Вот на реке появилось малое судно. Это был Б-67, посланный за Финшером и Кансеном. Мерзавцы разбили свой катер и утверждали, что его угонял террорист.
«Возможно, это так, но скорее всего — подлое вранье…» Лейтенант не склонен был верить солдатам. Он не склонен был верить никому.
Катер стал притормаживать и уходить к берегу. Хаммер усмехнулся. Ему было ясно, что солдаты притащили новую партию спиртовых тыкв.
«Может, пойти и перехватить этих мерзавцев? Разбить тыквы о землю и посмотреть на эти унылые рожи», — лениво подумал Хаммер и перевел бинокль на штабной двор.
Сегодня дежурным по базе был капитан Пакгауз. Сейчас он важно расхаживал перед новой сменой наряда и давал последние указания. Хаммер настроил бинокль и увидел лицо капитана совсем близко. Так близко, что показалось, будто капитан дышит Хаммеру в лицо. Лейтенант намеренно сосредоточил внимание на ушах Пакгауза. Они двигались в строгом соответствии с произносимой капитаном речью, в то время как его жирные щеки сотрясались в такт шагов.
Лейтенант Хаммер попробовал осмыслить увиденное, но понял, что бредит от невыносимой духоты и нетерпения, желания поскорее оказаться на берегу. Он снова посмотрел на часы и с сожалением отметил, что прошло только десять минут. Лейтенант опять приложился к биноклю и стал рассматривать далекие, росшие на острове деревья.
«Кто знает, может, под одним из этих деревьев она собирает ягоды или расчесывает косы и поет песню?..» — попробовал пофантазировать он. Но во всех его фантазиях радужные картинки кончались очень плохо. В конце концов появлялся соперник и занимался с девушкой Хаммера любовью.
Видимо, эта картинка приходила из той части сознания, где хранилось опасение, что когда-нибудь девушка выйдет замуж. И у нее будут семья, дети…
«Тогда я накрою этот проклятый остров из минометов…» — в который раз дал себе обещание Хаммер. Он не собирался делиться своей мечтой и искажать ее тупым влиянием обыденности.
«Да, в любой момент я уничтожу этот остров», — насладился своим всесильем лейтенант и вспомнил майора Рейнольдса.
Майор Рейнольде был начальником базы. В прошлом он командовал артиллерийской станцией где-то между Крымом и Револьтой. За все время службы ему ни разу не удалось пострелять по реальным целям — только компьютерный тренинг, и больше ничего. Хаммер помнил, как убеждал майора не уничтожать деревню живших на острове аборигенов. И все почему? Потому, что там была она — единственная и неповторимая. Элеонора — такое имя ей дал сам лейтенант Хаммер. Возможно, это имя более подходило для названия стирального порошка, но, как говорится, любовь зла, и лейтенант присвоил это имя своей мечте.
«Стоит мне только намекнуть, и старик Рейнольде расстреляет весь боезапас», — усмехнулся Хаммер, представляя себе командовавшего батареями Рейнольдса.
«Вот только что тогда делать по вечерам? Куда ходить ежедневно, ровно в шестнадцать ноль-ноль?» — эта мысль посетила его впервые, и Хаммер взялся за ее обдумывание.
Один за другим он предлагал себе варианты, но всякий раз отвергал их — ничто не шло в сравнение с Элеонорой, ее появлением на берегу, ее наготой, ее смехом, который, к сожалению, не мог донести мощный бинокль.
— Кругом! Шагом, марш! — донесся со двора голос капитана Пакгауза.
Личные мысли оставили Хаммера, и он прислушался к топоту поднимавшегося по лестнице капитана.
«Сейчас он войдет и скажет свое обычное: „О Хаммер, ты тут?“» — подумал лейтенант.
— О Хаммер, а вот и я… — сказал вошедший капитан Пакгауз и быстро прошел в туалет. Спустя несколько минут он вышел обратно, счастливо улыбаясь и держа в руках свернутую портупею. — Ты слышал, через неделю на орбиту Танжера придет полковой бордель? Офицерам бесплатный билет. Поедешь?
«Если бы он знал, этот несчастный Пакгауз, что у меня есть Элеонора, а бордель — это такая низость…»
— Ну так поедешь? — переспросил капитан.
— О чем разговор? Конечно, поеду.
46
Большой раскаленный маятник проносился возле самого лица и всякий раз обдавал Мэнсона нестерпимым жаром, Джеф пытался закрыть лицо руками, но они не слушались, и маятник снова и снова совершал свои движения, иссушая лицо лейтенанта Мэнсона.
С реки подул легкий ветерок. Он пошевелил волосы Джефа и охладил его виски. Лейтенант открыл глаза и увидел в небе сероватые облака. Они качались в такт движениям горячего маятника, который оказался ярким солнечным диском.
Сознание снова покинуло Мэнсона, и во второй раз он очнулся уже в соломенной хижине…
Под самой крышей, собранной из жгутов речной осоки, висели пучки лесных цветов. Они источали легкие пьянящие ароматы и, по всей видимости, отгоняли насекомых. Мэнсон слышал, как за тонкой стеной гудели мухи, то ненадолго затихая, то снова затевая свои бесконечные мушиные ссоры.
Время от времени по песку кто-то проходил. То в одну, то в другую сторону. Иногда доносились едва различимые голоса, но что это были за люди и о чем они говорили, Джеф не понимал. Он немного поворочался на грубом топчане, стараясь определить свое состояние — немного ныли ребра и саднила обожженная рука, но в остальном все было в порядке.
