«Тебе не впервой предавать родителей», — сказал когда-то Элин. Накаркал, старик!
Глава 3
Старик лучился самодовольством. Неужели Фолк Арсон прав — за похищением Ника и Эррана стоит именно Элин?
Граю больше всего на свете (после спасения Ланки) хотелось врезать по этой морщинистой морде, стерев с нее мерзкую ухмылку.
— Красавец… — насмешливо протянул Элин.
— На меня напали, — буркнул Грай. — Какие-то отморозки.
Элин покачал головой и сочувственно цокнул языком.
— Да… В городе нынче опасно. По улицам лучше зря не ходить. Тем более, в одиночку. Мне казалось, ты решил бросить «Живых». Собрался стать скучным, добропорядочным гражданином? Кажется, даже женился…
Уже донесли!
— Кстати, как там твоя новая пассия?.. Илона? Лаина?
— Алана, — сквозь зубы выдавил Грай. — Все в порядке, спасибо, отец.
— Так что же привело тебя в нашу скромную обитель, сын мой?
Издевается. Пусть. Все уже решено, и обратной дороги нет. Эта страница жизни должна быть безжалостно вырвана из книги судеб.
— Выкладывай, зачем пришел на этот раз… Вряд ли, чтобы я тебя пожалел.
Нельзя показывать, насколько ты его ненавидишь! Старик чувствует опасность не хуже матерого волка. Как хорошо, как удачно, что нервную дрожь можно списать на злость после нападения хулиганов.
— Я был в Центре Кесселя…
— Да? — Элин приподнял брови.
— Его там нет. Лаборатория разгромлена. У тебя проблемы, отец? Я беспокоился…
По лицу старика скользнула тень недоверия.
— Ой ли? Ты никогда не заходишь, чтобы просто проведать меня.
Нужно держать мину!
— Проклятье! Я столько всего передумал, пока сюда приехал, — запальчиво сказал Грай. — Никого из сотрудников нет. Мой напарник пропал. Телефон Эррана не отвечает. Я боялся, что у нас проблемы, и я уже не найду тебя в живых.
— Ты недооцениваешь меня, сын мой, — черты лица смягчились. Старику явно было приятно беспокойство Грая.
— Значит, ты обо всем знаешь. Что случилось. Где Эрран?
— Хм… Давай подумаем… Возможно, кто-то слишком заигрался с огнем, сын мой? Может быть, этот кто-то перешел грань, за которой игры заканчиваются и начинается жизнь?
— Я не понимаю тебя, отец.
— Не понимаешь?! — лицо Элина налилось кровью, он подался вперед и зашипел, упершись в Грая бешеными зрачками: — Ты знал, что Кессель связался с этой шпаной Арсоном? Отвечай?
— Знал.
— А может быть, ты и сам смотрел на две стороны? Ты обязан мне жизнью! Я принял тебя, как сына. Я дал тебе все, и дал бы еще больше. Хотел, чтобы ты возглавил «Живых», когда я уйду на покой. А ты за моей спиной снюхался с нашими врагами. Думаешь, я не знаю, что ты водишь дружбу с Арсоном-младшим? Забыл, что у меня глаза повсюду?
…Ему с огромным трудом удалось отговорить Фолка от идеи захватить логово «Живых». Грай битых полчаса втолковывал, что результатом такой акции будут лишь горы трупов, — и еще неизвестно, в каком состоянии прибор и Эрран, смогут ли они немедленно помочь бойцам Арсона. Тупой деревенский громила знал лишь один способ добиться своего — сила. Он то начинал сыпать угрозами в адрес Ланки, то в красках расписывал, что сделает с самим Граем… И все-таки Грай сумел убедить этого идиота в преимуществах своего плана. «Я отдам тебе прибор вместе с Кесселем. Ты вернешь мне Алану. Тихо, чисто, красиво. Без лишних жертв с обеих сторон. Все, что нужно, — снотворное. Остальное — мое дело»…
Грай вспомнил отчаянные Ланкины глаза, наглую ухмылку Фолка… И заговорил — уверенно, искренне. Иначе сейчас было нельзя.
— Отец, я никогда не предавал тебя — это истинная правда! — его голос по-мальчишески зазвенел. — Да, я знал, что Кессель работает на Арсона, но решил, что это играет нам на руку. Пусть он тратит свои деньги на продолжение экспериментов, пусть оплачивает создание прибора. А мы придем на готовое. В нужный момент вмешаемся и возьмем прибор в свои руки.
— В нужный момент? — перебил Элин. — С чего ты взял, что можешь решать, когда он наступит? Из-за твоей самодеятельности мы чуть не остались с носом! Прибор уже готов! И если бы не я, он оказался бы у Арсона и тот стал бы главной фигурой на доске! Недоумок! Запомни раз и навсегда — решения здесь принимаю я! Твое дело — выполнять мои указания.
Старик, уже успокаиваясь, потер левую сторону груди. Тяжело дыша, отвел взгляд от виноватого лица Грая и бросил почти мирно:
— Кессель у меня. В карцере.
— А… остальные? — он чуть не выдал себя, чуть не спросил о Нике.
— Распустил с миром. Зачем кормить эту прожорливую ораву теперь, когда прибор у меня? Хватит одного-двух, самых лучших из команды. Нас ждет блестящее будущее, мальчик мой! Закончились наши страдания.
Дверь отворилась, впуская молодую женщину в строгой прямой юбке и свободной блузке жемчужно-серого цвета, под которой обозначился заметный уже живот. Грай не сразу признал Ивку — размалеванную и вызывающе одетую ночную бабочку.
— Здравствуй, Грай, — негромко произнесла она. — Выглядишь просто ужасно, но я рада видеть тебя. Эли, милый, тебе не стоит так волноваться. Может, лучше выпьете чаю?
