Именно для себя, поскольку княжичу, сыну их друга и побратима Игоря, они будут преданы так же, как его отцу. А вот с Ольгой дело может обстоять иначе. Желая воспитать Святослава не только смелым и бесстрашным воином-русичем, но и честным, справедливым человеком и зная о неблаговидных поступках Ольги, способной ради достижения своекорыстных целей забыть о дружбе и обыкновенной порядочности, они в случае смерти Игоря могли воспротивиться передаче его власти Ольге. Для этого воеводам не требовалось ничего изобретать — история Руси и сопредельных с ней славянских народов знала немало случаев, когда вдовая великая княгиня оставалась при малолетнем сыне-наследнике его матерью-воспитательницей, а власть великого князя до совершеннолетия княжича переходила кому-либо из мужчин-родственников, при отсутствии же таковых к группе бояр или воевод. Разве сам Игорь не был воспитан после гибели отца Рюрика братом своей матери Олегом, который обладал всей властью великого князя даже после его совершеннолетия? Так почему нечто схожее не может произойти после смерти Игоря при малолетнем Святославе?
Разве исключено, что ей будет отведено только место матери, правда, с сохранением звания великой княгини и нынешнего количества служанок и мамок при княжиче, а державная власть перейдёт к кому-либо из наиболее уважаемых в дружине воевод, например, Ратибору или Асмусу? Или, дабы избежать возможных распрей и междоусобицы и не допустить непомерного возрастания власти одного человека, Русью станут править несколько воевод, допустим, Ратибор, Асмус, Свенельд или те же Микула, Олег, Рогдай, у которых врагов в дружине гораздо меньше.
Однако избавиться от друзей Игоря оказалось намного сложней, чем от Свенельда и полоцкого князя Люта. Поскольку Ольга не могла открыть Игорю истинной причины своего желания отправить Микулу с Рогдаем под сарацинские сабли, ей пришлось изыскивать убедительный в глазах мужа предлог, и Ольга его нашла: чтобы Олег, Свенельд и Эрик, в чьих жилах текла варяжская кровь, не могли вступить в сговор и, преследуя собственную выгоду, нанести ущерб Руси на Кавказе, им надобно противопоставить верных великому князю русских воевод. А кто мог быть ему преданнее, чем Микула и Рогдай? Эти доводы оказались Игорю понятны, и тройка друзей-воевод в полном составе должна была отправиться на Кавказ.
Вчера гонец доставил ей вести от Игоря: печенежский хан со всей ордой переправился через Дунай и напал на болгар, а совместное русско-варяжское войско во главе с воеводами Олегом и Свенельдом выступило в поход на Кавказ. На вопрос Ольги, когда ей ждать в Киеве мужа и прибудут ли с ним воеводы Микула и Рогдай, гонец ответил, что великий князь с оставшимся войском тронется в обратный путь на Русь через двое-трое суток, а воеводы Микула и Рогдай командуют русской частью посланного на Кавказ войска. Значит, Игорь неукоснительно следовал принятому им с Ольгой плану. Скорей бы он возвращался в Киев, чтобы она, передав ему заботы и хлопоты о сегодняшнем дне, могла целиком сосредоточиться на более важном деле — готовить почву для того, чтобы и завтра, и послезавтра, и до скончания веков верховная власть на Русской земле принадлежала только роду Рюриков.
14
— Глеб, ты? — притворно удивился Микула, хотя сразу узнал своего соратника по прежнему Хвалынскому походу и устроителя его недавних переговоров с посланцами аланов и лазгов.
— Я, воевода, — откликнулся невысокий худощавый человек с аккуратной бородкой на загоревшем до черноты узком лице. — Неужто я так изменился с прошлой нашей встречи, что меня трудно признать?
— Все мы изменились за год, — ответил Микула. — А коли это ты, давай обнимемся после разлуки.
Микула обхватил Глеба обеими руками, легко оторвал от земли, прижал к груди так, что у того слетела с головы высокая лохматая шапка. Трижды расцеловавшись с другом, воевода опустил его на землю, поправил сбившийся набок шлем.
— Ну и силён ты, воевода, словно ваш русский медведь, — сказал Глеб, поднимая с земли шапку и засовывая за широкий пояс пустой левый рукав своего полосатого халата. — Только в деле, на которое мы с тобой сегодня собрались, одной силушки мало, к ней умная голова нужна.
— Знаю, Глеб. Потому и не пошёл, как другие воеводы и ярл Эрик, на пиршество к аланскому и лазгскому воеводам, а разыскал тебя. Почему-то верил, что судьба сведёт нас и в этом походе, тем более что мы оба стояли у его истоков.
— Нас свела не судьба, а атаман Казак, — лукаво усмехнулся Глеб. — Как только ваши ладьи вошли в Кубань, молва об этом тут же докатилась до Хазарии и заставила купцов насторожиться. Когда же ваше войско высадилось на сушу и направилось к Хвалынскому морю, в Итиль-келе и на всём Хвалынском побережье началась паника, там до сих пор не забыли вашего прошлого нашествия. Вы были ещё на полпути к морю, а купеческие суда уже прекратили по нему плавать, вьючные караваны начали следовать в Хазарию не по кавказскому берегу через Дербент, а окружной дорогой по азиатскому берегу Хвалынского моря. А раз число караванов уменьшилось, сократилась и добыча атамана Казака. Чтобы люди не бездельничали, он сотню казаков под моим началом отправил к тебе, полагая, что добра на Кавказе хватит и на него.
