— Боже милостивый! — воскликнул Квентин.
Он сел, оставив дверцу сейфа открытой.
— Оно засвидетельствовано… секунду… Миртл Энни Кэнтрип и Лайонелом Хепберном Мариоттом, а также должным образом подписано вашей женой. Оспорить его вам будет очень сложно.
— Но я не собираюсь его оспаривать.
— Полагаю, следует сначала прочесть, прежде чем делать такие опрометчивые заявления, мистер Найтингейл.
— И что в нем говорится? — Улыбка на лице Квентина сменилась растерянностью. — Вы не прочтете, мистер Вексфорд?
— Если вам угодно.
Вексфорд наконец сел. Потом откашлялся и ровным, бесстрастным голосом прочел:
— «Я, Элизабет Френсис Найтингейл, урожденная Виллерс, будучи в здравом уме, свидетельствую свою последнюю волю. Данное завещание отменяет все предыдущие сделанные мной распоряжения». — Видимо, здесь миссис Найтингейл истощила свой запас юридических формулировок и перешла на более естественный язык, правда, с вкраплениями канцелярских оборотов. — «Я завещаю все свои деньги, включая те, которые мой муж инвестировал по моей просьбе, Шону Артуру Ловеллу, проживающему по адресу: Черч-Коттедж 2, Майфлит, графство Сассекс, — в надежде, что он использует их для осуществления своих честолюбивых замыслов…»
— Боже правый! — снова вскричал Квентин. — Боже правый!
— «…а все принадлежащие мне драгоценности — моей невестке Джорджине Виллерс, проживающей по адресу: Кингсмаркхэм-роуд 55, Кластервел… — здесь Вексфорд запнулся и вскинул брови, — дабы она могла удовлетворить свою страсть к украшениям, хотя ее женская добродетель гораздо ценнее любых рубинов».
— И это написала Элизабет? — упавшим голосом спросил Квентин.
— Да, сэр.
Они оба удивлены, подумал Вексфорд, но, вероятно, по разным причинам. Что касается его самого, он был поражен, что у женщины, которую брат называл легкомысленной и пустоголовой, хватило предусмотрительности составить завещание, а также ума, чтобы придать документу оттенок утонченной мести. Удивление Квентина, скорее всего, было вызвано исключительно враждебностью последней воли жены. Он побледнел.
— Это все? — спросил Найтингейл.
— Все. Сколько денег оставила ваша жена, сэр?
— Сущие пустяки. — Квентин заставил себя рассмеяться. — Дело в том, что ее личный счет в банке пуст. Есть еще триста фунтов, которые я инвестировал от ее имени много лет назад.
— Мм. Уверен, вы не пожалеете их для юного Ловелла. Вас что-то беспокоит, сэр?
— Нет, я…
— Похоже, миссис Виллерс, — задумчиво произнес Вексфорд, — очень любит драгоценности, как… э, отметила ваша жена. Будем надеяться, ей достанется несколько милых вещиц.
— Несколько милых вещиц! — Внезапно Квентин вскочил. — Драгоценности моей жены в этих шкатулках. — Он запустил руки в сейф. — По приблизительной оценке они стоят тридцать тысяч фунтов.
Вексфорд видел на своем веку много драгоценных камней, его было трудно удивить этой маленькой, но превосходной коллекцией. Как бы то ни было, он удержался от восторженного вздоха и молча, с бесстрастным лицом смотрел, как Квентин открывает шкатулки.
Одна шкатулка из белой кожи, вторая из зеленой, третья из тикового дерева, инкрустированного ониксом. Квентин выложил их на письменный стол и поднял крышки, под которыми оказались другие футляры, крошечные коробочки для колец и серег, продолговатые футляры для браслетов и ожерелий.
Квентин взял одно кольцо, платиновое, с полуокружностью из бриллиантов, и поднес к свету.
— Обручальное, — сказал он. — Элизабет изредка надевала его, когда, — голос его вдруг охрип, — я очень просил. — Он посмотрел на Вексфорда. — Может, я смогу выкупить его у Джорджины.
— Ваша жена ее любила?
— Не знаю, — растерянно ответил Квентин, возвращая кольцо на бархатную подушку. — Я об этом особенно не задумывался. Наверное… Хотя вряд ли, правда? Разве можно оставлять такое жестокое письмо человеку, которого любишь? Я этого не понимаю.
— Мы знаем, что миссис Найтингейл очень не любила брата. Возможно, эта неприязнь распространялась на его жену.
Квентин закрыл коробочку с кольцом.
— Похоже, вы думаете, — осторожно начал он, — что моя жена и ее брат были на ножах.
— А разве нет? — вкинул брови Вексфорд.
— Наверное, из моих уст — ее мужа — это прозвучит странно, но на самом деле я не знаю. Дэнис никогда мне на нее не жаловался, а что касается Элизабет… Понимаете, она никогда не пыталась запретить ему появляться тут, хотя могла язвительно отзываться о нем, когда мы оставались одни. И знаете, когда мы бывали втроем, я часто замечал, что она сочувственно смотрит на него. Я не замечал каких-либо признаков настоящей ненависти.
— Возможно, не в ваших привычках обращать внимание на мотивы и чувства других?
— Наверное, вы правы, — печально согласился Квентин. — В противном случае я бы заметил, что Элизабет неприятно общество Джорджины, и… Я бы догадался, что она собирается ночью тайно ускользнуть в лес. Нет, пожалуй, Элизабет и Дэнис действительно не любили друг друга, а у меня не хватило проницательности это заметить. Или я просто не хотел замечать. — Теперь он говорил тихо и немного смущенно. — Когда ты любишь людей, то хочешь, чтобы они любили друг друга, и убеждаешь себя, что так оно и есть. Мне ненавистна мысль об этих злобных сплетнях, связанных с какой-то враждой.
