{37 Труды и дни, 471.}
Вопрос III
Почему лучшим оказывается вино из средней части бочки , {38}масло из верхней, мед из нижней
{38 Почему лучшим оказывается вино из средней части бочки... — Этому вопросу подражает Макробий (Macr. Sat. VII 12, 8—16).}
Участники беседы: Алексион, Плутарх и другие
1. Мой тесть Алексион с насмешкой отзывался о совете Гесиода {39} щедро расходовать вино, начиная и заканчивая бочку, и бережно, когда вино в ней на среднем уровне. "Кому неизвестно, - говорил он, - что [e] лучшее вино находится в средней части бочки, лучшее масло - в верхней, а лучший мед - в нижней. А Гесиод советует сберегать вино в средней части бочки, пока оно не испортится, когда будет уже на исходе". Закончив на этом речь о Гесиоде, мы обратимся к исследованию причин такого различия.
{39 ...о совете Гесиода... — Труды и дни, 368.}
2. Вопрос о меде не вызвал у нас больших затруднений - общепонятно, можно сказать, что легчайшее во всяком веществе является таковым вследствие своей разреженности, а плотное и сплошное, опускаясь под действием тяжести, вытесняет вверх более тонкое и легкое; и если [f] перевернуть сосуд, то спустя малое время каждая из этих частей займет свое место - одна опустится, другая поднимется. Также и вопрос о вине не остался без убедительных соображений: во-первых, как можно думать, его основная сила, теплота, {40} естественным образом сходится к середине и сохраняет это место предпочтительно перед прочими; во-вторых, на дне бочки собирается осадок, портящий вино, а на поверхности ему вредит [702] соприкосновение с воздухом: известно, что изо всего, на что дурно действует воздух, вино подвержено этому в наибольшей степени; поэтому и закапывают в землю винные бочки, чтобы до них доходило как можно меньше воздуха. А главное, в полном сосуде вино не так легко подвергается порче, как в малонаполненном: притекающий в избыточном количестве воздух нарушает условия его сохранности; в наполненном же сосуде, в который закрыт доступ вредоносного воздуха извне, вино само себя поддерживает.
{40 ...его основная сила, теплота... — См. примеч. 32 к книге III.}
3. В части, касающейся масла, вопрос вызвал серьезное обсуждение. Один из участников беседы сказал, что портит масло в нижней части сосуда придонный осадок, {41} вызывающий помутнение, и в верхней части оно не становится лучше, а только оказывается относительно лучшим [b] по сравнению с остальной частью, так как дальше отстоит от вредного осадка. Другой указывал на плотность масла, которая делает его несмешиваемым: {42} оно не допускает в себя никакой другой жидкости иначе как при сильном встряхивании, разбавляющем его целостность. Не дает оно смешения и воздуху {43} вследствие тонкости и сплошного смыкания своих частиц, так что воздух, не получая возобладания, не может и вызвать порчу. Это, однако, встречало некоторое противоречие в наблюдениях Аристотеля, {44} который говорит, что масло в неполном сосуде приобретает более приятный запах и вообще улучшается; причину этого он приписывает действию воздуха, который проникает в неполный сосуд [с] в большем количестве и имеет большую силу.
{41 ...портит масло...придонный осадок... — Приведено у Плиния как наблюдение Катона Старшего (Plin. nat. XV 21).}
{42 ...плотность масла, которая делает его несмешиваемым... — Ср. выше, II 640 D, VI 696 В и примеч. 42 к книге VI.}
{43 Не дает оно смешения и воздуху... — Аристотель, напротив, считает, что масло «наполнено воздухом» (Метеорологика, 383 b 24).}
{44 ...в наблюдениях Аристотеля... — Arist. Fr. 224 Rose.}
4. "Нельзя ли заключить отсюда, - сказал я, - что одна и та же способность воздуха полезна маслу и вредит вину? Старение вину полезно, а маслу вредно, и вот действие старения и устраняет воздух: ведь охлаждаемое воздухом сохраняет свежесть, а лишенное доступа воздуха быстро старится и дряхлеет. Вот почему находящееся сверху вино хуже остального, а масло лучше: одно от старения приходит в лучшее состояние, другое в худшее".
Вопрос IV
Почему у древних римлян был обычай {45}не убирать со стола остатки еды, прежде чем уносить самый стол, и не гасить до этого лампу
{45 Почему у древних римлян был обычай... — Обе части данного вопроса обсуждаются Плутархом с той же аргументацией также в Рим. воп. 64, 279 D сл. и 75, 281 F (см. с. 204, 208 настоящего издания и комментарии).}
[d] Участники беседы: Флор, Евстроф, Кесерппй, Лукий, Плутарх
1. Флор, любитель старины, предложил не убирать стол совсем опустошенным, а оставить на нем что-нибудь из съестного. "И не только это, - сказал он, - тщательно соблюдали, как я помню, мой отец и дед, но не позволяли и гасить светильники, ибо и этого остерегались древние римляне. А нынешние гасят тотчас же после обеда, чтобы не тратить понапрасну масло". "А что толку в этом, - откликнулся присутствующий здесь афинянин Евстроф, - если они не усвоят хитроумную выдумку нашего земляка Полихарма? Он долго размышлял, как бы уберечься [e] от хищения масла рабами, и наконец нашел-таки средство - надо каждый раз, погасив светильники, немедленно наполнить их маслом и на следующий день проверить, остались ли они наполненными". "Итак, - сказал, засмеявшись, Флор, - одна задача решена. Теперь постараемся рассудить, что могло привести древних к таким освященным обычаем правилам, касающимся обеденного стола и светильников".