— Спасибо атаману за помощь, — сказал Микула. — От его сотни казаков проку будет больше, чем от трёх с лишним тысяч аланов и лазгов, набившихся нам в союзники. Сам знаешь, что связаться с этим полуразбойничьим воинством пришлось потому, что к морю надобно идти через их земли[66], и лучше водить с аланами и лазгами дружбу, чем иметь их врагами и пробиваться к морю с боями, теряя людей ещё на подходах к Куре. Но ещё больше благодарен я атаману за то, что он прислал ко мне тебя. Как, умная головушка, поговорим сейчас или позже, если ты не готов к разговору?
— Я готов к нему, а откладывать нашу беседу не в твоих интересах, Микула. У вас, русичей, в этом походе свои цели, у аланов и лазгов — свои, и они сейчас за пиршественным столом склоняют ваших воевод делать в походе то, что выгодно им, а не Руси. Ссориться с ними не нужно и, соглашаясь с их именем на словах, надобно втайне от них вершить то, для чего великий князь Игорь отправил на Кавказ свои войска. А чтобы перехитрить аланских и лазгских воевод, одинаково поднаторевших в воинском деле и вероломстве, главный воевода Олег должен знать обо всём, что творится на Кавказе и рядом с его войском, не из уст аланов и лазгов, а от верного ему человека. Я не знаком с главным воеводой, но слышал, что ты его лучший друг, поэтому всё, что я хотел бы передать ему, я стану сообщать тебе. Что интересует главного воеводу в первую очередь?
— Всё. Начиная с того, как воспринято наше появление на Хвалынском море обитателями его побережья, против кого, по их мнению, направлен поход, и кончая тем, что сейчас происходит в Арране и не догадываются ли там, что мы пожаловали в гости именно к ним.
— Твоего главного воеводу действительно интересует всё, — улыбнулся Глеб. — Но это всё и является тем, без чего даже безукоризненно подготовленный поход обречён на неудачу. Задавай вопросы, Микула, а я постараюсь ответить на них.
— Знает или догадывается кто-либо о цели нашего похода? Конечно, я не имею в виду наших воевод и военачальников аланов и лазгов. Мелькало ли хоть раз в разговорах и слухах, связанных с нашим прибытием на Хвалынское море, название Аррана или его столицы?
— О цели вашего похода ходит много слухов и домыслов, и в них чаще всего звучит Итиль-кел. Это понятно. Во время прошлого похода на Каспий хазары нанесли вашему возвращавшемуся домой войску подлый удар в спину, и сейчас вы явились, чтобы отомстить за это. Ваше войско не столь велико, чтобы одолеть в степи хазарскую конницу, поэтому вы построите ладьи и отправитесь к столице Хазарии вначале морем, затем по Итиль-реке. А в сражениях на воде и на городских улицах вам не страшна никакая конница, выступи против вас хоть вся Дикая степь. Но иногда целью вашего похода называют и захват Дербента. Предпринятая великим князем в прошлом походе разведка окрестностей крепости не осталась тайной для гарнизона, и сейчас там считают, что на этот раз русы и викинги явились для его штурма. В Дербент спешно доставляется продовольствие, пригоняется скот, подтягиваются подкрепления. Ну а купцы, естественно, полагают, что вам не нужны ни Итиль-кел, ни Дербент, овладение которыми потребует от вас больших потерь, а причина вашего прибытия та же, что и прошлый раз — захват и грабёж прибрежных городов и оказавшихся в море торговых караванов. Но упоминаний об Арране или Бердаа в какой-либо связи с вашим походом я не слышал ни разу.
— Какие разговоры ходят о наших силах? Известно ли кому точное число наших мечей?
— Численность вашего войска желали бы знать многие, однако вам пока удавалось скрывать её. В слухах число ваших дружинников колеблется от пятнадцати до сорока тысяч, как говорится, у страха глаза велики. Но если во время плавания по Кубани и при пешем переходе к морю вы могли оградиться дозорами и избавить себя от чересчур любопытных глаз, сейчас это невозможно. Два-три дня общения с аланами и лазгами, пребывание с ними в соседних лагерях, совместные работы по строительству ладей — и всё побережье будет знать имена всех ваших десятских и варяжских гирдманов, не говоря о воеводах и сотниках. Однако надеюсь, ты не позабыл сделать то, о чём мы с тобой условились год назад?
— Не позабыл, Глеб, но позволь мне на твои вопросы ответить позже. Хорошо? Коли ты упомянул о строительстве ладей, скажи, как обстоит с ними дело. Как я успел заметить, наши союзнички не особенно с этим поспешают и сделали в лучшем случае половину того, что обещали к нашему прибытию.
— А зачем им свои пупы на работе рвать, если они знают, что к ним столько помощников должно прибыть? Но их медлительность вам на руку. Сами аланы и лазги мореходы никудышные, строительством ладей руководят те из них, кто прежде промышлял на Хвалынском море пиратством и хоть немного познал морское дело, а таких раз-