Предотвращаем развитие застенчивости в обществе
Тема последней главы этой книги наглядно раскрывается в истории, которую так любил рассказывать мой дед.
Однажды в приемной небольшой деревенской клиники на Сицилии трое пациентов поспорили о том, чей врач лучше.
– Мой доктор – самый искусный хирург на свете, – заявил мистер Нинни. – Он может легко удалить все колючки и репейник, на которые я случайно наступаю, пока пасу овец, – и мне совсем не будет больно.
– Это ничто по сравнению с волшебной мазью доктора Бачигалуппи, которую он изобрел, чтобы лечить мои ожоги на руках, которые я обдираю веревкой, пока вытаскиваю на берег лодку.
– Простое лекарство от простых болезней, – сказал третий молодой человек. – Всякий раз, когда меня охватывает беспокойство о том, как я буду кормить свою бедную семью, добрый доктор Одрабмиз советует мне успокоиться и представить, что на небе есть огромный пирог, которого хватит на всех».
Не в силах разрешить спор, кто же из врачей самый лучший, они обратились к старому уборщику, который невольно услышал их разговор:
– Старик, теперь, когда ты знаешь о методах их лечения, скажи нам, кто из наших врачей самый лучший?
– Все они, безусловно, великие и замечательные специалисты, обладающие большим мастерством и воображением. Я всего лишь простой и необразованный человек и вряд ли смогу помочь вам решить, какое лекарство и какой врач является лучшим. Но я могу предложить пару ботинок вам, мистер Нинни, вам, господин рыбак, могу отдать мои перчатки, а вам, мой голодный друг, могу предложить тарелку макарон на сегодня и работу в качестве моего помощника на завтра.
Мораль: Иногда простая профилактика оказывается более эффективной, чем любые удивительно сложные методы лечения.
До настоящего момента во второй части книги мы говорили о том, что можно сделать, чтобы избавить себя и других от чрезмерной застенчивости. Мы перечислили множество альтернативных решений и предложили различные варианты, которые могли бы ослабить нежелательное влияние застенчивости на нашу жизнь. Однако во всех этих методиках делается акцент на изменении самих людей: того, как они думают, чувствуют, говорят и ведут себя. Их второй объединяющей чертой является работа над преодолением застенчивости уже после того, как она возникает.
В этой заключительной главе я хотел бы обсудить совершенно другой подход к проблеме застенчивости: предотвращение застенчивости до того, как она возникает, посредством изменения культурных ценностей, социальных норм и ситуационных факторов. Конечно, это трудная задача, но она может привести к более широкому и длительному эффекту, если постараться ее достичь.
Последствия или причины
Существует два способа изменить нежелательное поведение: изменить его последствия или его причины. Первый представляет собой основной принцип модификации поведения, второй – основу превентивной стратегии. Первый включает в себя лечение и терапию того, что вас беспокоит, второй – необходимые меры, чтобы уберечь вас от боли или болезни. Отдельные люди могут вылечиться от болезней, применяя соответствующую терапию, население в целом можно защитить от заражения или распространения болезни благодаря соответствующим изменениям условий, вызывающих ее. Какой подход использовать, зависит не только от того, когда вы решите предпринимать необходимые действия: до или после развития застенчивости. Речь идет о фундаментальных различиях в философии оказания помощи нуждающимся людям, о политике социальных изменений.
Учитывая, что застенчивость существует и является нежелательной и мешающей нормальной жизни проблемой для большинства застенчивых людей, необходимо предложить им – и вам – незамедлительную помощь. В то же время мы можем прилагать усилия, чтобы другим никогда не пришлось сталкиваться с этой разрушающей людей изнутри проблемой. Оба подхода к борьбе с застенчивостью могут и должны идти рука об руку, хотя, конечно, реализовать на практике такой подход крайне нелегко.
В нашем анализе застенчивости мы тщательно изучили застенчивого человека и даже возложили на него ответственность за внесение изменений, необходимых для преодоления застенчивости.
Но как насчет социальных и культурных первопричин застенчивости? Могут ли они изменяться через развитие самооценки, постепенное расслабление и другие техники самопомощи? Конечно же нет, и поэтому следующее поколение застенчивых людей уже готовится занять место нынешнего, которое успешно дезертировало с поля боя, чтобы присоединиться к рядам поколения прошлого. Несмотря на изменение в отдельных людях, система остается неизменной. Вопреки всем чудодейственным методам лечения, эта эпидемия продолжается.
