{56 ...когда зазвонит рыночный колокольчик. — Знак начала продажи рыбы. Страбон рассказывает: когда зазвенел колокольчик, кифаред потерял всех слушателей, кроме одного, глухого; глухота, впрочем, не помешала ему расслышать ответ на собственный вопрос — почему все ушли; узнав, что «колокольчик уже звонил», он тоже покинул кифареда (XIV 2, 21).}
{57 Демосфен упоминает... — О предательском посольстве, 229.}
Живешь ты каперсами вместо стерляди? {58}
{58 Из неизвестной комедии — CAF, adesp., Fr. 459.}
А что означает, если в народе, желая пообедать в свое удовольствие, говорят друг другу: "Сегодня встретимся на берегу"? {59} Не что иное, как то, что обед на берегу приятнее всего. И причина тому не морские волны и прибрежные камешки, а то, что на морском берегу, хоть и не найдешь желтков и каперсов, всегда вдоволь свежей рыбы.
{59 «Сегодня встретимся на берегу» (Σήμερον α̉κτάσωμεν). — Словом α̉κτή («взморье») метонимически обозначали и обычай угощения на берегу, принятый, Видимо, первоначально у мореходов; затем слово стало служить обозначением всякого пиршества на открытом воздухе, не обязательно у моря (Hsch. s. ν. ακτή). У Плутарха употреблен деноминатив άχτάω, произведенный от α̉κτή в указанном значении, поэтому точный перевод затруднителен.}
Да и в продаже морская провизия ценится выше всякой другой. Катон, [c] выступая против роскоши и расточительства, не преувеличивал, а говорил сущую правду, когда сказал, что в Риме иная рыба стоит больше, чем бык, а горшок особого рыбного засола обходится дороже, чем быкоглавая гекатомба. {60}
{60 Гекатомба — буквально «жертвоприношение ста быков» или, шире, «грандиозное жертвоприношение». Быкоглавой гекатомбой называли, видимо, жертвоприношение множества овец и одного быка.}
Однако, если лучшее суждение о силе лекарства выскажет наиболее искушенный во врачевании, а о достоинстве мелодий - наиболее одаренный музыкант, то о качестве блюд лучше всех выскажется наиболее пристрастный к еде. Поэтому с относящимся сюда вопросом надо обратиться не к Пифагору и не к Ксенократу, {61} а к поэту Антагору, к Филоксену, сыну Эриксида, к живописцу Андрокиду, который, как говорят, на картине "Скилла" написал рыб с особо проникновенным искусством из любви к рыбным блюдам. Антагор же сопровождал царя Антигона в походе, и тот как-то застал его в лагере высоко подпоясанным и занятым варкой [d] морского угря. Когда царь спросил его: "Уж не думаешь ли ты, что Гомер, описывая подвиги Агамемнона, занимался приготовлением угрей?", тот ответил не без остроумия: "А ты думаешь, что Агамемнон совершил бы свои деяния, если бы ему пришлось хлопотать, кто в лагере сумеет сварить угря?" Вот те соображения, - закончил Поликрат, - которые я могу предложить всем вам, а также, пожалуй, и рыботорговцам, исходя из веских свидетельств и из существующего словоупотребления".
{61 ...не к Пифагору и не к Ксенократу... — Пифагор ни в чем не признавал излишеств — ср. понятие пифагорейского образа жизни как созерцательного и аскетического (Порфирий, Жизнь Пифагора, 32-45 — см. в изд. Д. Л.). Ксенократу традиция также приписывает строгость нрава и редкую выдержку (Д. Л. IV 7).}
3. "А я, - сказал Симмах, - обращаюсь к этому вопросу со всей серьезностью и более диалектично. Если считать приправой то, что делает пищу более приятной, то лучшей приправой надо признать то, что по преимуществу [e] поддерживает аппетит к хлебу. И вот, подобно тому как философы, получившие название эльпистиков, {62} доказывают, что сильнее всего притягивает человека к жизни надежда (ε̉λπίς) и что без ее сладости жить было бы невыносимо, так надо указать такой возбудитель влечения к пище, без которого всякая пища сказывается неприятной и тягостной. И вот, среди произведений земли мы ничего такого не найдем, а среди произведений моря прежде всего надо упомянуть соль, {63} без которой, можно сказать, несъедобна никакая пища: ведь ее примесь услащает и хлеб (недаром и в храме Посидон соседствует с Деметрой), {64} и вообще изо всех приправ [f] самая важная. Вот и герои "Илиады", привыкшие к самому простому образу жизни и отказывавшиеся от всякой изысканности в пище, так что даже, находясь близ берегов Геллеспонта, не пользуются его рыбными богатствами, {65} а вместе с тем не могут есть мясо без соли, свидетельствуя этим, что это единственная приправа, без которой нельзя обойтись: как все краски нуждаются в свете, так и все воздействующие на вкус соки нуждаются в соли, чтобы возбудить соответствующее ощущение, а без нее [669] остаются неприятными и даже тошнотворными. "Мертвец - первейший отброс", по Гераклиту, {66} а всякое мясо -мертвечина; но сама соль, проникая и как бы одухотворяя его, {67} сообщает ему вкус и приятность. По этой причине и закусывают перед другой едой чем-нибудь острым или маринованным, вообще таким, что заготовлено с солью: это как бы зачаровывает аппетит, и, возбужденный такой приманкой, он со свежей силой обращается и к прочим блюдам; а если с них начнет, то скоро отказывается. И не только для еды, но для питья соль служит приправой. Ведь общеизвестный гомеровский "лук, приправа к напитку" {68} предназначался более для моряков и гребцов, чем для царей; а в меру присоленные кушанья, благотворно воздействуя на чувство вкуса, делают приятным и легким любое вино и любую питьевую воду; тех неприятных последствий, которые [b] присущи луку, они не вызывают, а вместе с тем помогают усвоению остальной еды, делая ее удобоваримой: соль не только придает приятный вкус еде, но и на тело действует как лекарство. Да и другие съедобные дары моря не только вкусны, но и полезны: они обладают качеством мяса, но не так [с] обременяют желудок и легко перевариваются и усваиваются. Это засвидетельствует присутствующий среди нас Зенон, а также, я уверен, и Кратон: ведь они постоянно назначают своим больным рыбное питание как самое легкое. Вполне понятно, что море вскармливает существа более здоровые и более законченные, раз оно к нам посылает самый тонкий и самый чистый воздух".
