— Патрикий, ты убедил меня, что для блага Руси и Нового Рима им надобно жить в мире, — сказал Игорь. — И если сегодня я стою у рубежей империи и готов ступить на её землю, виной тому твой император, нарушивший стародавний договор с моим предшественником, князем Олегом. Новый Рим желает мира — он получит его, подтвердив действие договора с князем Олегом и выполнив требование, предъявленное им империи при заключении этого договора.
— От имени императора заявляю, что прежний договор империи с князем Олегом будет подтверждён, и Русь снова станет другом и союзником Нового Рима, — напыщенно произнёс Варда.
— Ты забыл упомянуть ещё об одном — о выполнении требования, связанного с подписанием договора, — напомнил Игорь.
— Требования? — На лице патрикия появилось удивление, хотя глаза по-прежнему смотрели холодно и внимательно. — О каких требованиях может идти речь при заключении договора о дружбе?
— О тех, которые подводят черту под событиями, предшествующими заключению договора о мире и дружбе. Прежде чем стать друзьями, надобно покончить с войной, на которую Новый Рим толкнул Русь. Вначале империя уплатит мне дань, как князю Олегу, а затем получит нужный ей договор о мире и дружбе.
— Но князь Олег стоял у стен Константинополя, и город был бессилен оказать ему сопротивление. В отличие от него ты, великий князь, даже не переступил Дуная и не выиграл у империи ни одного, даже мелкого сражения.
— Патрикий, если империя вынуждена просить у меня мира на Дунае, значит, она осознала своё бессилие перед русским воинством раньше, чем оно подступило к её стольному граду. А выигранных у Византии сражений за мной не числится потому, что их ещё не было и вряд ли они будут, поскольку империя не имеет войск, способных вступить со мной в бой на равных. Если твой император желает, чтобы я пожаловал за данью по трупам его легионеров под стены Царьграда, я свершу это. Но предупреждаю, что тогда дань, которую придётся уплатить Новому Риму за мирный договор, будет несоизмеримо большей, нежели сейчас. Ибо в этом случае империи предстоит платить дань не только на тех русских дружинников, что сгорели от «греческого огня» и сгинули в морской пучине во время моего первого похода на Новый Рим, но и на тех, кто сложит головы и получит увечья в боях на предстоящем им пути к Царьграду от Дуная.
— Ты хочешь получить дань на воинов, которые три года назад погибли при отражении твоего морского набега на Константинополь? — искренне удивился Варда. — Но какое отношение твоё тогдашнее поражение имеет к сегодняшней войне, которую мой миролюбивый император желает всеми силами не допустить?
— Патрикий, ты совершаешь большую ошибку, рассматривая мой давнишний морской поход и сегодняшний приход русских войск на Дунай независимо друг от друга. Для Руси война с империей началась в день, когда та нарушила заключённый с князем Олегом договор и принялась чинить ей кривды. Три года назад состоялась проба сил, явившая могущество Византии на море и слабость на сухопутье, а сейчас Русь всей своей мощью готова нанести империи решительный удар, дабы отучить её свысока относиться к Руси и по собственному усмотрению отказываться от имеющихся с ней договоров. Поэтому императору придётся уплатить дань за жертвы всего времени войны Руси с Византией, а не того краткого срока, что потребовался для перехода моих войск от Киева до Дуная и плавания флота с Днепра до Болгарского побережья.
— Мой император несказанно щедр и всей душой стремится к миру с Русью. Смею думать, что он пойдёт тебе навстречу, великий князь, и ты получишь требуемую дань. Тем более что мой император великий человеколюб и будет счастлив оказать частью своей дани помощь вдовам и детям погибших русских воинов, что станет свидетельством искренности его желания жить в мире и согласии с Русью.
— Человеколюбие твоего императора похвально, — усмехнулся Игорь. — Теперь скажи, когда и где Новый Рим намерен подписать со мной договор о мире и дружбе?
— Подписать договор с тобой? Значит, ты решил не подтверждать действие прежнего договора с князем Олегом, а заключить новый? — уточнил Варда.
— Да, патрикий. Сегодня Русью правит не князь Олег, а я, великий князь Игорь, и дружбу между ней и Новым Римом я вижу несколько иначе, чем мой предшественник. Я твёрдо убеждён, что в договор должны быть включены статьи, которых раньше не было. Русь не собирается требовать для себя льгот или особых условий торговли, она лишь желает, чтобы на её пребывающих на византийской земле людей распространялись те положения закона, которые вы именуете частным международным правом. Например, чтобы тяжбы русичей между собой разрешались по русским законам и обычаям, а в тяжбах русичей с ромеями обе стороны были равноправны. Это действительно будет новый договор, и заключать его от имени Руси должен её сегодняшний великий князь.
— Работа над новым договором потребует намного больше времени, чем простое подтверждение действия прежнего, — сказал Варда. — Вряд ли ошибусь, если предположу, что она потребует несколько лет. Кстати, договор с князем Олегом был подписан через четыре года после осады им Константинополя.