Временами у нас не получается ничего изменить, потому что мы слишком пытаемся изменить людей, а не ситуации или социальные нормы. В других случаях мы не видим решения, потому что сами являемся частью проблемы или не видим альтернативных вариантов.
Мы можем избавиться от этих шор, для начала изучив несколько случаев, когда ситуационные или социальные изменения приводили к большему эффекту, чем прямые попытки изменить «проблемных людей». Рассмотрим примеры, предложенные ниже.
В мужском исправительном учреждении для малолетних преступников в Вашингтоне, округ Колумбия, вспышки насилия были постоянной проблемой, с которой персонал пытался справиться всеми привычными способами. Они выражали опасения, поощряли ненасилие, консультировали, проводили сеансы терапии среди рецидивистов и наказывали неисправимых нарушителей спокойствия, но все было бесполезно. Только после того, как они решили проанализировать ситуации, в которых имело место агрессивное поведение, насилие было взято под контроль. Большинство случаев драк случалось в коридорах, особенно на поворотах, где один мальчик наталкивался на второго, когда тот выходил из-за угла. Одно столкновение приводило к другому, за ударом следовал удар – и так разгоралась очередная драка. Решение состояло в том, чтобы снести стену с ее слепым поворотом, расширить пространство и сделать его менее изогнутым. После проведения необходимых ремонтных работ происшествий в коридорах больше не отмечалось, а количество случаев насилия значительно сократилось1.
Чтобы не допустить превышения скорости автомашин на городских улицах, оказалось недостаточно предупредительных дорожных знаков, высоких штрафов и увещеваний через прессу. Возымела эффект установка «лежачих полицейских». Один чувствительный удар для лихача прозвучал в разы убедительнее, чем несколько предупреждений.
На протяжении многих лет преподавательской работы меня преследовала одна проблема (кстати, чрезвычайно часто возникающая в военных учебных заведениях) – шпаргалки. Чтобы их устранить, я использовал множество способов, но всегда оказывался менее изобретательным, чем студенты. Да и мои аргументы оказывались слабее, чем те причины, которые побуждали студентов хитрить. Призывы к совести не воспринимались ими всерьез, пристальный контроль не давал результатов. В конце концов несколько злостных нарушителей в назидание другим были исключены. Я искренне поверил, что надо избавиться от пары-тройки паршивых овец, чтобы не заболело все стадо.
Присутствуя на административном разбирательстве очередного случая списывания на экзамене, я вдруг осознал бесполезность подобных мероприятий. Судили ведь обычно того, кто совершил проступок, не обращая внимания на то, почему он это сделал. Основной причиной была отчаянная конкуренция студентов в борьбе за вожделенный высший балл, выставлявшийся лишь немногим лучшим. Кроме того, каждый был встревожен в преддверии экзамена и не был уверен, будет ли включено в него именно то, что он выучил, или этих знаний будет недостаточно. И наконец, играла свою роль обезличенная и холодная атмосфера экзамена – каждый студент противопоставлялся остальным в попытке доказать свое превосходство.
Тогда я разработал превентивную стратегию, которая должна была нивелировать причины списываний, в результате чего и сами уловки студентов оказались лишенными смысла.
Оценки стали отражать уровень овладения студентами пройденным материалом, а не их превосходство над остальными. Высшая оценка теперь выставлялась каждому, кто смог выполнить экзаменационное задание на определенном уровне (например, восемьдесят процентов правильных ответов). Конкуренция была устранена, каждый стремился продемонстрировать свои знания, а не обойти других. Тревожность удалось значительно снизить, предоставив студентам возможность сдавать экзамен несколько раз в течение семестра без каких-либо штрафных санкций, если предыдущая попытка оказалась неудачной. К тому же экзамены проводились в непринужденной обстановке, индивидуально, под контролем одного из однокурсников. В результате студенты стали приходить на мои занятия с большей радостью, чем на любые другие, работать в два раза усерднее и почти всегда получать наивысшие баллы. Новые правила лишили шпаргалки всякого смысла. Приятным побочным эффектом стало завязывание новых дружеских отношений между экзаменуемыми и студентами-наблюдателями.