2. В первую очередь занялись вопросом о светильниках. Зять Флора Кесерний высказал то мнение, что древние избегали как нечестия гасить любой огонь, ради его сродства со священным и негасимым пламенем. Есть ведь два рода отмирания у огня, как и у человека: {46} одно насильственное, [f] когда его гасят, другое - когда он как бы по своей природе истощается. И вот для священного огня старались отвратить оба рода отмирания, питая и охраняя его; а простой огонь не гасили, а просто предоставляли его самому себе, как будто это было животное, которое перестали кормить за его ненадобностью. {47}
{46 ...два рода отмирания у огня, как и у человека... — О сходстве огня с живым существом, или потребляемым насильно, или истощающимся без внешних причин, Плутарх пишет также в Plu. De primo frigido 949 А. Под священ ним огнем подразумевается огонь в храме Весты на Форуме — общий очаг римского государства, «отмирание» которого «старалась отвратить» коллегия весталок.}
{47 ...животное, которое перестали кормить за его ненадобностью. — В «Жизнеописании Катона Старшего» (5) Плутарх порицает жестокость последнего по отношению к состарившимся рабам и животным. По мнению Плутарха, если между людьми должен действовать принцип закона и справедливости (νόμω... καὶ τω̃ δικαίω), то к животным следует относиться с милостью (χάριτας) и благодетельностью (ευ̉εργεσίας) исходя из кротости (η̉μερότητος). Ср. ниже (VIII 729 Е), где подобная точка зрения излагается как пифагорейская. См. также примеч. 120 к книге VIII.}
3. Сын Флора Лукий изъявил согласие со сказанным, за одним исключением: древние не потому окружили священный огонь таким почитанием и уходом, что считали его лучшим и более достойным поклонения, чем [703] любой другой огонь. Подобно тому как у египтян {48} одни почитают весь род собак, другие волков или крокодилов, и соответственно содержат и кормят те собаку, те крокодила, те волка - ведь невозможно было бы содержать их всех - так же обстоит дело и в данном случае: почитание и хранение священного огня - это символ благоговения перед всяким огнем. "Ведь ни одна другая вещь не имеет такого сходства с одушевленным существом, как огонь: он и движется, и питается сам по себе, и своим светом все показывает и проясняет, подобно душе; по более всего обнаруживается его сила, не чуждая и животному началу, когда его гасят: он кричит, стонет и защищается, как одушевленное существо, когда его убивают. Но может быть, - добавил он, взглянув на меня, - в чем-либо [b] ты меня поправишь?"
{48 Подобно тому как у египтян... — Ср. выше, 670 А, и примеч. 71 к книге IV.}
4. "Возражений против сказанного тобою у меня нет, - сказал я, - но я хотел бы добавить, что этот обычай учит нас и человечности: ведь неблагочестиво убрать пищу со стола, как только мы сами насытились, равно как, напившись из источника, затыкать или укрывать его, или же в плавании или в дороге уничтожать путеводные знаки после того, как мы ими воспользовались: все, что может понадобиться кому-либо после нас, надо оставлять в сохранности. Поэтому некрасиво из мелочного расчета гасить светильник, в котором у нас миновала нужда, а не оставить его светить на тот случай, если нужда в этом встретится у кого-нибудь после нас. Как хорошо было бы, клянусь Зевсом, если бы мы могли, отправляясь на покой, оставлять другому в пользование наше зрение и слух, даже наше разумение и мужество. Подумаем и о том, что выражением благочестивых чувств было и то, что в обычаях древних могло бы показаться некоторым излишеством: поклонение плодоносным дубам, название священной, данное одной смоковнице в Афинах, запрет вырубания священных олив. {49} В этом обнаруживается не склонность к суеверию, как говорят некоторые, а желание на примере отношения к бездушным и бесчувственным деревьям [d] приучить людей к уважительности и дружелюбию и в их взаимоотношениях. Поэтому прав Гесиод, {50} который велит не подавать еду на стол без посвятительного обряда, а предварительно бросить начатки в огонь, воздавая этим почет и благодарность за оказанную услугу; и правильно поступали римляне, когда, использовав в меру надобности светильники, не лишали их питания, а предоставляли им жить и светить".
{49 ...поклонение плодоносным дубам... — Культ дуба как дерева бога громовержца существовал у большинства европейских народов; в Греции самым почитаемым был дуб-оракул Зевса в Додоне... .название священной, данное... смоковнице... запрет вырубания... олив. — Олива почиталась в Афинах как священное дерево Афины; оливковое масло и оливки играли огромную роль в экономике Аттики. В Афинах существовал также культ Зевса Мория («Оливного») — покровителя священных олив. Возможно, почитание смоковницы связано со сходными экономическими причинами.}