Вексфорд немного помолчал.
— Вернемся к завещанию, сэр. Очевидно, вы не знали о дружбе вашей жены с Шоном Ловеллом?
— Я знал, что Элизабет питает к нему материнские чувства. Своих детей у нас нет. Она просила, чтобы мой друг, который работает на Би-би-си, прослушал Шона, однако я не проявил особого энтузиазма. Но теперь выполню ее просьбу. Это самое меньшее — и последнее, — что я могу для нее сделать.
— Прошу меня извинить… но вам никогда не приходило в голову, что ее чувства могут быть не только материнскими?
Квентин брезгливо поморщился и тряхнул головой.
— Господи, — произнес он, — этого просто не могло быть, но если и было… Я не вправе судить, когда мы с Катье… Мистер Вексфорд, я не понимаю всех этих намеков. Вообще ничего не понимаю.
— Я тоже, — мрачно сказал Вексфорд.
Тем временем Бердена тоже ждали открытия.
Покинув Старый дом и пройдя через калитку во внутренний двор особняка, он столкнулся с миссис Кэнтрип, которая шла с огорода с пучком петрушки в руке.
— Ой, вы меня напугали, сэр, — всполошилась она. — Вы ходите так тихо. Может, чашечку чая?
— А не поздновато для чая? — спросил Берден, взглянув на часы и увидев, что уже половина шестого. — Кстати, когда вы уходите домой?
— Должна в четыре, но теперь тут все вверх дном, и сам не знаешь, на каком ты свете. Пойдемте, сэр. Угощу вас чаем, да еще и Уилл хочет с вами поговорить.
— О чем? — Берден зашагал вместе с ней к дому.
— Он не сказал, сэр. Думаю, что-то насчет шарфа.
В кухне Уилл Палмер сидел за столом рядом с мужчиной, которого Берден видел у калитки миссис Ловелл. Они пили чай из темных керамических чашек. Присутствие мужчины в кухне объясняли два кролика, четыре лесных голубя и корзина яиц на клетчатой столешнице кухонного стола.
Увидев Бердена, Палмер встал.
— Хочу вам кое-что показать, начальник.
— Да? — Инспектор взял чашку с чаем у миссис Кэнтрип и поставил ее как можно дальше от мертвой дичи.
— Вот.
Палмер с торжествующим видом извлек из-под стола мокрый полиэтиленовый пакет, завязанный бечевкой. Берден развязал пакет и достал кусок ткани. Ткань была влажной, но не мокрой, и в ней можно было узнать шелковый шарф с изящным узором в стиле модерн — золотистые листья на бледно-желтом фоне. В центре шарфа имелось продолговатое коричневое пятно. Берден нахмурился.
— Где вы это нашли?
— В дупле дуба по дороге в Кливерс-Вейл.
— А где это, Кливерс-Вейл?
На лице Палмера отразилось искреннее удивление. У него явно не укладывалось в голове, что кто-то, особенно полицейский, может не знать о месте, которое составляло такую же неотъемлемую часть деревни Майфлит, как и лес.
— Это территория поместья, сэр, — поспешила вмешаться миссис Кэнтрип. — Та часть парка, что ближе к Кингсмаркхэму.
— Я счищал старые древесные грибы с дуба, — сказал Палмер, оправившись от изумления. — И наткнулся на это дупло, понимаете? Похоже, совиное гнездо…
— Беличье, — лаконично поправил мужчина, вытирая рот. Лицо его было очень смуглым, на щеках — как минимум двухдневная щетина.
— Или беличье, я так и собирался сказать, Элф, — огрызнулся Палмер. — Сова или белка — для дятла дупло слишком большое.
— Может, обойдемся без природоведения?
— Хорошо, начальник, не нужно язвить.
Дверь в сад открылась, и в кухню вошел Шон, заняв свое место за столом. На лице Палмера снова появилось выражение значительности.
— Дупло было футах в шести над землей, не меньше, — продолжил он. — Прямо вровень с моей макушкой.
— Гниль, — буркнул смуглолицый.
Палмер недовольно посмотрел на него, но затем решил, что реплика, скорее всего, относится к причине появления дупла, а не к его рассказу.
— Эти старые грибы росли прямо вокруг дупла. Понимаете, сэр, мы их называем устричными грибами, потому что шляпка у них похожа на устрицу. В наших краях их кличут «устрицами бедняков» — пальчики оближешь, если поджарить, должен вам сказать.
— Потушить.
— Или потушить, Элф, — милостиво согласился Палмер. — Короче говоря, я сунул руку в это дупло, и вот что я там нашел — в пакете.
— Прямо в пакете? Или вы сами его туда положили?
— Никакого пакета не было, начальник. Эту штуку просто свернули и сунули в дупло.
— Раньше вы видели этот шарф?
— Конечно видела, — сказала миссис Кэнтрип. — Он принадлежал бедной миссис Найтингейл. Она повязывала шарф на голову, когда шла гулять. — Экономка склонилась над шарфом, потом резко отпрянула. — Это ее кровь, сэр?
— Боюсь, что так.
Шон Ловелл вскочил.
— Меня сейчас вырвет!
Миссис Кэнрип с немыслимой — по мнению Бердена — для женщины ее возраста проворностью метнулась к двери в сад и распахнула ее.