Это наглядная иллюстрация альтернативы традиционным подходам к решению социальных вопросов. Во всех указанных случаях именно превентивные меры стали главным инструментом искоренения нежелательного поведения. Я допускаю, что единственная возможность предотвратить развитие застенчивости в обществе скрыта в необходимости изменить те устаревшие культурные ценности, которые ее провоцируют и питают.
Культурное программирование
В какой руке вы держите вилку, когда едите? В левой, когда разрезаете мясо, и в правой – когда едите? Скорее всего так, если вы американец. А вот европейцы же всегда держат вилку в левой руке. Кланяетесь ли вы, встретив на улице знакомого? Опять же, если вы американец, то вряд ли, а вот японец, не поприветствовавший человека, которого он знает, подобным образом, будет считаться невоспитанным. Кому вы с большей охотой помогли бы – иностранцу или соотечественнику?
Это также зависит от культурной традиции деления на «своих» и «чужих». Для грека «своими» считаются родственники, друзья, а также туристы, но не другие незнакомые греки. Чего не скажешь о жителях Парижа или Бостона, которые всегда с большей готовностью придут на помощь согражданину, чем чужестранцу2.
Особенности нашей культуры обусловливают восприятие нами реальности и программируют наши мысли, чувства и поступки в гораздо большей степени, чем мы это осознаем.
Даже такая фундаментальная часть реальности, как боль, воспринимается человеком по-разному, в зависимости от его происхождения. Итальянцы очень чувствительны к боли и часто преувеличивают ее силу. Евреи так же сильно реагируют на боль, но, в отличие от итальянцев, они больше озабочены ее последствиями для здоровья. Англосаксы, исповедующие протестантизм, позволяют себе эмоционально реагировать на боль, только оставаясь наедине с собой. Ирландцы же свято верят в то, что боль надо переносить достойно и молча, не допуская жалоб и демонстрации своих страданий даже среди близких3.
Как культурные ценности и традиции культивируют в людях застенчивость? Представьте себя министром внутренних дел некоего государства, который решил поголовно «насадить» застенчивость среди граждан.
В список десяти важных мероприятий для достижения поставленной цели, вероятно, вы захотите включить следующее:
1. Культивирование безудержного индивидуализма (каждый думает, что хочет, ведет себя, как хочет).
2. Насаждение культа эгоизма (нарциссическое самокопание, озабоченность исключительно собственными проблемами).
3. Восхваление личных достижений и высмеивание неудач в условиях системы жесткой конкуренции.
4. Насаждение безграничного стремления к успеху при полном отсутствии механизмов, позволяющих справляться с неудачами.
5. Запрет на открытое проявление эмоций и сопереживания.
6. Ограничение взаимоотношений полов и строгий запрет на большинство форм сексуального самовыражения.
7. Признание дружеских отношений, взаимной симпатии и любви в качестве нежелательных форм поведения.
8. Отрицание значимости настоящего момента, преувеличение минувших заслуг и будущих целей и перспектив.
9. Поддержание социальной нестабильности за счет увеличения числа разводов, миграции и переездов, экономической неопределенности и любых других возможных способов.
10. Разрушение веры в общечеловеческие ценности и гордость от сознания принадлежности к определенной группе.
Подумайте, не развивается ли ваша жизнь уже сегодня в соответствии с этой программой? Не распространяют ли подобные установки в вашем окружении, на работе, в школе? Уверен, что в любом обществе, где застенчивость превратилась в серьезную проблему, в той или иной форме будут наличествовать данные «заповеди». Там, где застенчивость проявляется не столь явно, эти установки, вероятно, не столь многочисленны и строги. Если мы сопоставим уровень застенчивости в разных культурах, то сможем порекомендовать, как именно нужно изменить общественные ценности. Прежде всего, обратимся к той культуре, где две из описанных заповедей соблюдаются столь строго, что почти гарантируют возникновение застенчивости. (Таблица сравнения уровня застенчивости по странам приведена в разделе «Примечания» в конце книги, с. 427)
«Загадочный» Восток
Наши исследования показали, что по сравнению с другими странами застенчивость наиболее распространена в Японии и Тайване. 57 % опрошенных японцев и 53 % тайваньцев признали себя застенчивыми. Три четверти японцев расценивают застенчивость как серьезную проблему: свыше 90 % указывают, что считали себя застенчивыми в прошлом или считают в настоящем. В отличие от других наций японцы более склонны испытывать застенчивость практически при любом социальном взаимодействии. Застенчивость представляет собой особую проблему для японцев мужского пола, застрявших между двух противоречащих друг другу социальных установок – быть главой семьи и безусловно подчиняться любому авторитету. Среди японцев (равно как и среди жителей Тайваня) гораздо больше застенчивых мужчин, чем женщин. В других странах, где мы проводили исследования, подобного разрыва между полами либо вовсе не существует (как, например, в Соединенных Штатах), либо от застенчивости чаще страдают женщины, нежели мужчины (как в Израиле, Мексике или Индии.)
В исследованных нами восточных культурах наблюдается интересное противопоставление – застенчивости как нежелательной черты и традиционно поощряемой скромности. В сравнении со всеми остальными выборками японцы чаще утверждают, что им даже «нравится» быть застенчивыми, и они видят в этом определенные преимущества. Тем не менее эти 20 % населения все же составляют меньшинство. На фоне растущего внутреннего протеста молодого поколения против догм восточной системы ценностей большинство студентов, заполнивших наш опросник, отметили, что считают застенчивость нежелательным качеством и не находят в ней ничего привлекательного.
Япония являет собой пример общества, порождающего застенчивость. Мои собственные наблюдения, подтвержденные данными анализа восточных коллег и иных исследователей японской культуры, показали, что японский ребенок растет, опутанный сетью культурных традиций, превращающих застенчивость в неизбежность. Процесс их усвоения ребенком – чрезвычайно сложный предмет для исследования, чреватый ложными интерпретациями. Тем не менее в ряде источников мы находим аналогичные выводы о влиянии японских культурных ценностей на воспитание и как оно формирует застенчивого человека. В одной из наиболее интересных работ, посвященных изучению японских и американских детей (и их родителей) на протяжении их развития в возрасте от трех месяцев до шести лет, отмечается:
По сравнению с японцами американцы более активны, независимы, открыты в проявлении эмоций и более приспособлены к функциональной жизни как в физической, так и в социальной среде4.
Формирование эмоционального контроля, запрет на самовыражение, подчеркнутое внимание ко всякого рода правилам и ритуалам не только тормозят активность и самостоятельность ребенка, но и препятствуют здоровому проявлению у него тревоги и гнева. Причину развития психического расстройства японцы склонны видеть в самом человеке, что неизбежно приводит к тому, что самосознание больного обращается против него самого. Обращение эмоций исключительно внутрь усугубляется и иными культурными ценностями, подчеркивающими чувство долга (гири) и ответственности перед другими, покорность и преклонение перед авторитетом, самоунижение, личную ответственность за собственную неспособность жить согласно общественному мнению5.
В основе развития японского характера лежит теория Амаэ[48] и чувство стыда. Амаэ зарождается как зависимость ребенка от матери, а затем пронизывает все ступени социальной структуры и позволяет управлять любыми формами общественного, политического и культурного поведения. Амаэ поощряет зависимость и безусловную лояльность по отношению ко всем, кто занимает более высокое положение, независимо от их способностей. Каждый должен терпеливо ждать того часа, когда его положительно оценят старшие, пусть даже не отличающиеся никакими талантами. Как рассказывал мне президент одной крупной японской фирмы, нетерпение и стремление выделиться не поощряются, поскольку признаются как проявление «незрелости». Мудрым признается решение того руководителя, который затормозит служебную карьеру «выскочки». Такой подход лишь порождает бездействие, зависимость и крайнюю озабоченность по поводу того, как тебя оценят другие.
Другой механизм социального контроля – использование чувства стыда. На самом деле японское общество тратит огромное количество энергии на борьбу с его разрушительными последствиями. Каждый шаг, который может быть негативно оценен другими, является потенциальным источником стыда как для самого человека, так и для целой группы людей. Японец неотделим от своей общности – семьи, школы, команды, коллектива. Лояльность по отношению к группе столь же сильна, как и обязанность поддерживать и укреплять ее престиж. Любая ошибка или провал может навлечь позор как на самого человека, так и на группу. Пережитый стыд усугубляется сознанием ущерба, который ты нанес, поэтому его необходимо или компенсировать, или исключить свою падшую личность из группы, возможно даже путем самоубийства. Причиной может стать любая, с точки зрения иностранца, мелочь. Один игрок школьной бейсбольной команды покончил с собой, допустив ошибку, приведшую к поражению в игре; несколько преподавателей колледжа добровольно ушли из жизни, после того как подверглись со стороны студентов критике за недостаточную компетентность и т. д.