Свет в хижину попадал сквозь небольшое отверстие в потолке. Окон не было, и, чтобы выглянуть наружу, Джефу пришлось встать и подойти к прикрытому циновкой дверному проему. Как только он взялся за занавеску, послышались шаги. Держась за ушибленные ребра, Джеф быстро вернулся на свою лежанку, и едва он закрыл глаза, как в хижину кто-то вошел.
Еле слышимые шаги прошелестели по утрамбованному песку, и на широкий камень, лежавший в углу в качестве стола, что-то поставили. Джеф приоткрыл глаза и увидел присевшую возле камня девушку. Она толкла в глиняной плошке серый порошок и время от времени постукивала по ней деревянным пестиком.
Длинные черные волосы незнакомки были схвачены двумя кожаными шнурками и украшены то ли жемчугом, то ли шариками из шлифованного перламутра.
Из одежды на ней было что-то вроде летнего сарафана из самотканого полотна.
Девушка поднялась, и Джеф прикрыл глаза. Он слышал, как она приблизилась и дотронулась до его висков. Осторожные руки начали втирать в кожу лекарственный бальзам, и Мэнсон почувствовал, как из головы уходит тяжесть, с которой он почти смирился. Легкие пальцы скользнули по лицу Джефа, а затем он почувствовал резкий удар.
Джеф подскочил на месте и вытаращил глаза. Видя его изумление, девушка еле заметно улыбнулась и отбросила в сторону речной лопух.
«Лопухом по лицу! Да разве так можно!» — возмутился про себя Джеф. Его щеки горели, и он совершенно позабыл про все хвори. Справившись наконец с неуместным гневом, Джеф улыбнулся и сказал:
— Привет…
— Здравствуй, — ответила девушка. Вежливо, но без особой теплоты.
— Меня зовут Джеф, а тебя?
— Лала.
— Лала?
— Лала, — кивнула девушка.
Джеф осторожно сел на топчан и, осмотревшись, спросил:
— Это твой дом, Лала?
— Нет, не мой, — ответила та.
— Понятно… — кивнул Джеф, на самом деле ничего не понимая. — А мы на острове?..
— Да.
— А еще кто-нибудь здесь живет?
— Да, — односложно ответила девушка. Она продолжала стоять посреди хижины и смотреть на Мэнсона.
— А сколько тебе лет? — Мэнсон задал этот вопрос, чтобы хоть как-то разговорить Лалу, но этот диалог ее совершенно не интересовал.
— У тебя ничего не болит? — спросила девушка.
— Нет, я в полном порядке.
— Тогда я принесу тебе поесть, — сказала Дала и направилась к двери.
— Очень кстати, — добавил вдогонку Джеф, когда за Ладой уже опустилась циновка.
«Куда же я попал?» — задал себе вопрос Мэнсон. Он встал с лежанки и, прокравшись к двери, выглянул наружу.
Ничего существенного он не обнаружил. Только еще с десяток стоящих на песке хижин и лес. Около одной из хижин дымился костер, и женщина, одетая как Дала, мешала в большом котле кипевшее варево.
Первая разведка ничего не прояснила, но выходить из хижины Джеф все еще опасался, решив разузнать побольше от девушки. Он снова вытянулся на лежанке и стал вспоминать все произошедшие за последние несколько дней события.
Блуждание по лесу, дикие муравьи, речные чудовища — все это Джеф помнил. Затем несколько невнятно он воспроизвел в памяти угон катера, а потом, увы, был провал.
«А очнулся я уже здесь…» — заключил Джеф, оглядывая стены хижины.
Циновка поднялась, и снова появилась Дала. В руках она держала сложенный вчетверо пальмовый лист, на котором стояла большая консервная банка. Из банки шел пар и, судя по запаху, в ней были речные дары.
«Ну конечно, а откуда им взять что-то другое?» — подумал Джеф. Девушка поставила блюдо на край лежанки и протянула Джефу заостренную палочку.
— Спасибо, Дала, — сердечно поблагодарил он, однако девушка только равнодушно кивнула. — Может, поешь со мной?
Девушка отрицательно покачала головой и, как показалось Джефу, изобразила на лице брезгливую гримасу.
— Ну как хочешь, — пожал плечами Джеф и внезапно почувствовал, как он оголодал и стосковался по горячей пище. Поедание древесных дынь помогало не умереть с голоду, но никак не способствовало нормальному пищеварению, и последние пару дней Джеф страдал диареей.
Он ткнул палочкой в мутный бульон и вытащил дымящийся клубень речной кувшинки. Джеф знал, что это съедобно. По крайней мере, так говорилось в специальных инструкциях. Вареный корешок был немного горьковат, но вполне ничего. Следом за ним последовал еще один клубень, а затем несколько моллюсков и пара раков. Когда последний панцирь был тщательно обсосан, Джеф удовлетворенно вздохнул и сказал:
— Спасибо тебе, добрая хозяйка. Надеюсь, теперь можно пойти помыть руки?
— Сиди здесь, я принесу воду, — сказала как отрезала Дала и, взяв опустошенную банку, покинула хижину.
«Странно, — подумал Джеф, — чтобы молодая девушка без интереса смотрела на такого видного парня, как я? Это нетипично…»