– Это ведь ужасные обвинения, – сказал Стаффан Нильссон и поднялся. – Они настолько ужасные, что вполне могут заставить такого невиновного человека, как я, наложить руки на себя.
– Какое это сейчас имеет отношение к делу? – спросил Юханссон. – Во-первых, ты виновен, а о том, что срок давности по твоему преступлению истек, я решил забыть. Кроме того, столь самовлюбленный человек, как ты, никогда не покончит с собой. Если я ошибаюсь по данному пункту, то все равно смогу жить с такой ношей на душе. Я ярый противник смертной казни, да будет тебе известно. Поэтому даю тебе шанс жить дальше и принять заслуженное наказание. Йозеф Саймон, отец Жасмин, придерживается другого мнения. Ему ближе постулаты Ветхого Завета на сей счет. Око за око, зуб за зуб. Поэтому позвони мне, у тебя есть мой номер на автоответчике дома. О практических деталях тебе также не надо беспокоиться. Я сам могу доставить тебя в полицию. Даже найти тебе хорошего адвоката.
– Об этом ты можешь забыть, – процедил Стаффан Нильссон. Глаза его вспыхнули ненавистью, поскольку гнев на мгновение победил страх. – Если скажешь кому-то хоть слово о своих безумных подозрениях, я отберу у тебя все деньги, которыми ты владеешь.
– Чепуха, – буркнул Юханссон. – Предположим, ты привлечешь меня к суду за клевету и даже выиграешь и получишь пару сотен тысяч в качестве возмещения морального ущерба. На большее тебе не стоит рассчитывать. Но прежде чем суд успеет вынести приговор, ты уже будешь мертв. Кроме того, это карманные деньги для меня и моего брата.
Знаешь, ты худший человек из тех, кого я когда-либо встречал в жизни, – продолжил Юханссон и одарил своего собеседника взглядом из тех, какие он и его лучший друг обычно берегли для самых закаленных противников. – И все равно я готов оказать тебе последнюю услугу. Даю шанс позвонить мне и сказать, что ты решил ответить за содеянное. Позвони мне, Нильссон. А поскольку ты уже стоишь, предлагаю тебе уйти, пока я не передумал и не вышвырнул тебя из окна.
– Шеф, я могу сделать это, – предложил Макс, неожиданно появившись в комнате, хотя Юханссон и приказал ему не показываться. Взгляд у него был как у волка, рассматривающего свою уже потрепанную добычу. А лицо таким же белым и непроницаемым, как в тот раз, когда он рассказывал о Наде, той, что стала ему старшей сестрой в той страшной жизни, которую другие навязали ему.
– Пусть уйдет, – сказал Юханссон. – Он наверняка даст о себе знать.
Выйдя на улицу, Стаффан Нильссон сразу же поймал такси, сел в него и убрался восвояси.
«Пусть так и будет», – подумал Юханссон, ведь несмотря на головную боль и тяжесть в груди, он знал, что есть по крайней мере один человек, чувствовавший себя хуже, чем он.
Он позвонил на мобильный Лизе Маттей и сообщил:
– Я только что разговаривал со Стаффаном Нильссоном…
– Я знаю, – ответила Маттей. – Он сейчас едет в такси домой, если тебе интересно, Ларс.
– Приятно слышать.
«Эта девочка далеко пойдет».
– Мне пришло в голову, что он не из тех, кто кончает с собой, – заметила Маттей.
– Целиком и полностью с тобой согласен. Однако у него может возникнуть исключительно плохая идея: попробовать смыться.
– Мне трудно представить себе, где он мог бы спрятаться, – возразила Маттей. – Но как раз сейчас от него можно ожидать чего угодно, поэтому я решила, что нам стоит за ним присматривать. Если ему в голову придет что-то подобное, мне, пожалуй, понадобится поговорить с ним. Удерживать его силой я, конечно, не могу, как ты понимаешь, но и желание взять его под защиту и обеспечить новыми документами и всем остальным в моем ведомстве также не особенно велико.
– Пожалуй, есть другой способ решить эту задачку, – сказал Юханссон. – Посадить его в кутузку, так у него будет время подумать.
Потом он рассказал о заявлении, оставленном Нильссоном в полиции Вестерорта, и требовании о возмещении ущерба, которое, скорее всего, уже пришло в его страховую фирму. Попытка страхового мошенничества в крупном размере, о чем он наверняка меньше всего думал сейчас, после встречи с Максом.
– Стоит попробовать, если он не образумится, – согласилась Маттей. – В лучшем случае его удастся с месяц продержать за решеткой.
– Конечно, – поддержал ее Юханссон. – Сидя в камере, он сможет прочитать в газетах о том, что сделал с Жасмин. Мы дадим ему шанс в тишине и покое обдумать, как разобраться с этой проблемой, когда он окажется на улице снова.
– Ларс, Ларс, – сказала Лиза Маттей. – Последнего я от тебя не слышала.
– Но так ведь и будет, если он добровольно не примет наказание. Я сам позабочусь об этом, если никто другой не опередит. Я дал ему шанс. Если он откажется, не моя вина. Но я не верю, что он настолько глуп.
– Надеюсь, ты прав. Удачи тебе в охоте на лосей, кстати.
«Значит, и это ты знаешь тоже, – подумал Юханссон, закончив разговор. – Фантастическая женщина. Врет абсолютно непринужденно и крайне убедительно человеку, который вдвое старше ее и десять лет был ее шефом и наставником».