«В японском языке, – пишет психолог Гийоо Хатано, – слово “застенчивость” сродни слову “стыд”. Это свойственно японцу: испытывать застенчивость всякий раз, когда ты боишься быть осмеянным»6.
Таким образом, застенчивость поощряется как безопасный жизненный стиль. Это справедливо и по отношению к Тайваню.
Использование амаэ и чувства стыда дает группе возможность контролировать поведение человека и предотвращать асоциальные действия и правонарушения среди людей, проживающих как в странах Востока, так и на территории Соединенных Штатов. Застенчивость поощряется обществом, но ее влияние на личную жизнь крайне негативно. Однако на обширной территории Китая научились эффективно предотвращать застенчивость.
Как китайцы отстраиваются от застенчивости
Подобно восточным культурам, о которых мы говорили выше, личная жизнь в континентальном Китае подчинена группе. Однако существенное отличие заключается в том, что здесь группа выступает источником поощрения и инструментом избавления от неуверенности в себе. Общественная жизнь в период после «культурной революции» скорее напоминает жизнь в Израиле, чем в других восточных обществах. Философия коллективизма предусматривает, что ни один человек не будет ставить свои интересы превыше общественных. В Китае (как и в Израиле) индивидуальный потенциал человека не подавляется группой. Наоборот, человека поощряют разделить с группой успехи и достижения. Индивидуализм отвергается, если он предполагает «эгоистичные и недисциплинированные действия вопреки интересам группы». «Сначала – дружба, потом – соревнование» – этот девиз начертан на стенах многих классов, в раздевалках на стадионах. Личный успех расценивается с точки зрения его пользы для группы – и для общества в целом. Например, некоторые одаренные дети получают возможность обучаться в Детских дворцах[49], но вместе с этим на их плечи ложится обязанность научить всему усвоенному других детей. Знания, таланты и достижения должны «служить народу», а не личным интересам отдельного человека.
Для проведения исследования на основе нашего опросника в Китае я направил в Кантон одного из своих коллег, Ларри Лео, свободно говорящего по-китайски. Однако власти страны не разрешили использовать наш опросник, поскольку, по словам одного чиновника, было признано, что такая процедура «спровоцирует людей на излишнее самокопание и привлечет слишком много внимания к своей личности». Культурный принцип сработал на практике.
К сожалению, мы поэтому не располагаем соответствующими статистическими данными, но на основании наблюдений за поведением граждан Китайской Народной Республики мы пришли к предварительному выводу, что застенчивость не является характерной для них чертой. Мой коллега докладывал, что в любой деревне его безбоязненно окружали дети, вежливо здоровались и заводили разговор, задавали вопросы и сами отвечали весьма рассудительно. И хотя он прибыл туда, чтобы исследовать их, сам он вскоре почувствовал себя объектом их пристального изучения. То же самое он испытал, общаясь и с подростками, а также в семьях, которые он посещал.
Подтверждение отсутствия застенчивости у китайских детей мы находим в отчете еще одной американской делегации, изучавшей развитие детей раннего возраста в Китайской Народной Республике. Группа психологов посетила множество школ и больниц в Китае, общалась со многими семьями. По их наблюдениям, дети прекрасно владеют собой, испытывают ощущение психологической защищенности, независимы и активны7.
Вероятно, в рамках этой культуры застенчивость сведена к минимуму за счет того, что каждому отведено место в социальной структуре и заданы общественно полезные цели. В этой стране детям прививают ощущение собственной значимости и безупречности и верят, что система воспитания способна исправить кого угодно. Ответственность за неудачи возлагается на внешнее дурное влияние и неблагоприятные социальные условия, но никогда не связывается с несовершенством человека8. В течение всего нескольких десятилетий новые культурные ценности помогли сбросить свойственную восточным культурам маску застенчивости, которую поколения китайцев носили тысячи лет.
Хуцпа, гордость и совсем не застенчивые евреи
Среди студентов, заполнивших наш опросник, американцы еврейского происхождения оказались наименее застенчивыми. Вопреки стабильному показателю застенчивости (40 %), который отражали один за другим опросы, проводимые среди тысяч различных людей, лишь 24 % американских евреев посчитали себя застенчивыми в настоящий момент. Кроме того, они считали себя скорее внешне застенчивыми, чем внутренне, а случаи, когда они все же испытывали застенчивость, носили ситуативный характер.
Хотя полученные начальные результаты не позволяют делать рассчитанных на долгую перспективу выводов, столь низкая распространенность застенчивости среди евреев наталкивает на интересные размышления. При сопоставлении факторов, вызывающих застенчивость, между целевой группой опрошенных и их сверстниками нееврейского происхождения обнаружились принципиальные различия. Евреи более комфортно чувствуют себя в центре внимания небольшой группы – и в целом в процессе общения – или в ситуации, когда они подвергаются оценке. Незнакомцы и представители другого пола не вызывают у них такой застенчивости, как у их сверстников, принадлежащих к тому же общественному классу и имеющих такое же образование.
Опыт личного общения со студентами, друзьями и родственниками еврейской национальности подсказывает, что источником таких различий является культ того, что евреи называют хуцпа. Для англосаксонского стиля мышления это понятие чуждо, и подходящего перевода ему в английском языке нет. Хуцпа может расцениваться как особый вид гордости, побуждающий к действиям, несмотря на опасность оказаться неподготовленным, неспособным или недостаточно опытным. Для еврея хуцпа означает особую смелость, стремление бороться с непредсказуемой судьбой. Многие считают, что само существование государства Израиль есть акт хуцпа. Очень важно, что благодаря хуцпа человек ведет себя так, будто его не заботит вероятность оказаться неправым. Практическим следствием этого является получение большего вознаграждения в долгосрочной перспективе, потому что само ваше поведение будто говорит о том, что вы их заслужили и вам нет никакого дела до мелких неурядиц. Благодаря хуцпа вы легко пригласите на танец королеву бала, потребуете повышения по службе и прибавки к жалованью, будете стремиться к более высоким оценкам и более интересной работе, не боясь отказа или неудачи.
«Максимум, что может произойти, так это то, что мне откажут – и от этого еще никто не умирал, либо они скажут мне “да” – и это именно то, чего я хочу».
Откуда возник этот стиль жизни, который является антиподом застенчивости? Отчасти ответ на этот вопрос можно найти в работе доктора Айалы Пайнс, которая опросила более девятисот израильтян в возрасте от тринадцати до сорока лет – школьников, студентов, военных и членов кибуца. Процент израильтян, назвавших себя застенчивыми (а таких оказалось всего 35 %), оказался самым низким показателем среди восьми исследованных нами стран. Кроме того, среди израильтян больше тех, кто никогда не был застенчив или испытывал застенчивость лишь иногда и в определенных ситуациях.
Израильские евреи менее, чем люди любой другой национальности, склонны расценивать застенчивость как серьезную «проблему». Так считает всего лишь 46 % евреев против 64 %, 73 % американцев в целом, 75 % японцев и мексиканцев, а также 82 % индусов.
Как и американцы, израильтяне не любят показывать свою уязвимость. При этом практически любая другая ситуация, повергающая американца в застенчивость, для израильтянина не имеет столь важного значения. Аналогично люди, вызывающие у американца застенчивость, не оказывают такого же влияния на израильтянина. Израильтяне гораздо спокойнее, чем американцы, реагируют на незнакомцев и авторитетных лиц, на ситуации, когда к ним привлечено внимание или когда их оценивают, да и практически на все ситуации общения или неопределенности.
Согласно доктору Пайнс и другим исследователям, такая особенность израильтян обусловлена их культурой. На протяжении веков евреи подвергались дискриминации во всем мире. Но, отвергаемые людьми, они лишь укреплялись в вере в богоизбранность своего народа. Эта вера усиливала их чувство собственного достоинства, которое невозможно было сломить ни насилием, ни отвержением.
Страх перед преследованиями заставлял евреев замыкаться в кругу своих общин. Семья стала центральной частью их жизни, а дети – смыслом существования. Община сильна, даже если люди слабы; дети – бесценный дар, даже если их родители обездолены и унижены, – этими убеждениями руководствовались евреи. Вот как об этом пишет Пайнс:
Дети рассматриваются как символ жизни и залог будущего народа перед угрозой уничтожения. Израиль – это нация, выстроенная вокруг детей, где к ним относятся положительно, поощряют и рассматривают как важнейший потенциал нации. Считается вполне естественным, если на улице незнакомый человек заговорит с ребенком, в чем-то ему поможет, даст его матери полезный совет, как его воспитывать. Кроме того, для родителей в Израиле ребенок имеет особое значение. Поскольку многие из них являются бывшими иммигрантами, не получившими возможности реализоваться, то в детях они видят воплощение своих надежд. Поэтому они готовы пожертвовать всем ради ребенка. В результате большинство израильских детей вырастают с верой, что они – центр Вселенной, и это действительно так!9
Положительное отношение к детям проявляется практически во всем. Им разрешается вступать в разговоры взрослых, поощряется демонстрация их талантов перед родными и близкими, причем вознаграждение следует независимо от того, насколько успешно прошло это выступление. Дети справедливо рассчитывают на поддержку и одобрение со стороны тех, кто их любит, а критику склонны списывать на недостатки и неблагодарность самого критикующего. Каждый, кто проявляет заботу о ребенке, воспринимается им как близкий человек. И хотя ребенок может не знать его лично, доверчивый, он воспринимает его скорее как «желанного гостя» в своей жизни, а не как «чужака».
В кибуце, где дети воспитываются все вместе, застенчивость нивелируется за счет того, что у детей формируют уверенность в себе и прививают лидерские качества. В кибуце дети не зависят от материального положения своих родителей и не привязаны к ним как к единственному источнику поощрения. Поскольку родители не несут полной ответственности за воспитание своих детей, то их функции сводятся к проявлению заботы, гордости и безусловной любви, что способствует возникновению чувства доверия и защищенности10.
Наконец, активная жизненная позиция израильтян, готовность ко встрече с людьми и событиями, которые могут внушать страх, выступает антиподом тому «буржуазному» образу жизни, который эмигранты оставили в родных местах, и пассивности евреев в годы геноцида. Открытость, целеустремленность и настойчивость всячески поощряются. Быть застенчивым значит быть слабым. «Застенчивость в сознании израильтян ассоциируется со слабостью, с неспособностью противостоять ударам судьбы, с пассивностью и духовным пораженчеством – как у тех евреев, которые не боролись за свою жизнь, а подобно безропотному стаду брели на нацистскую бойню», – указывает доктор Пайнс.
Данные особенности израильской культуры защищают еврейского ребенка от социальной тревожности и чувства собственной неполноценности, столь часто испытываемых детьми в рамках нашей культуры.
Синанон: общество, отвергающее застенчивость
Нет необходимости ехать в израильский кибуц или в китайский Детский дворец, чтобы воочию увидеть тот мир, где не существует проблемы застенчивости. Буквально по соседству с нами находится община, где дети не знают, что такое застенчивость. Это открытые, дружелюбные и общительные дети, которые не скрывают своих чувств. Это дети Синанона. Синанон – коммуна альтернативного образа жизни, созданная в 1958 году главным образом как центр реабилитации наркоманов, но ставшая сегодня пристанищем тысяч взрослых и детей со всех концов Соединенных Штатов. Многие новички появляются там не ради исцеления от зависимостей, а ради избавления от перевернутых ценностей общества.
Посетив коммуну Синанон в округе Марин, Северная Калифорния, я понял, почему многим жизнь там кажется привлекательной. Работы хватает на всех, и каждый трудится, чтобы обеспечить себе кров и еду. Строгие правила общежития не допускают никакого насилия, разврата или злоупотреблений. В этом демократичном обществе нет привилегированных классов, которые угнетали бы другие. Уверенность в себе поощряется как в детях, так и во взрослых. В условиях низкого уровня переселения, здесь развиваются стабильные отношения, и дети обзаводятся прочными дружескими связями.
Самое необычное здесь в жизни сообщества Синанон – это сами правила общежития и Игра. С раннего возраста дети живут отдельно от родителей и, подобно взрослым, питаются в общей столовой вместе с группой сверстников. Взрослые следят за детьми, удовлетворяют их потребности, демонстрируют им свое уважение, доверие и любовь. Дети растут как бы в одной большой семье, где нет любимчиков, и «родителей» достаточно много, так что ни один ребенок не оставлен без внимания. Рядом с этими активными, любознательными и эмоционально развитыми детьми приятно находиться, поскольку они уделяют тебе много внимания и заботы, хотя ты и незнаком им. Психологические исследования показали, что эти дети социально и интеллектуально весьма развиты и чувствуют себя комфортно в обществе других детей и взрослых11.
