в пух и прах! Сказать?
— Скажи! — загудело звено, столпившись возле нас.
Генка сел на парту, положил на колени портфель, достал оттуда тетрадь по арифметике и карандаш.
— Дадим им морской бой!
— Настоящий!
— Настоящий!
— Как это?
— А вот как. На листке в клетку ставим свою эскадру — один линкор на 4 клетки, два крейсера по три клетки, три эсминца — по две и пять канонерок но одной клеточке. По вертикали ставим цифры 1, 2, 3, и так далее до 10, а по горизонтали — буквы от А до К. Ясно? И — грянул бой, Синопский бой!
(Говоря это, Генка торопливо чертил прямоугольники различной величины. Когда он расставил эскадру в разных клетках листа, мы пришли в неописуемый восторг и начали наперебой хвалить светлую Генкину голову. Боцман попросил Тарелкину отвернуться и назвать любую букву и цифру, как при отгадывании кроссворда по вертикали и горизонтали. Лена назвала 6 на К. Синицын провел карандашом, и лицо его приобрело торжественное выражение.
— Мимо! Давайте прорепетируем! — скомандовал он.
Звено разбилось на две эскадры: синюю и красную. Не прошло и десяти минут, а класс уже гудел от возгласов — одни были радостные, другие — не очень.
Нам с Генкой везло. Так и должно быть, ведь у нас была красная эскадра! Почти каждый наш залп попадал в цель. Тонули в пучине морских волн неприятельские корабли. Каждое потопление вызывало радостный крик «ура!», а редкие промахи не менее боевое «эх!».
Когда Генка вывел из строя еще один торпедный катер синих, я не удержался и сказал: