яли с трудом. А они–то, в отличие от меня, изучали опыт Великой Отечественной войны, когда партизаны скрывались в Одесских катакомбах два с лишним года (у меня представление лишь по романам Катаева), а немцы не смогли их оттуда выкурить даже с помощь огнеметов или отравляющего газа. Есть примеры и в более близкой истории, на Ближнем Востоке. А нам ничего не оставалось делать, как отправить под землю спецназ…
Поначалу, была идея разбить лагерь на берегу, подтянуть силы и средства, а уже потом лезть под землю. Здраво поразмыслив, решили от нее отказаться – ни к чему привлекать лишнее внимание цвергов. Посему, прибывающая по Белому озеру спецура, должна сразу же отправляться под землю.
Надо бы, конечно, шарахнуть чем–нибудь этаким, нервно–паралитическим или отравляющим. Увы и ах. Слишком велик риск, что за компанию с карликами отравим местную фауну, а цвергов не достанем. Из–за этого же не стали применять никаких объемных взрывов или напалма. Придется по старинке – пулей, а потом – штыком и прикладом.
Проход, через который ушла вода безымянного озера, был неширок, но троих ребят, даже в полном вооружении и экипировке, он вмещал. Особо с приготовлениями не мудрили, но зыбкую почву завалили песком, утрамбовали и забетонировали, вмуровав еще и несколько стальных опор, чтобы было к чему крепить фалы.
Первой ушла группа Унгерна. Ее задачей было закрепить тросы в подземелье, подготовить плацдарм и, потихонечку двигаться вперед, изображая разведку. Разведка, конечно, аховая, но лучше, чем ничего. Потом, дождавшись второй группы, начать продвижение вперед.
Генерал лишь грустно похлопал по плечу командира, потому что ему, как и мне пришлось остаться наверху.
Наблюдая, как Виктор Витальевич провожает своих ребят, скользивших по стропе в черную дыру, на ум пришла строчка «В сто раз ему было бы легче, если бы шел он сам». Кстати, откуда это? Ах, да, из Симонова – «Сын артиллериста». Покамест, тьфу–тьфу, не ухало и не гремело, но я прекрасно понимал генерала. Мне бы и самому было легче, если бы пошел с парнями. Но, увы, положение (будь оно неладно!) обязывает торчать и смотреть, как уходят другие. Мне уже расхотелось становиться подполковником. Да что там, я бы сейчас с удовольствием обменял свои звезды (правда, сам их еще ни разу не видел, даже мундиром до сих пор не обзавелся), на звездочки поменьше, чтобы оказаться там… Глупо? Вполне возможно, что глупо. Ну, скажите пожалуйста, кому здесь нужен полпред? Но останься в Москве, было бы еще хуже. Здесь хоть какая–то иллюзия сопричастности.
– Товарищ майор! – услышал я грозный рык генерала и, только тут осознал, что я уже сам взялся за стропу. Кажется, начальник еще что–то сказал, но эти слова выкину по цензурным соображениям.
Чтобы не искушать судьбу (если что, то генерал меня не остановит), пришлось отойти в сторону, к старым баракам, оставшихся как памятник поверженному, но не сдавшемуся социализму, где топталась в ожидании еще одна группа. Не знаю, «Альфа» или «Вымпел», а может «Гамма» или какой–то «Эпсилон», но именно ей полагалось идти вслед разведке.
– Хреново? – поинтересовался у меня крепко сбитый дядька. Знаков различия на камуфляжах не носят, но судя по возрасту – где–то между тридцатью и сорока, командир. – Все уходят, тебя на хозяйстве оставили?
– Что–то вроде того, – уклончиво ответил я.
– Ничего стажер, придет и твое время, – снисходительно утешил меня командир.
«Это я стажер?!» – возопил внутри меня кто–то, но тут же заткнулся. Не объяснять же, что я целый майор, а что так выгляжу, так это временно…
Но командиру уже было не до меня. Повинуясь отмашке Унгерна, он выводил бойцов на позицию.
Я не считал, сколько всего человек задействовано в операции. Наших было двенадцать, этих – около сорока. По замыслу – через час пойдет вторая группа, потом – третья. И так, до тех пор, пока все подземные галереи не будут зачищены. Ну, а потом уже моя очередь пройти и проверить.
Я прошел в нашу командирскую палатку. Генерал сидел за столом, слушая рацию. Я присел рядом и, от нечего делать принялся рассматривать карту, прикидывая – в каком месте сейчас ребята? Может, уже выходят к тронному залу? Хотя нет, рановато. Меня туда вели часа два, спецназ пойдет медленнее. Краем уха слушал переговоры – очень короткие и, в которых я мало что понимал.
– Третий – чисто!
– Пятый – смотри на полшестого!
– Полшестого – чисто.
– Семь–тридцать, чисто!
– Третий – пол–пальца от бровей!
Вот–вот… Чёрт ногу сломит, второй вывернет. Кое–что я мог предположить – все–таки, книг по военной тематике перечитал много – «семь–тридцать», «полшестого», вполне понятно, а вот «пол–пальца от бровей» – что–то запредельное. Чьих бровей? Почему не ушей? Ну да ладно, у каждого свои секреты.
Обычно, спецназ не использует рации (если только в кино), предпочитая обмениваться жестами, но под землей их пеленговать некому, да и прятаться уже не было смысла. Генерал еще и видеокамеры на ребят навьючил, жаль, прямая передача не шла. Потом посмотрим.
– Что–то они замолчали, – озабоченно повернулся ко мне генерал. И точно – эфир притих. Унгерн принялся дергать рычажки, щелкать тумблерами.
– Так уже под озеро прошли, – пояснил я. – Толщина дна метров двадцать, плюс вода – еще столько же, никакой сигнал не пройдет.
– Точно, – слегка успокоился генерал. Вздохнул: – Самое трудное – ждать.
– Не то слово, – согласился я.
– Слушай, Олег Васильевич, – поинтересовался вдруг генерал. – Я вот все смотрю на тебя, понять не могу – ты на самом деле помолодел, или операцию сделал?
И этот туда же! Мало мне недавнего разговора с женой – кстати, очень тяжелого, едва не поставившего крест на двадцати с лишним годах семейной жизни… Едва убедил, что это издержки усиленного потребления витаминов и биодобавок, которыми меня сейчас кормят, но через пару месяцев все войдет в норму. Знаю, что рискую навлечь на себя гнев очередной читательницы, но разговор пересказывать не стану. Моя личная жизнь – это моя жизнь и, она никого не касается!
Я уже открыл рот, чтобы отшутиться, но тут же его и закрыл – начальнику, судя по всему, стало не до моей внешности. Он потер левую половину груди и мрачно произнес:
– Что–то у меня предчувствие хреновое. Было у меня такое, под Ханкалой… в первую чеченскую…
Не договорив, генерал резко вскочил и выбежал из палатки. Я – вслед за ним.
Около пролома два растерянных прапорщика выбирали тросы.
– Что за хрень? – рявкнул генерал.
– Не могу знать, товарищ генерал! – вытянулся прапор, от волнения роняя трос.
Снизу доносились негромкие автоматные очереди, словно трещали игрушечные автоматы, а потом, гулко забухали взрывы. Гранаты? Какой дурак использует гранаты в закрытом пространстве? Да и не должно их там быть. Я же помню весь список оружия, при мне составляли! Посмотреть самому?
Я уже почти сделал шаг (с места не умею), чтобы переместиться в пространстве, как генерал, сделав резкий скачок, ухватил меня за руку и повис на ней, пытаясь пригнуть меня к земле.
– Майора держите!
И тут уже бабахнуло так, что земля заходила ходуном, а стоящий неподалеку старый барак повалился наземь, словно бы при землетрясении. Не иначе, от взрывов что–то сдетонировало…
Плохо соображая, что им приказывают делать, перепуганные, но исполнительные прапорщики (все–таки, не из стройбата, а из ФСБ) навалились на меня, прижали и, зачем–то принялись выкручивать руки. Без особого труда избавился от прапоров, но генерал–майора стряхнуть не смог – прицепился ко мне, как бульдог. Поняв, что Унгерн не позволит уйти под землю и посмотреть своими глазами, поднял свободную руку вверх, показывая, что не буду никуда бежать:
– Всё–всё Виктор Витальевич!
Генерал, хотя и не сразу, но отпустил мою руку. Теперь уже я ухватил его под руку, провел в палатку, усадил на стул.
– Что там такое? – спросил я.
– Самоликвидаторы… – выдохнул генерал.
Самоликвидаторы? Стало быть, это не сказка, что современное оснащение включает в себя еще и «самоликвидатор», после которого не остается ничего. Значит, семьи погибших получат гробы, обитые красной материей, но вместо тел (ну, хотя бы их останков) для веса будет насыпана земля.
– Так… – взял себя в руки генерал. Потянувшись к рации, бросил в микрофон: – Говорит первый. Всем группам – отбой. – Подумав, добавил: – Всем на базу.
Нажимая на красную кнопку, Унгерн отключил рацию, вытянул из под бумаг радиотелефон, выразительно посмотрел на меня. Я не менее выразительно ответил, но из палатки вышел. Я знаю, что генерал будет докладывать, но это вовсе не значит, что мне надо знать то, что скажут ему вышестоящие начальники. А их у нас много.
Пока генерал «разговаривал», я пошел к пролому в земле. Прапорщики, так и стоящие возле него (И чего, спрашивается, стоять? Чего охранять?), злобно покосились на меня (у одного под глазом расцветал фингал, второй прикладывал платок к разбитому носу – когда это я успел?) и, как по команде, сдвинулись, перекрывая мне доступ. Они что, решили, что я буду прыгать в пещеру?
– Разойтись! – рявкнул я и оба прапорщика отскочили в разные стороны. Даже и не знал, что так умею. Оказывается, умею…
Приблизившись к черному проему, выглядевшему особо мрачно на фоне еще белой опалубки, прислушался. Думал – услышу хоть какие–то стоны, всхрипы. Нет… Ничего. Услышал лишь далекий–далекий шум воды от протекавшей под землей речки. Зато до меня донесся запах взрывчатки, перемешанный с запахами крови и … смерти. Перемещаться ТУДА было бы равносильно самоубийству.
– Олег.
Не сразу сообразив, что к чему, я уставился на генерала.
– Я на тебя уже десять минут смотрю, – сообщил Унгерн.
– Да вот… – пытался я объяснить, но голос дал «петуха». Откашлявшись, сказал: – Думал, кто в живых остался… Но… – развел я руками.
– Я это уже понял, – кивнул Унгерн. – Некогда плакать. Пошли.