Игорь не сомневался, что услышит именно такой ответ. Он помнил, как Византия под всевозможными предлогами оттягивала подписание договора с князем Олегом, и был уверен, что точно так она постарается поступить и с ним. Ведь за время, пока якобы будет вестись работа над подготовкой договора, в самой Руси либо вокруг неё может случиться всякое, в том числе события, которые позволят империи отказаться от заключения нового договора и соблюдения старого. Но Игорь не собирался идти на поводу у императора — победителем был он, и Новый Рим почувствует это!
— Патрикий, ты путаешь две вещи: разработку нового договора и дополнение несколькими статьями уже существующего, — сказал он. — Я намерен заключить договор в следующем году, а если имперские чиновники не успеют закончить работу над ним к этому сроку, я приду с войском под стены Царьграда, чтобы поторопить их. Передай это императору.
— Обязательно передам, великий князь, — пообещал Варда. — Зная миролюбие моего императора, скажу, что и в этом твоём желании он может уступить.
— Я был уверен в этом, — улыбнулся Игорь. — Осталось только узнать, где твой миролюбивый император собирается заключать договор.
— Конечно, в столице Нового Рима — граде святого Константина. Прекрасном городе, к которому вы, русы, всегда приходите с войной, а уходите с миром.
— Хорошо, пусть будет так. Но прежде император пришлёт в стольный град Руси посольство с этим договором, и я от имени Руси дам клятву, что стану блюсти его. После этого уже моё посольство отправится в Царьград, чтобы услышать такую же клятву, данную Христу, от твоего императора.
— Великий князь, ты хочешь слишком многого. Мой император готов пойти тебе на многие уступки, однако не на все. Ты требуешь удовлетворения своих пожеланий так, словно уже выиграл войну, которая ещё не начиналась. Ты стоишь на пороге империи, а ведёшь себя, будто поставил её на колени.
— Мои требования кажутся империи чрезмерными? Возможно, это потому, что мои войска действительно только подошли к границам Нового Рима, не переступили их. Я готов исправить это упущение и повторить свои условия мира под стенами Царьграда. Но тогда императору придётся выслушать и требования болгар и угров, которые согласны стать моими союзниками и примкнуть к моему войску, когда оно окажется на той стороне Дуная. Пусть император учтёт это и хорошенько подумает, принять мои условия мира или отклонить.
— Мой император превыше всего ценит мир с соседями и благополучие своих подданных. Поэтому возьму на себя смелость заявить, что ради дружбы с Русью он готов выполнить все перечисленные тобой, великий князь, условия и пожелания.
— Рад слышать это, патрикий. Прибавь к добродетелям своего императора, о которых ты так любишь распространиться, и его благоразумие. Благодаря ему нам с тобой удалось решить самое главное, а об остальном будешь говорить с моими боярами и воеводами. Был рад нашей встрече уже не на поле брани, а на переговорах о мире и надеюсь увидеть тебя при заключении договора о дружбе Нового Рима с Русью...
Расставшись с Вардой, Игорь не захотел ни остаться с воеводами, ни отправиться в свой шатёр, где ему непременно стали бы докучать различными делами. Он не желал ни видеть, ни слышать никого, даже ближайших соратников! Пусть считают, что его распирает от гордости за только что пережитые минуты, когда он заставил императора могущественной Византии принять все до единого свои условия мирного договора с Русью, и что великий князь хочет насладиться торжеством наедине с собой, не делясь им с кем-либо. Как они ошибаются! Игорь хочет остаться сам с собой не для того, чтобы петь себе хвалебные песни и тешить самолюбие, а чтобы поразмышлять о делах, не менее важных для него и державы, нежели только что завершившийся поход. А это такие дела, о которых он не может говорить ни с кем, кроме оставшейся в Киеве Ольги.
Рождение княжича Святослава сблизило их, способствовало появлению общих интересов и целей, связанных с воспитанием и заботами о будущем своего наследника. Отдавая отчёт, что уже не молоды, а жизнь полна непредвиденных случайностей, понимая, что стол великих киевских князей слишком лакомый кусок, в борьбе за который, не стань Игоря, претенденты на него из князей земель и воевод вряд ли остановились бы перед насильственным устранением от власти и даже лишением жизни малолетнего Святослава, Игорь и Ольга стремились сообща предусмотреть всё, чтобы великокняжеская власть осталась в руках Рюриковича. Приняв христианство и родив княжича, Ольга очень изменилась: почти перестала интересоваться державными делами, в общении с людьми стала покладистее, мягче, чаще других в её разговорах звучали слова «Святослав» и «княжич», основная часть забот была связана с сыном. Игорь воспринимал эту перемену как само собой разумеющееся: главное предназначение любой женщины, именуйся она великой княгиней или простой селянкой, — быть матерью, продолжательницей рода, и ежели у неё нет детей, женщина вынуждена заменить заботу о них другими занятиями, дабы не чувствовать одино