— Вот, посмотри на них.
Я увидел на экране семью, в которой буду жить. Светлые волосы, голубые глаза. Две женщины, одна молодая, другая чуть постарше. Мужчина с бородой.
— Как они тебе, Тобиас?
Я пожал плечами.
Она резко встала и подошла ко мне. Я тоже поднялся с дивана. А она крепко обняла меня, и я почувствовал очень сладкий запах ее тела. В первый раз меня кто-то обнимал в этой стране. Я почувствовал себя как-то странно. Через ее плечо я посмотрел на дерево. К счастью, Йон уже успел спрыгнуть с ветки. Он побежал по школьной площадке за девчонками. В руке у него была палка. Я удивился. Где он мог ее взять? И тут я понял. Это был черенок от граблей, и он наверняка украл его из будки сторожа. Наконец Катрине отпустила меня и подошла к письменному столу. У меня закружилась голова.
Будка стояла в подвальном этаже. Так оно и было. Йон сломал замок. Я открыл дверь. На полке стояло три ящика с инструментами. В самом маленьком из них я нашел то, что искал, — шило с тонкой рукояткой. Длиной с карандаш. Я вернулся в комнату и спрятал шило в пенале. Все получилось просто. Я подумал о глазах Петера Фема, о том, как выколю их. А потом решил думать о чем-нибудь другом.
Прошлой ночью мне приснился сон.
Я был в старой деревне, окруженной рощей. Дома в ней спали. У окон были блестящие глаза, из открытого окна с противоположной стороны улицы доносился какой-то звук. Я долго стоял и прислушивался. Это текла вода. Я запрокинул голову и уставился на небо. Голова у меня вдруг стала тяжелой. Мне сделалось дурно. «Я могу упасть», — подумал я и осторожно подошел к окну, поднялся на носки и заглянул в него. В комнате стояла ванна. Текущая из крана вода переполнила ее и текла широким ручьем на пол и в слив под окном. Шум воды я и услышал. Тут я заметил маленькую девочку. Она сидела на табуретке возле стены. Ее темно-рыжие волосы были заплетены в тоненькие косички, свисающие на грудь. Стена позади нее была белая и блестящая, как небо над домом. Девочка сидела, широко расставив ноги, опустив голову на грудь. Ее тонкие пальцы держали хохолок. Она смотрела на него. Глаза у нее были большие, темные. Мне показалось, что она не слышит шума воды. Я посмотрел на ванну, на пол, хохолок и на ее глаза. Они были раскосые, и я подумал, что никогда не видел таких красивых глаз. Порыв ветра подул мне в затылок. Я почувствовал холод в животе. Мне вдруг стало страшно, я боялся, что потеряю сознание и упаду, и закрыл глаза. Чуть погодя я открыл их и посмотрел на девочку. На ее косички, на живот и рыжий хохолок между пальцами. Он походил на рану. Я стоял и смотрел на девочку, на ее рану, не в силах шелохнуться.
Это было последнее, что случилось со мной в Сандму, Сара.
Мне казалось, что я жил здесь ужасно долго, а на самом деле всего семнадцать месяцев. Женщины сказали, что я стал выше ростом.
А ты выросла?
Я хочу поскорее выполнить то, что задумал. А потом пойду в полицию и расскажу, что приехал из Одера и хочу туда вернуться.
Но до этого мне придется многое сделать. А сначала у меня будет новая семья.
С приветом, С.
II
Он прожил в семье Йонсен три дня, когда вдруг увидел в окне на небе над кварталом, где он жил, какую-то штуку — воздушный шар, плавающий над крышами домов. Нет, погодите, это было облако ровной круглой формы. На мгновение он задумался, воздушный шар это или облако, на самом ли деле все это происходит, или он попал в другой мир, где нет различия между движениями воздушных шаров, которыми управляют люди, и клубами облаков, где шары превращаются в пушистые облака, а облака управляются душами мертвых пилотов.
Мгновение он сомневался, а потом подумал: «Не все ли равно, ведь я скоро отсюда уеду». Из соседней комнаты доносился еле слышный стук шагов его приемной матери. Ее босые ноги ступали тихо, как лапы животного. «Они думают, что я останусь у них на всю жизнь. Для меня ведь они родители понашку, а они решили, что я принял их всерьез».
Когда он проснулся в первую ночь в новой семье, то решил пройтись по квартире и посмотреть, кого же он обманул. Хозяева спали. А может, они тоже обманывают его, притворяются, будто не знают, откуда он. Он тихонько прошел, балансируя между столом и диваном. В его голову закралось подозрение: то, в чем он сейчас абсолютно уверен, скоро ему самому покажется невероятным.
А может, это его обманули.
«Я не должен так думать», — сказал он себе после того, как обошел всю квартиру вдоль и поперек, со всеми торшерами и пуфами, экранами и фотографиями в рамах, и наконец в изнеможении упал на свою новую кровать. Комнаты наполнились прозрачной тишиной, словно газом или туманом.
— Чего мне на самом деле бояться? — пробормотал Тобиас. — Нет для этого причин.
Время от времени ему мерещилось лицо Сары. Он знал, что если бы она услышала его болтовню, то странно посмотрела бы на него и он сразу бы замолчал. Но каждый раз, когда он видел перед собой Сару, ее образ тут же расплывался от тревожного предчувствия: «Ее больше нет».
— П. — страна, в которой никогда нельзя быть уверенным, что есть на самом деле и чего нет, — сказал он. — Уж это я знаю точно. А вот в том, что ты жива, я не уверен.
Когда он говорил вслух сам с собой, противоречия в его словах становились настолько очевидными, что все превращалось в бессмыслицу.
Он замолчал.
В то утро, когда его увозили из Сандму, шел проливной дождь. Небо было затянуто дождевыми облаками. Он сидел в машине рядом с Амалие. От нее пахло потом. Когда он закрывал глаза, то представлял себе, как по ее животу течет пот. Тобиас потряс головой, но живот не исчезал. Обычно когда он представлял себе тело Амалие, то старался думать о чем-нибудь отвратительном, но сейчас он никак не мог прогнать бледный живот и пупок, которые мельтешили у него перед глазами. Машина пересекла парковку. Он посмотрел в зеркало, здание исчезло за завесой дождя. В машине царило молчание. Почему она ничего не говорит? Он покашлял:
— Тебе не кажется, что в Сандму пахнет потом?
«Какой у меня тоненький голос, — подумал он. — Я хотел бы, чтобы он был более звонкий и низкий».
Но он ничего не мог с этим поделать, и эта мысль его мучила: «До чего же писклявый у меня голос».
Амалие повернулась к нему и усмехнулась:
— Да нет, не кажется.
Он натянуто улыбнулся. Амалие печально покачала головой. Тобиасу до смерти надоел весь персонал Реабилитационного центра. Все они надоели ему. В особенности Амалие, которая сначала ему понравилась.
— С чего ты это взял, Тобиас?
Он отвернулся от нее и уставился в окно, полосатое от дождя. Они ехали вдоль озера. Посреди озера он увидел небольшой остров, а на острове — дом с трубой. Казалось, что этому озеру нет конца.
— Просто мне кажется, что в Сандму пахнет противно.
Он уставился прямо перед собой с таким видом, будто думает о чем-то очень печальном. Он часто делал так, когда хотел обмануть персонал. Амалие с любопытством поглядела на него в зеркало. О да, они всегда смотрели с любопытством на печальных и несчастных детей. А на самом деле он ни о чем не думал. Он сидел, скрестив руки на груди, уставясь на асфальтовую змею, извивающуюся перед ним. Амалие вздохнула. А потом начала говорить. Тобиас не отвечал. Через несколько часов он расстанется с этими сварливыми тетками навсегда. Чуть погодя Амалие замолчала. Они проехали еще полчаса, и окружающий ландшафт переменился. Теперь они катили по равнине, и на горизонте Тобиас увидел полоску моря. Амалие уставилась на море. Машина медленно ехала мимо скалистого берега. Тобиас почувствовал, что его тело расслабилось. Вскоре он уснул.
Автомобиль нырнул в туннель и въехал в город. Снова пошел дождь. Тобиас проснулся.
Он смотрел по сторонам, разглядывая рекламные щиты. Дождь барабанил по асфальту. Он увидел в окне парк развлечений и прочитал на щите: «Здесь строят Порнополис». За сеткой ограждения высились две огромные скульптуры: голые Бимбос и Дудес. Между ног молочно-белой женщины мчался поезд, а у вагончиков «чертова колеса» висели волосатые яйца и вздыбленный член. Мимо них сквозь завесу дождя шурша промчалась машина. За темным окном с мелькающим дворником спала девушка. Они ехали молча. Слышался лишь шум дождя. Возле железнодорожной станции, на крыше смотровой башни Тобиас увидел большой экран. У подножия башни стояли какие-то люди в лохмотьях. Тобиас посмотрел на них сквозь мокрое стекло. У этих бедняг ноги были обернуты пластиковыми мешками, они стояли, покачиваясь из стороны в сторону, и смотрели на экран, где молодая пара занималась любовью на крыше автомобиля. Под экраном мелькали номера, которыми люди могли пользоваться в красных будках. Амалие свернула налево от смотровой башни, помедлила у пустого перекрестка и поехала по длинной улице. Город был весь из стекла, экранов и щитов. Дома располагались вдоль широких аллей и в зеленых парках. Повсюду было чисто. На углу, прислонясь к стене, стояли два охранника в синей форме. Возле одного павильона Тобиас увидел мужчину с зонтом, смотрящего на небо и облака. Амалие остановила машину у игровой площадки с песочницей и огромной катальной горкой. Позади игровой площадки стояли полукругом жилые дома. Налево раскинулся парк с лиственными деревьями. Между жилыми домами находился мебельный магазин.
Амалие и Тобиас подошли к дому. Амалие набрала код на входной двери. На экране показалось бледное лицо.
— Мы приехали из Сандму, — сонным голосом сказала Амалие.
— Это Тобиас. Амалие привезла Тобиаса, — прозвучал вкрадчивый голос женщины с экрана.
Тобиас вошел за Амалие в лифт. У него горело все тело. Дверь лифта закрылась. «Добро пожаловать», — пропищал лифт. Амалие улыбнулась в ответ.
Лифт сказал:
— Вы приехали к Филиппу и Эве Йонсен. Они ждали вас целый день и радовались: «Сегодня приедет Тобиас!» Радовались как дети.
Послышался щелчок. Наступила тишина.
Тобиас подумал про голос женщины, и ему захотелось, чтобы его взяла какая-нибудь другая семья. Без вкрадчивых голосов и восторженных восклицаний. Которая живет в доме без лифта.