{1 PLG, v. II, р. 257.}
{2 ...обед у Платона и на следующий день доставляет удовольствие. — Слова Тимофея об этом свойстве платоновских пиров приводит и Цицерон, заключая: «Не потому ли, что когда мы переполнены напитками и пищей, то уже не можем мыслить?» (Цицерон, Тускуланские беседы, V 100; то же: Элиан, Пёстрые рассказы, II 18; Ath. 419 с).}
{3 ...о подававшихся в доме Каллия и Агафона жарких, печеньях и лакомствах... — В доме Каллия происходит действие «Пира» Ксенофонта; Агатон принимал в своем доме участников пира, описанного Платоном («Пир»).}
{4 ...веселое философствование... — Ср. Заст. бес. II 634 EF и примеч. 16 к книге I.}
Вопрос I
В чем причина того, что лишенные пищи и питья страдают больше от жажды, чем от голода {5}
{5 Ср. Macr. Sat. VII 13, 1—5, где ставится тот же вопрос и дается такой ответ: внутреннее тепло (calor), присущее живому организму, требует пропитания (alimentum), а таковым для тепла является влага (liquor). В силу этого недостаток влаги в организме ощущается в первую очередь, ибо внутреннее тепло «требует своего» (suum postulat); ср. ниже, примеч. 6. О понятии «внутреннее тепло» см. выше, примеч. 92 к книге I.}
[e] Участники беседы: Плутарх и другие
1. Итак, посылаю тебе шестую книгу Застольных бесед, в которых первым рассматривается вопрос, почему лишенные пищи и питья страдают больше от жажды, чем от голода. Многие это находили странным: казалось бы, что недостаток сухой пищи должен прежде всего требовать соответствующего восполнения. Тут я сказал присутствующим, что содержащееся в нас тепло, это если не единственное, то главное, что требует [f] питания: ведь и во внешних вещах мы наблюдаем, что ни воздух, ни вода, ни земля не стремятся к питанию и не истребляют то, что с ними соприкасается, а свойственно это только огню. Преобладанием теплоты объясняется и то, что молодые едят больше, чем старые, а, с другой стороны, старики легче переносят голодание, ибо теплота у них уже притупилась и ослабела; так и бескровные животные совсем мало нуждаются в пище [687] вследствие ничтожной теплоты. А для каждого в отдельности телесные упражнения, громкая речь и вообще все, что возбуждает теплоту, делает прием пищи более необходимым и привлекательным. Пищей же для теплоты, полагаю я, служит то, что всего ближе ей по природе, а именно влажность, {6} как показывает огонь, разрастающийся от масла, и зола, как самое сухое вещество: в ней выжжено все влажное и осталось только землистое, полностью лишенное влаги; а огонь разрушает и расщепляет тела, отнимая у них склеивающую и связывающую их влагу. И вот, когда мы лишены еды, теплота прежде всего извлекает влагу из находящихся в теле остатков пищи, а затем, преследуя влагу, огнистость обращается к самим [b] содержащимся в телесном составе сокам. Возникает сухость, как в обожженной глине, и естественно, что тело нуждается более всего в питье, а когда мы напьемся, то окрепшая и получившая силу теплота вызывает потребность в плотной пище.
{6 Пищей... для теплоты... служит... влажность... — Ср. Аристотель, Метафизика, 983 b 23 сл.: «Пища всех существ влажная и... само тепло возникает из влаги и ею живет, . .»; ср. Метеорологика, 354 b 33 сл.: «Видимый нами огонь жив до тех пор, пока у него есть пища, влага же — единственная пища для огня». Очевидно, представление о том, что «пищей» для тепла служит влажность, стало общим местом ко времени Плутарха. Ср. [Arist.] Pr. 949 b 29.}
Вопрос II
Вызываются ли голод и жажда недостатком пищи и питья или расстройством проводящих их пор {7}
{7 О «порах» см. примеч. 89 к книге I.}
Участники беседы: Филон, Плутарх
1. После этой речи Филон и другие присутствовавшие врачи стали возражать против моего первого утверждения, говоря, что жажда возникает не от недостатка влаги, а от расстройства проводящих ее пор. Указывая на [с] то, что если человек, испытывающий ночью жажду, уснет, то жажда у него прекратится, хотя он ничего не выпил; а лихорадящие, когда минует приступ или вовсе пройдет болезнь, избавляются и от ощущения жажды; наконец, многие устраняют жажду, выкупавшись, а иные - вот удивительно - вызвав у себя рвоту. Во всех этих случаях нет никакого добавления влаги, а все завпспт от пор, изменяющих свое расположение.
Еще явственнее это становится, если мы обратимся к случаю голодания. Многие болезни вызывают одновременно и упадок питания и потерю аппетита. А у некоторых прием пищи не только не утоляет аппетита, а, наоборот, обостряет влечение к еде. С другой стороны, при утрате аппетита [d] многие его сразу восстановляют, съев несколько соленых маслин или каперсов. Это превосходно показывает, что ощущение голода возникает у нас от расстройства пор, а не от недостатка еды: ведь в данном случае еда не увеличивает, а уменьшает этот недостаток, и тем не менее способствует появлению аппетита. <значит, подобно тому как квасцы делают ткань более восприимчивой к окраске> {8} так приятный острый вкус этой соленой еды воздействует на устье желудка, то ли уплотняя его, то ли, наоборот, раскрывая и расширяя и тем придавая ему восприимчивость к пище, называемую аппетитом.
{8 В этом месте лакуна: τροφη̃ς,** ποιου̃σιν («нищи,** создают»); переводчик принимает конъектуру Хуберта.}
2. Это рассуждение показалось мне убедительно построенным, но вместе с тем противоречащим важнейшей цели природы, к которой естественное [e] побуждение влечет каждое живое существо, - цели, состоящей в восполнении ущербного и в замене утраченного в соответствии с имеющейся потребностью. Отрицать, что то, чем более всего отличается живое от неодушевленного, дано нам для нашего сохранения и жизнеспособности и возникло вместе с нами, подобно глазу, как нечто свойственное и необходимое для нашего тела, и рассматривать это лишь как следствие каких-то случайных изменений в величине пор - это значит ни во что ставить природу. Кроме того, противоречит разуму, понимая, что ощущение холода возникает вследствие недостатка тепла, необходимого для тела, отрицать, что жажда и голод также вызываются недостатком влаги и пищи, которых требует [f] природа тела; а еще более неразумно, впдя, что природа ищет опорожнения, чтобы избавиться от переполнения, искать для пополнения иной исходной причины, кроме ощущения неполноты. И эти утраты и пополнения в живом теле не отличаются от того, что происходит в земледелии: многое [688] здесь сходно в убыли и в ее возмещениях. Засушливости мы противодействуем поливкой, прохлаждаем по мере возможности в жаркую погоду, окутыванием защищаем то, что страдает от холода, а о том, что от нас не зависит, молим бога - послать мягкую росу и солнечное тепло при умеренных дуновениях ветра, чтобы все в природе получило восполнение непрерывной убыли и хранило соразмерность своего состава. Полагаю, что и само название пищи, τροφή, происходит от слова τηρει̃ν ("охранять"), {9} как хранящей природный состав. Хранит же его она нечувствительным образом у растений, которые, по выражению Эмпедокла, {10} черпают из окружающей среды то, что им потребно; а нас аппетит учит искать и преследовать то, чего недостает в нашем составе.
{9 ...само название пищи, τροφή, происходит от слова τηρει̃ν... — Ложная этимология.}
{10 Vorsokr. 31, А 70.}
[в] Рассмотрим, однако, {11} и каждое в отдельности из утверждений Филона, и мы убедимся в их ошибочности. Еда, имеющая приятный острый вкус" вызывает, надо полагать, не аппетит, а раздражение воспринимающих пищу органов, сходное с зудом, возникающим от соприкосновения с чем-либо щекочущим. Если даже и признать это ощущение аппетитом, то, по всей видимости, такая еда раздробляет и измельчает съеденное ранее и потребность в новом приеме пищи возникает не вследствие перестройки пор, а вследствие их опорожнения и очистки. Острое и соленое разбивает" разносит и рассеивает материю, выталкивает вчерашнее и испорченное, и это ведет к возобновлению аппетита. Далее, пе перестройка пор причина [с] прекращения жажды после купания, а влага, проникающая в тело в виде испарения, заполняющего собой поры. Рвота, освобождая тело от чуждого его природе, предоставляет возможность восполнить недостаток того, что ей свойственно. Ведь жажда - это влечение не ко всякой влаге, а только ко влаге, свойственной данной природе; и если есть даже избыток чужеродной влаги, то человек все же испытывает жажду, ибо нужная ему влага встречает препятствие на пути своего распространения, и должного смешения не возникает, пока это препятствие не будет устранено: тогда поры и воспринимают требующуюся им влагу. Наконец, лихорадочное состояние сгоняет влагу в глубину, и она оказывается выделенной и сосредоточенной в воспаленной внутренности. Это вызывает у многих рвоту, так как [d] чрезмерно обремененные внутренности выжимают влагу, а в то же время больной испытывает жажду вследствие сухости остального тела. Когда же минет приступ и жар уйдет из внутренностей, влага снова распространяется и, разойдясь в соответствии со своей природой по всему телу, приносит облегчение внутренностям и вместе с тем делает все тело из жесткого и шероховатого мягким и гладким; часто приводит и к потению. При этом прекращается и жажда, так как влага от обремененного ею участка тела перешла к участку, нуждающемуся в ней и ждущему ее. Подобно тому как в саду, где есть изобилующий водой колодец, растения все же будут страдать [e] от жажды и изнурения, если никто не зачерпнет из колодца, чтобы полить их, - так неудивительно, если на некоторых участках тела остается скудость влаги, пока не восстановится ее свободное протекание и перемещение. Это и наблюдается как у лихорадящих в промежутках между приступами болезни, так и у засыпающих с ощущением жажды: ибо и сон, выводя влагу из внутренних органов и распределяя ее по всем участкам тела, создает равномерность и устраняет недостаточность. А это так называемое [f] преобразование пор, которому приписывают возникновение голода и жажды, - в чем же оно состоит? Я, со своей стороны, не вижу для пор в этом отношении иных возможностей, кроме спадения и раскр