Грай перевел взгляд на старика, и постоянно грызущая его боль и беспокойство за Ланку на мгновение отступили, вытесненные изумлением. Лицо старого волка разгладилось, осветилось изнутри мягким, незнакомым светом.
— Ивви, — нежно произнес он. — Не беспокойся, детка. Мы сами разберемся с Граем. Тебе нужно больше отдыхать.
Улыбка Ивки была отражением лица Элина — счастье и любовь.
— Я совершенно здорова. Но если вы будете продолжать ссориться, тогда я точно расстроюсь. Ваши крики слышны даже в жилом крыле. — Она шутливо погрозила пальцем Граю: — Что ты натворил, негодный мальчишка?
Мальчишка?! Да он младше этой потаскухи всего на несколько лет! Грай открыл рот. Закрыл. Взял себя в руки. И произнес:
— Прости, Ив. Я бы с удовольствием выпил чаю.
Сердце заколотилось. Все складывалось как нельзя лучше.
— Ладно, — проворчал Элин. — Все вы — дети мои неразумные. Прощаю. В который уж раз? Видишь, — он кивнул вслед выходящей Ивке и неожиданно улыбнулся, — на старости лет и мне счастье подвалило. Отцом стану. Анализы подтвердились. Если бы ты знал, сколько лет я ждал этого. И не чаял уже.
Проклятье! Хоть уши закрывай. Элин без мыла к любому в душу залезет, как только рот раскроет. Надо было притащиться этой пузатой дуре!
— Что скалишься? — спросил Элин. — Знаю, думаешь, распустил нюни на старости лет. Только, Грай, страшно уходить из этого мира, зная, что ждет тебя впереди. Страх открывает дверь в сон. И приходит день, когда ты понимаешь — все, что тебе осталось, это лишь готовиться к вечному Темному.
— Подожди, ты же видел Светлый Лес? Учил, что если жить свободно, то есть шанс попасть туда.
Элин поморщился:
— Я слишком стар, чтобы обманывать самого себя. Мой Лес вряд ли будет светлым.
— Отец!
Элин махнул рукой — не нужны мне твои утешения.
— Хочется продлить свои дни, Грай. Оттого-то я и создал «Живых». Чтобы помнили обо мне, когда уйду навсегда. Люди — тупая скотина, стадо. Хочешь, чтобы они за тобой последовали, — придумай легенду и стань избранным.
Грай невольно восхитился. Что ни говори, но старик создал великую империю. Невидимые нити опутывали весь город, управляли самыми разными людьми от мэра до нищего, полубезумного охранника Арни. А самое забавное, что большинство из них даже не догадывались, что пляшут под чужую дудку. Что вокруг — только ложь! С первого слова до последнего.
Элин сграбастал его за шею крепкой пятерней, притянул к себе. Заглянул в глаза, близко-близко.
— Помнишь, как ты тогда замерзал? Из гордости, из обиды. Чтобы причинить боль родителям, которые любви твоей не поняли и не поддержали, когда помощь нужнее всего была. Помнишь, как ты плакал передо мной, когда рассказывал о Марисе?
— Помню, — процедил сквозь сжатые зубы Грай. Разбередил душу проклятый старик. Как ножом по живому.
— Я тебя, непутевый сын мой, сразу впустил в сердце. Потому что ты — живой, ты мой. Такой же, как я, — можешь подняться над трусливым быдлом и жить, как сам захочешь. В тот день я понял — в тебе продлюсь. И все эти годы терпел твои выходки, боролся за тебя, потому что любил. А ты любви моей не хотел. Только свободы.
Любви, зло подумал Грай. Как же! Это не любовь — тиски. Каторга!
Элин разжал пальцы, оттолкнул Грая.
— А теперь я тебя отпускаю… Живи, как знаешь. И я еще поживу. Теперь есть за что бороться. Для кого жить. Уж он, мой родной сын, кровиночка моя, меня не оставит. И в награду будет избавлен от страха перед снами!
Ивка вернулась быстро. Грай осторожно нащупал в кармане рубашки пластиковую ампулу. Он сможет. Ради Ланки. Все просто — старик уснет, а он вытащит Эррана из карцера. Только-то и нужно — незаметно вылить содержимое в чашку.
Ивка красиво расставила на низеньком столике посуду, водрузила в центр тарелочку с крохотными пирожными. Разлила чай и вдруг уселась, явно не собираясь уходить. Триар похлопал ее по коленке.
Грай едва не запаниковал — подбросить снотворное в чашку Элина не было ни малейшей возможности. Это с самого начала было слабым местом плана, но он понадеялся на удачу. А сейчас старик сидел напротив, Ивка сбоку — как незаметно влить снотворное, когда они смотрят в упор?!
— Чем будешь семью кормить? — спросил Элин. — Что ты умеешь, кроме как с парашютом сигать, да в Темный шастать?
Ивка хихикнула.
— Придумаю, — буркнул Грай.
— Мои двери для тебя всегда открыты.
Напряженную тишину за столом разбила телефонная трель. Элин обернулся, но Ивка уже вскочила и заботливо подала ему трубку.
— Мэр Романо! Да. Нам есть, о чем поговорить, — старик отошел к столу, помахал Ивке рукой — найди мне документ. Ивка начала копаться в бумагах.
Грай молниеносно выдавил в чашку Элина бесцветную жидкость.
— Думаю, тебя заинтересует мое новейшее изобретение, Дарин. Заодно и бумаги подпишем. Я сейчас занят. Приезжай через… час, — сказал старик, взглянув на часы, и весело подмигнул Граю. — И слышать о нем не хочу. С Арсоном покончено!