{62 ...философы, получившие название элъпистиков... — Как именование представителей особой философской школы или направления встречается только у Плутарха.}
{63 ...среди произведений моря прежде всего надо упомянуть соль... — В это время, однако, знали и другой способ добычи соли: уже Геродот (IV 185) упоминает о соляных копях.}
{64 ...недаром и в храме Посидон соседствует с Деметрой... — В тексте оригинала Посидон характеризуется как σύνναος (буквально «со-храмный») по отношению к Деметре; это специальный термин, указывающий на традицию совместного почитания богов в одном храме. Об этом термине см.: Nock Α. σύνναος θεός // Harvard studies in classical philology. Harvard, 1930. № 41. Неясно, подразумевает ли Плутарх какой-то определенный храм, или употребляет эпитет образно, указывая так на тесную культовую связь этих богов, засвидетельствованную прежде всего в преданиях элевсинского круга: Посидон считается отцом Эвмолпа — легендарного основателя Элевсинских мистерий, посвященных Деметре и ее дочери (см. Аполлодор, III 15, 4); возможно, именно поэтому в Элевсине почитался Посидон-Отец (Πατήρ) (см.: Павсаний. I 38, 2: 6). По свидетельству Евстафия (Eust. 772, 25), праздник «алой» (’Αλω̃α), когда жители Афин посвящали первины урожая Деметре в Элевсине, включал обряд торжественного шествия (или въезда — πομπή) Посидона. Известно также, что по дороге из Афин в Элевсин было святилище Деметры и ее дочери, где вместе с ними почитался Посидон с Афиной (Павсаний, I 37, 2). Культовая связь Посидона с Деметрой существовал не только в Аттике: о характере этой связи в аркадском предании см. у Дж. Фрэзера (Золотая ветвь. М., 1980. С. 522 сл.). Павсаний сообщает и о соседстве храмов Посидона Фетальмия («Растительного», «Производящего») и Деметры Фесмофоры («Законодательницы») в Арголиде (Павсаний, II 32, 8). Таким образом, можно предположить, что основа связи Посидона и Деметры — их функция богов растительности и плодородия (ср. ниже, примеч. 25 к книге V). Здесь (в «Застольных беседах») Плутарх упрощенно понимает сущность культовой связи этих богов, рационалистически толкуя Посидона как олицетворение соленой морской стихии, а Деметру — хлеба.}
{65 Вот и герои «Илиады»... не пользуются... рыбными богатствами... — Платон использует эту деталь быта героев «Илиады» как пример здоровой простоты — см.: Государство, 404 be}
{66 Vorsokr. 22, В 96.}
{67 ...сама соль, проникая и как бы одухотворяя его... — В греч. тексте букв, «словно став душой» (’ώσπερ φυχὴ παραγενομένη). Согласно стоической теории, душа как часть космической пневмы (о ней см. выше, примеч. 93 к книге I) скрепляет и связует собой живое тело. Здесь обыгрывается сходная способность соли предохранять от распадения и разложения (см. ниже, примеч. 69). К сопоставлению души и соли собеседники вернутся в дискуссии о «божественности» соли — см. ниже, книга V, вопрос X.}
{68 ...«лук, приправа (’όφον) к напитку»... — Ср. выше, примеч. 53. Слова из «Илиады» (XI 630).}
4. "Ты прав, - сказал Ламприй, - но хотелось бы добавить еще некоторые соображения. Мой дед часто издевался над иудеями, говоря, что они не едят самого справедливого мяса; {69} а мы скажем, что самое справедливое питание происходит из моря. Ведь если даже допустить, что [d] с теми животными, которые обитают на поверхности земли, у нас нет никаких других связей, то во всяком случае они питаются тем же, что мы, дышат тем же воздухом, те же воды служат им и для питья и для омовения, что и нам. Поэтому мы испытываем угрызения совести, убивая их и слыша их жалостные крики, тем более что многих из них мы приручили и сделали своими сожителями. А подводное племя нам вполне чужеродно {70} и далеко от нас, родившихся и живущих как бы в некоем ином мире; ни зрение, ни слух, ни какая-либо услуга со стороны водных жителей не препятствуют нам употреблять их в пищу; никакое общение с нами невозможно [e] для животных, находящихся в полном отчуждении, и они не могут вызывать у нас каких-либо чувств: наш мир для них подобен Аиду, и, вступив в него, они тотчас же погибают".