– Постой–ка… подарок где? Даже если на сутки расстались, все равно…
– Подарок?? Так, я…
– Бестолочь ты… Мог бы хоть цветы захватитьдля беременной жены. Денег жалко –нарвал бы по дороге, – укоризненно покачал головой князь, но смилостивился. – Что же с тобой делать. Пошли Кирюху убалтывать… Мы спустились вниз, где были кладовые, бани и прочие «подсобные» помещения. Кирюхой (почему не Кириллом?) звался дедок, кривоватый на один глаз, который выдавал мне когда–то обмундирование. Вот и сейчас, завидев «джинсового» молодчика, неодобрительно покачал головой и уже пошел за новой партией «униформы».
– Кирюха, цветы есть? – не поприветствовав «каптера» поинтересовался князь.
– Цветы? – опешил тот. – Куда тебе цветы?
– Для него, вон, – кивнул Ярослав на меня. – Он, суслик бестолковый, не догадался цветов жене захватить.
– Ну, если для Машеньки… – расцвел дедок, – для нее, для плутовки рыжей, непременно найду… Дед скрылся в глубине своих кладовок и закутков. Скоро вернулся, держа в руках огромный букет белых роз. (Как это называется, когда цветы пакуют в букеты? Похоже на «фалеристику», которая о наградах… Не помню!)
– Здорово! – восхитился я, принимая букет.
– А то… – горделиво хмыкнул дед. – Не забудь от меня привет передать.
– Передаст, – ответил Ярослав, подталкивая меня к выходу. – Пошли, тебе еще три часа топать, А Машка ждет…
Уже во дворе, я недоуменно спросил:
– А где он букет взял? В холодильнике? А цветы не холодные…
– Так кто их, доброжилов знает, – пожал плечами Ярослав. –Смотался в цветочный магазин, да и спер.
– Доброжил? – остановился я, как вкопанный.
– А ты не знал? – хмыкнул Ярослав. – У нас, в Цитадели, все старики, которые по хозяйству помогают – из бывших домовых. На Большой Земле дома пустеют, куда им деваться? Вот, к нам и идут. А Кирюха среди них самый главный, потому что с самого начала живет. Он, когда Машка маленькая была, у нее вместо няньки был. Ладно, потом разберешься… Иди уж.
– Ага, – в изумлении кивнул я, хотя уже и устал удивляться. – Пошел…
– Куда? Обычной дорогой иди, бестолочь… – услышал я вслед тревожный крик Ярослава, но было уже поздно...
Я шагнул…
… и, со всей дури стукнулся о бревенчатую стену.
«И чего это я… – попытался собрать я мысли в кучу, а потом дошло – я же представил себе стену своей Цитадели. То есть, Белкиной крепости… – Поделом дураку…»
Поднявшись с карачек, посмотрел – куда меня «вынесло». Кажется, на задний двор, если судить по тому, что само здание обнесено частоколом из заостренных бревен. При мне его не было. На тыне сидела ворона и откровенно потешалась надо мной.
– Кар–кар–кар!
– Сама такая, дура пернатая! – огрызнулся я.
– К–кар? Кка–ррр!– обиделась птица и улетела.
Наверное, это был мальчик. Но – тоже ворона. Как и я…
– А вы кто? – услышал растерянный голос.
– Конь в пальто, – вырвалось у меня от злости.
Уныло потрогал лоб – точно, рассадил. Мрачно окинул взглядом застывшего в немом изумлении парня. Мне стало стыдно за хамство.
– Извини, это я так. Поторопился. На свидание спешил, – хмуро отозвался я, разыскивая взглядом букет.
– А… – протянул он, поднимая с земли мои белые розы. – Вот он…
Шикарный букет стал похож на растрепанный веник. Похоже, в него–то я и врезался. Жаль цветочков.
– Вам, наверное, помощь нужна? – догадался парень. – Я сейчас врача позову. – Не дожидаясь ответа, он побежал, истошно вопя:
– Мария Петровна, тут мужчина о стенку головой стукнулся…
Пока я ковылял (ногу–то тоже зашиб, вечно ей достается!), мальчишка убежал. Вывернув из–за угла, не успел оглядеться и чуть не упал, когда на меня кинулось что–то пухленькое… Господи, Викуся!
– Олеженька Васильич… – целуя меня, причитала девчонка. – Вернулся! Живой!
Я вспомнил, как унизил при ней любимого ей человека и, мне стало не по себе. Но она не стала вспоминать плохое, а запричитала:
– Простите меня дурочку! Андрей, он такой сволочью оказался!
– Да что ты… – погладил я девочку по голове, пытаясь отцепить с шеи, пока Машка не увидела. Откуда–то набежал народ – знакомый и незнакомый.
– Витька, самая первая, как всегда! Вот, хитрюга! Дай и нам потрогать... – пробасил Василий.
Лена, Настя, Васька и Антошка – «старая гвардия», принялись вертеть и обнимать «отца–командира», передавая друг другу. Со стороны на нас с почтением смотрели люди – молодые и не очень.
– Где тут раненый? – послышался родной голос и все стали расступаться, пропуская Машку. В белом халате и … с большим животом.
– Народ, всё! – грозно скомандовал Василий. – Посмотрели на живую легенду – и, разошлись! Работа найдется… Кому мало – добавлю! – ухватывая за руку Викусю, он подмигнул мне.
– Маш, я тут голову слегка поцарапал, – потупился я. Посмотрел на остатки букета, вздохнул: – Тебе нес…
– Горе ты мое… – улыбнулась Машка, принимая от меня букет. Посмотрела на него так, словно я подарил ей что–то неслыханное и крепко обняла: – Ну, где же ты столько времени шлялся?
– Да я… – попытался я объяснить, но Машка только махнула рукой: – Пойдем, первую помощь буду оказывать.
«Медпунтк», выглядевший позавчера (для меня!) как фронтовой лазарет, сиял чистотой и обилием оборудования (назначение некоторого было непонятно). Машка усадила меня на кушетку и принялась обрабатывать «раны».
– Вадька прибежал, орет – там дядька из воздуха появился и – прямо об стенку головой, – ворковала Машка, промывая мне ссадины перекисью водорода и вытаскивая пинцетом занозы и шипы. – Не пищи, не больно… Вот и побежала посмотреть – кто там у нас о стенку стукнулся? Потом уж дошло – как так, из воздуха? Кроме деда Бориса, покойного, такое никто делать не мог… Потерпи, сейчас немножко больно будет… Йодом намажу… И, не шипи, не змея! А гематомы, откуда? – поинтересовалась она. – С кем подраться ухитрился?
– Да это так… – неопределенно ответил я.
– По виду – недельной давности. Тебе там делать нечего было, кроме как драться? Кудрявцев, твой тёзка, про покушение рассказал. Я дядьку Славу чуть не убила, что одного отправил, без охраны.
– Маш, а ты очень удивишься, если скажу, что для меня покушение было вчера? И синяки эти – скажем так, остаточное явление… Для меня лишь сутки прошли…
– Для тебя – вчера, а у нас уже два месяца, – хмыкнула Машка. – Опять о чем–то задумался не вовремя… Так бы по шее и надавала. Но ты уже и так, головой стукнутый …
– Дык… Ярослав сказал, что ты волновалась. Вот, махнул, не глядя, – покаялся я.
– Ну, что с тобой сделаешь. Ссадины, гематомы… Если вчера подрался, то сегодня должна только синева быть. А у тебя – желтизна. Чем–то радикальным лечили. Так, попробую догадаться... Не генерал, твой, гэбэшный, лекарство давал?
– Почти … Подчиненные его, – слегка покривил я душой.
– Подчиненные… Костоломы, какие–нибудь. Значит, что–то из жира – медвежьего или, барсучьего, с травами. Штука хорошая, но дорогая. Жир – будь здоров стоит! И воняет здорово.
– Надо же! – восхитился я. – Как ты угадала?
– А чего угадывать? Этим зельем еще при царе Горохе стрельцов лечили. Трава, какая? Надеюсь, не кровохлебка?
– Кровохлебка. А что такое? – забеспокоился я.
– Да так… От нее пятна могут остаться, вроде пигментации.
– Ну, ты же меня из–за пигментных пятен не разлюбишь? – спросил я, пытаясь осторожно обнять жену и, прикладывая ухо к животу. – Пинается?
– Он уже давно пинается, – улыбнулась Машка, взъерошив мне волосы. – Пойдем, путаник. Носит тебя где–то…
Наши апартаменты, бывшие по воспоминаниям суточной давности почти пустыми, преобразились. Прежде всего, они почему–то стали пятикомнатными. Машка, отвечая на мой немой вопрос, пояснила: