– Я тебя слушаю, – сказал Юханссон и кивнул.
«Интересно, что преступник делал там, – подумал он. – Поздно вечером в пятницу, в разгар лета. Хорошая погода стояла. Что ему понадобилось в доме? Ведь он, скорее всего, не жил там. Почему ему не сиделось у себя, а он катался по городу на своем красном «гольфе» и следил за маленькими девочками, которые бегали и играли кругом в своих коротких юбочках? Хотя, собственно, было уже поздно для них болтаться по улицам».
– Мне удалось найти нашу итоговую записку по обходу соседей, – сообщил Ярнебринг. – Список тех, кто жил там, когда все случилось. Почти исключительно частные дома, никаких офисов, и это же хорошо. Хотя распечатки допросов, похоже, лежат как попало.
– Если у нас есть список, разберемся, – заметил Юханссон.
«Наверняка Бекстрём влез сюда своими жирными пальцами и все перепутал», – подумал он.
– С проверками «гольфа» дело обстоит хуже, – сказал Ярнебринг. – Не нахожу никакого итогового документа, после того хаоса, который они устроили. Он ведь должен был где-то лежать, но, похоже, куда-то запропастился. Машины, попавшие в регистр наказаний, пожалуй, можно найти в журнале. Но в остальном все плохо.
«Скорее всего, попал в корзину для бумаг Бекстрёма», – решил Юханссон.
– Нам надо оценить ситуацию, – сказал он. – Почему бы не сделать новый список?
– Конечно, – согласился Ярнебринг. – Без проблем, даже если я не верю в пользу этого дела. Как я тебе уже говорил. Но ты отказываешься слушать.
– Маргарета Сагерлиед, – сказал Юханссон. – Ты нашел материалы ее опроса?
«Иногда мне кажется, что у Бу тромб в голове», – подумал он.
– Да, – ответил Ярнебринг. – Даже двух. Первый провели в среду 2 июля, и тогда, значит, прошло две с половиной недели после исчезновения Жасмин. Старуха уезжала, как и все другие, и потом состоялся еще второй раунд месяц спустя, в пятницу 9 августа.
– Я слушаю, – поторопил друга Юханссон.
– Протоколы ее опросов мне удалось откопать среди прочего хлама. Я положил их вместе с итоговым обзором. Хочешь прочитать сам?
Он поднял синий пластиковый карманчик.
– Лучше ты расскажи, – попросил Юханссон и покачал головой.
– Оба раза ее опрашивала одна и та же сотрудница, Карина Телль. До одури красивая, наверняка на двадцать лет младше меня. Только окончила школу полиции. Ее позаимствовали из службы правопорядка Сольны. Трудилась в патруле. Сообразительная невероятно. По-настоящему шустрая, а видел бы ты ее грудь…
– Переходи к делу, – перебил его Юханссон. – Что сказала дама, с которой она беседовала? Ну, Сагерлиед.
– Она находилась в отъезде, – сообщил Ярнебринг. – Уехала за пару дней до исчезновения Жасмин. Вернулась домой через пару недель.
– И где она была?
– В своем летнем доме около Ваксхольма. На острове Риндё, – сказал Ярнебринг. – Ей там досталась от мужа настоящая старая купеческая вилла. В ней она отдыхала вместе с подругой, тоже оперной певицей.
– Ее вы также опросили?
– За кого ты меня принимаешь, – проворчал Ярнебринг. – Ее рассказ сходится до последней запятой с тем, что нам поведала Сагерлиед. Подруга оказалась еще старше. Почти восемьдесят, если я правильно помню. Зато она, вероятно, была дьявольски известна в свое время.
– О’кей, – сказал Юханссон. – И что она сказала? Маргарета Сагерлиед, я имею в виду.
«Все хорошо сходится, – подумал он. – Если она находилась в компании кого-то, кто на восемь лет старше ее, наверное, на то у нее имелись веские причины».
– По сути, четыре вещи, – поведал Ярнебринг. – Во-первых, что она не имела никакого отношения к делу. Находилась в отъезде, когда все произошло.
– Во-вторых?
– Во-вторых, что знала Жасмин. Малышка Жасмин бывала у нее дома несколько раз. Милая, приятная и хорошо воспитанная девочка, по словам Сагерлиед. Они даже играли на пианино и пели вместе. Случившееся, естественно, взволновало и ошарашило ее. Одновременно она была на сто процентов уверена, что это не могло произойти там, где она жила. Ни в Эппельвикене, ни в Бромме, поскольку там обитали исключительно приличные и образованные люди.
– В-третьих тогда что? – спросил Юханссон.
«Кто-то мог совершить преступления там, где она жила? Такая мысль просто не укладывалась у нее в голове».
– Контакты с мужчинами, – сообщил Ярнебринг.
– И как обстояло дело с ними?
– Таковые отсутствовали. Не было ни детей, ни внуков. Ни у нее, ни у ее мужа. Никаких контактов с молодыми людьми, совершенно независимо от пола. Только старые друзья и подруги ее возраста. С таким же прошлым, как и у нее самой. Бывшие певцы и певицы, люди, имевшие отношение к опере и театру, старые актеры, знаменитости из ее времени, можно так сказать.
– Но, черт побери, – проворчал Юханссон. – Ты же видел хоромы, в которых она жила. Наверняка у нее, по крайней мере, имелась уборщица?
«Мывшая для нее посуду в растрескавшихся красных резиновых перчатках, поскольку хозяйка, вероятно, становилась ужасно жадной, как только речь заходила о покупке новых».
– Коллега Телль задала именно этот вопрос. Как я говорил, она была сообразительной девочкой. По словам старухи, она обычно убирала сама. Для генеральной уборки перед Рождеством нанимала людей из специализированной фирмы. Так же и весной, когда требовалось мыть окна и наводить красоту перед летом.
– Ерунда, – ухмыльнулся Юханссон. – А какие-нибудь работяги? Ее посещала подобная публика?
– Таких не было в течение нескольких лет. Последний раз, еще при жизни мужа, они поменяли водосточные трубы. Поставили медные, поскольку старые, железные, проржавели. Это, конечно, обошлось в кругленькую сумму. Я вчера позвонил Карине и поговорил с ней. По-видимому, там многое осталось между строк. Деньги и известные люди. Старуха едва получила вопрос, как она управляется с хозяйством в своем летнем доме, как уже начала рассказывать, что в нем пятнадцать комнат и две застекленные веранды и что ее свекру пришлось столько-то отдать за него.
– Помощь по дому со стороны социальной службы?
– Она не доверяла им. Не желала впускать к себе подобный люд. Особенно после того, как прочитала в газетах об индейце, задушившем старую даму в ее собственном доме. Его дело потом пересмотрели, если ты помнишь.
– Что же четвертое тогда? – спросил Юханссон. – О чем шла речь?
– О красном «гольфе», якобы стоявшем около ее дома.
– И что она сказала о нем?
– У нее самой не было ни автомобиля, ни водительского удостоверения. Никто из ее знакомых тоже не имел красного «гольфа». Она даже не знала, что это за машина.
«Плохо дело, – подумал Юханссон. – Хуже некуда».
А сквозь стены он больше не мог видеть.
– Эта коллега…
– Карина, Карина Телль.
– Именно она, да, – кивнул Юханссон. – Она еще работает у нас?
– Нет, – ответил Ярнебринг. – Ушла несколько лет назад. Сегодня она кто-то вроде консультанта по образу жизни. Дьявольски успешна, да будет тебе известно. Читает лекции, имеет два собственных тренажерных зала, персональный тренер дюжины миллиардеров плюс к тому учит массу обычных, жирных и богатых дяденек вроде тебя вести более здоровую жизнь. Написала даже пару книг на данную тему.
– Откуда тебе это известно?
– Позвонил и поболтал с ней. Я же говорил.
– Насколько тесно вы знакомы?
– Все как обычно. – Ярнебринг ухмыльнулся. – Это ведь было двадцать пять лет назад, до того как я встретился с моей женой.
– Ты не мог бы попросить ее позвонить мне?
– При одном условии. – Ярнебринг улыбнулся еще шире.
– И каком же?
– Ничего не говорить Пии.
– Хорошо, – согласился Юханссон. – Еще одно дело, – добавил он. – Мы же не закончили.
– Да?
– Второй опрос, который Телль провела пять недель спустя. Чем там все закончилось?
– Ничем, – ответил Ярнебринг.
– Ничем?
– Да. Тогда Маргарета Сагерлиед сама позвонила Карине. Ее интересовало, как продвигается расследование, пришли ли мы к какому-то результату. Как обычно, ты ведь знаешь. Подобно всем другим старым дамам, оказавшимся поблизости к какому-то событию, которые звонят и болтают об этом. Разговор состоялся по телефону. Не было никаких причин ехать к ней домой ради такой беседы. Прочитай сам, если мне не веришь. Тебя еще что-нибудь интересует?
– Я устал, – признался Юханссон. – Должен немного вздремнуть.
– Береги себя, Ларс, – сказал Ярнебринг. – Увидимся утром. В то же время, на том же месте, та же команда из центрального сыска. Помнишь? Десять лет на одном и том же переднем сиденье потрепанного старого «вольво»?
Потом он наклонился, обхватил друга своими большими руками и крепко обнял.
– Обещай мне беречь себя, – сказал он.
– Обещаю, – ответил Юханссон.
«Пять недель спустя старуха звонит с целью спросить, как дела, – подумал он, провожая взглядом своего лучшего друга, закрывшего за собой дверь. Осторожно, стараясь не разбудить его, ведь Ярнебринг считал, что он уже засыпает. – Что случилось за это время? – подумал он. – Из-за чего до нее внезапно стало доходить, как все происходило? Кто-то, кого она знала, но и заподозрить не могла в чем-то подобном. Ездившего на красном «гольфе». Или дело касалось красной заколки из пластмассы? Красной обезьянки Мончичи, которую она, возможно, нашла под кроватью в своей спальне?»
Потом он заснул.
40Пятница 23 июля 2010 года
Еще один день его новой жизни. Завтрак, лечебная гимнастика. Матильда, которая неуклонно росла в его глазах, несмотря на все кольца и татуировки.
– Чем бы ты хотел сейчас заняться? – спросила девушка, когда они возвращались домой из Каролинской больницы.
– Мне надо встретиться с Ярнебрингом, – ответил Юханссон.
– До его прихода еще несколько часов, – заметила Матильда. – Поспи. Но что бы ты хотел действительно сделать, будь у тебя возможность выбирать?
– В таком случае сходить поплавать.
– Поплавать, – повторила Матильда и кивнула на его беспомощно висевшую правую руку. – Разумно ли это?