Основа жизни в Синаноне – это Игра. Члены общины начиная с 6-летнего возраста регулярно встречаются, чтобы принять участие в Игре, которая может длиться от одного часа до двух суток. Игры бывают каждый день, организованные или спонтанные. Физическое насилие не допускается, несмотря на словесную провокацию.
Играющие открыто выражают раздражение и гнев по отношению к другим и публично делятся своими страхами и опасениями. Согласно допущению, что человек может изменить свое поведение, если узнает о его негативном влиянии на окружающих, здесь практикуют «словесную головомойку». Сначала через критику, а затем через конструктивные предложения члены общины обсуждают, как можно безболезненно изменить свое поведение. Игра обеспечивает групповую солидарность и надежное управление обществом, направляя членов общины на путь более приемлемого поведения12.
Сильное влияние группы не оставляет места застенчивости. Дети не испытывают ее ни друг с другом, ни со взрослыми. Взрослых, которые приходят в Синанон застенчивыми людьми, просят вести себя так, словно они незастенчивы. Следуя этой рекомендации, многие расстаются со своей стеснительностью, от которой прежде страдали.
Стирание личности или радость жизни?
Какие уроки можно извлечь из этого межкультурного анализа застенчивости? Там, где застенчивость преобладает (в рассмотренных нами восточных культурах и до известной степени в нашей собственной культуре), детям внушается, что их значимость и любовь, которую они жаждут получить, зависят от их поведения. Они должны доказать, что достойны жить в том мире, где успех рассматривается как нечто само собой разумеющееся, а неудача превращает побежденного во всеобщее посмешище. Детей в таких обществах не учат открытому проявлению мыслей и чувств, они лишены возможности общаться со взрослыми и нормально играть со сверстниками. Они привыкают замыкаться в своем собственном мире, наедине со своими мыслями, и жить в полном бездействии.
В противовес этому те общества, которые оберегают свое молодое поколение от пагубного влияния застенчивости, разделяют общие черты: и в Китайской Народной Республике, и в Израиле, и в субкультуре Синанона общие цели преобладают над индивидуальными стремлениями. Детей приучают чувствовать свою уникальность, быть гордостью своего поколения и будущей надеждой. Родители не скрывают своей любви, и требования дисциплины и ответственности этому не мешают. Люди учатся на ошибках, а не страдают от них. Общение протекает легко, так что можно освоить и разговорные навыки, и умение делиться с другими. Нацеленность на деятельность и результат, а также недопущение того, чтобы другие чувствовали себя отвергнутыми и изолированными, являются главными инструментами в борьбе с застенчивостью.
Когда дома и за границей я рассказываю о том, как в этих культурах предотвращают застенчивость, то часто слышу в ответ: «Пусть лучше мой ребенок будет застенчивым, чем станет послушным обезличенным роботом!» Но кто из нас действительно робот? В конечном счете им оказывается застенчивый человек, подчиняющийся воле других и уступающей тирании. Именно застенчивый человек бежит от радостей общественной жизни, погружаясь полностью в свою индивидуальность.
Я не призываю к отказу от индивидуальности ради решения проблемы застенчивости. Однако всем нам необходимо осознать, что застенчивость – это следствие ряда социальных установок, обесцвечивающих человеческую жизнь. Не обязательно грубо копировать политический и экономический строй тех обществ, которые предотвращают застенчивость, чтобы изменить существующие модели и установки. Чтобы создать общественные структуры, в которых люди существовали бы гармонично, не надо отказываться от индивидуальности: мы должны, наоборот, всячески поощрять ее развитие. Но, только проведя критический анализ общественных ценностей, мы сможем привнести социальные перемены, необходимые для предотвращения развития застенчивости в будущих поколениях.
Я не сторонник безликого существования в группе, препятствующего проявлению всего многообразия человеческих возможностей. Я – тот, кто танцует под песню грека Зорбы. Я праздную жизнь. Но я способен танцевать, любить и быть свободным только потому, что я социальное существо и живу в обществе и ради общества людей, наполняющих мое существование смыслом. Преодолевая застенчивость, мы открываем в себе скрытые силы, способность жить и любить. И прямо здесь и сейчас мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы открыть эти силы в самих себе и в наших близких. И, как знать, но, может, именно вы станете тем человеком, кто победит застенчивость.