96Пятница 27 августа – воскресенье 29 августа 2010 года
После обеда в пятницу Юханссон нежно попрощался со своей женой. Настолько нежно, насколько позволили ему обстоятельства и все его лекарства для понижения давления, обнял ее и поцеловал неоднократно на всякий случай.
– Обещай беречь себя, – попросила Пия.
– Обещаю, – ответил Юханссон.
«Скоро я буду дома в усадьбе, и там ничего плохого со мной не случится».
Потом они с Максом отправились в аэропорт Бромма, выехали прямо на взлетное поле и сели в частный самолет, которым его брат Эверт владел совместно с парой своих товарищей, столь же богатых, как и он.
Они приземлились в Крамфорсе час спустя и направились к ожидавшему их вертолету. Через три часа после того, как оставил свою квартиру в Сёдере, Юханссон очутился во дворе родительского дома.
– Добро пожаловать в родной дом, Ларс, – сказал Эверт. Одетый в зеленые рабочие брюки и клетчатую фланелевую рубашку, он спустился с крыльца и заключил его в свои медвежьи объятия, отчего, как ни странно, давление в груди Ларса Мартина уменьшилось.
– Спасибо, – сказал он.
«Наконец я дома».
– Наконец-то сможем пообщаться и приятно провести время. Застрелим одного-другого лося, конечно. Я думаю, ты и Макс поживете здесь в усадьбе, а другие парни расположатся в охотничьей сторожке.
– Когда они приедут? – поинтересовался Юханссон.
– В воскресенье, – ответил Эверт. – Тогда будет все по полной программе с охотничьим ужином. А пока отдохнем в семейном кругу.
– Надеюсь, не ты будешь готовить еду.
– О чем речь, – рассмеялся Эверт и обнял брата за плечи. – Я уже нанял пару женщин из деревни. У них все на мази. Ты получишь селедку и шнапс, мясо и картошку, так что можешь не беспокоиться.
Эверт сдержал обещание. Юханссон тоже сделал это. Отказался от третьей рюмки, поскольку внезапно увидел перед собой Пию. Выпил два бокала красного вина к свиному боку со сливами и даже не попробовал приготовленный на десерт яблочный пирог. Ограничился чашкой кофе и крохотной порцией коньяка.
– Я начинаю беспокоиться за тебя, Ларс, – сказал Эверт и подмигнул ему.
– И почему же? – поинтересовался Юханссон.
– Ты стал настоящим пай-мальчиком, – пояснил Эверт. – Коньяк едва донышко прикрывает. – И он кивнул на бокал в руке Юханссона.
– Кое-чему я все же за последнее время научился, – ответил Юханссон. – Теперь вот собираюсь пораньше лечь спать.
Он умылся, пошел и лег. Заснул без малейшей помощи своего греческого союзника, проснулся на следующее утро от первых лучей солнца, пробравшихся в комнату сквозь щель между оконной рамой и жалюзи.
Вышел во двор, стоял босой на траве и смотрел, как бледное солнце, поднимаясь с востока, рассеивало туман в долине реки.
«Наверное, здесь же стоял Осслунд, – подумал Юханссон, – и независимо от того, говорим мы о ранней весне или конце лета, нет красивее места на всей земле».
Он вернулся в дом, принял душ, оделся, дышалось свободно, как прежде, в виде исключения была полная ясность в голове.
Он дома. Наверное, в этом причина, решил Юханссон.
После плотного завтрака они поехали в собственный охотничий тир Эверта опробовать новый штуцер Юханссона, который оружейник переделал по спецзаказу, а Макс уже пристрелял для него.
Результат превзошел все ожидания. Уже после двадцати выстрелов у него все пошло как по маслу с новым спусковым крючком. Не говоря уже о том, чтобы поворачивать верхнюю часть туловища и крепко держать приклад и ложу ружья, с чем у него изначально не возникло проблем.
– Я узнаю тебя, Ларс, – сказал Эверт и кивнул одобрительно.
Даже Макс не смог скрыть удивления, пусть никогда не видывал никого, стрелявшего лучше его самого.
В воскресенье вечером Юханссон встретился со своими товарищами-охотниками в сторожке Эверта, находившейся среди леса в центре охотничьих угодий. Все получилось как обычно: те же лица, те же истории, тот же смех, та же еда и столь же много крепкого спиртного. Юханссон даже позволил себе третью рюмку и не вспомнил о жене, подняв ее и чокаясь с остальными.
– Черт, как хорошо нам, богатым, – сказал Эверт три часа спустя, сидя с вечерним грогом перед пылающим камином. – Забудем тоску, печали, все беды и проблемы. У нас есть мясо, и есть огонь, и шнапс, чтобы успокоить душу… Выпьем, парни. – Он поднялся на шатких ногах.
– Сейчас я поеду домой и лягу, брат мой, – сказал Юханссон. Он был самым трезвым из всей компании, хотя и находился за тысячи километров от своей супруги. Если не брать в расчет Макса, конечно, вообще не выпившего ни капли за весь вечер.
– Ты не хочешь побороться на руках? – спросил Эверт.
– Мы займемся этим утром, – ответил Юханссон.
«Как же хорошо дома», – подумал он. И ему явно понадобился приличный щелчок по голове, прежде чем он понял, чего лишился пятьдесят лет назад.