Мне не нравится это слово. Я не любительница спорта.
– Понятно, – говорю я, пока доктор направляет лампу, чтобы осветить затылок Софи. Я не заметила этого на месте преступления, но на голове у нее действительно видны гематома и глубокий порез.
Доктор Кольер такая низенькая, что ей приходится вставать на табуретку, чтобы провести осмотр. Она одета в зеленую больничную униформу, подтянутую по размеру с помощью изоленты. Мне на ум приходят две мысли: доктор Кольер весьма находчива, а округ Китсап поскупился заказать ей униформу по размеру.
– А что это у нее на шее? Тоже синяки? – спрашиваю я.
– Вы наблюдательны. Да, хоть и незаметные. Похоже, этот ублюдок ее придушил. Не думаю, что причина смерти была в этом. Но мне нужно вскрытие, чтобы убедиться.
Доктор Кольер бросает взгляд на пилу. За этим я наблюдать не собираюсь.
– Что насчет изнасилования? – спрашиваю я. – Мы заметили следы, указывающие на это.
Доктор смотрит на меня.
– Вот как? – спрашивает она весьма красноречивым тоном. Пусть она не вышла ростом, но свою работу воспринимает всерьез.
– Я не патологоанатом, – поспешно говорю я. Хватит с меня ссор на сегодня. – Хотела узнать ваше мнение.
Она смотрит поверх очков.
– Да, похоже на изнасилование. Я возьму все необходимые мазки, посмотрим, что скажут в лаборатории. Но, думаю, вы были правы, – она замолкает и снова опускает взгляд на безжизненное тело Софи.
– Надо полагать, улик вы не нашли, – говорю я.
– Шансы были бы получше, если бы вы упаковали ей руки.
– Ее выловили из Худ-Канала, – говорю я. – Мы подумали, в этом нет смысла.
Доктор Колье поднимает глаза.
– Мег Флейс нашли голой в Миссисипи, когда она всплыла на поверхность. На колечках в ее сосках были обнаружены частицы ткани, совпавшие с одеждой подозреваемого. Мег неделю провела в воде.
Не вижу связи. На теле Софи нет пирсинга, за который могла бы зацепиться чья-то одежда.
– ДНК? – спрашиваю я. – Под ногтями?
Доктор Кольер изучает тело:
– Нет. Ничего. Но в следующий раз упакуйте руки. Всегда упаковывайте руки.
Я смотрю, как она достает ватные тампоны и проводит ими по языку Софи, ее вагине и анусу. По два мазка на каждую часть тела, после чего доктор кладет тампоны в отдельные контейнеры, запечатывает и подписывает каждый.
Я наблюдаю за ней и невольно думаю, что и меня могла бы постигнуть такая же участь, если бы не Адам. Я не знаю, почему похититель бросил меня и когда он собирался вернуться. Не знаю, почему я была столь покорна. Мне невыносима мысль о том, чем все это могло закончиться. Я лежала бы на столе, мои органы извлекли бы, осмотрели и запихнули обратно. Меня постигла бы та же участь, что и Софи Уорнер.
– Лаборатория сейчас занята, – говорит доктор Кольер, включая пилу: мне явно пора идти.
– Ясно, – отвечаю я, возвращаясь мыслями в настоящее. – Спасибо, доктор.
Мне хочется кричать и проклинать Альберта Ходжа за то, что он со мной сделал. Обычно я о нем не думаю. Я попыталась похоронить тот день в глубинах памяти, словно какое-то неловкое происшествие на школьном спектакле. При виде Софи воспоминания потоком хлынули обратно, как и при виде Адама Уорнера.
– Вы в порядке? – спрашивает патологоанатом, выключая пилу.
– Просто не по себе, – отмахиваюсь я.
Она сочувственно улыбается. Пытается проявить участие:
– Понимаю. Для этой работы нужен крепкий желудок. Отец говорил, у меня он стальной. Я выросла на ферме. Сама резала коров.
Не дослушав, я бегу в туалет. Там я включаю холодную воду и умываюсь. Это помогает, но лишь самую малость. Из кабинки выходит Селия.
– Боже, – говорит она, – тот мужик – редкостный козел. Не принимайте близко к сердцу.
– Ага, – отзываюсь я, не подавая виду, что расстроил меня вовсе не Фрэнк Флинн.
Я не хочу, чтобы она знала о моих чувствах. Когда ты что-то скрываешь, прячешь от мира, то ни за что не станешь обсуждать свою ношу с незнакомцем. Ты даже не знаешь, как толком сформулировать то, о чем думаешь, ведь ты никогда об этом не говоришь. Ты боишься, что беспорядочная мешанина слов сделает только хуже.
Хотя куда уж хуже.
– Мой напарник прислал сообщение, – вру я. – Пора возвращаться в Шелтон. Вы не могли бы попросить доктора Кольер отправить мне результаты экспертизы, как только они будут готовы?
– Конечно, детектив, – отвечает Селия. – Не беспокойтесь. Вы поймаете это парня. Я в вас верю.
Я знаю, что она хочет меня подбодрить, но от этих слов я лишь чувствую себя еще более жалкой.
Сев в машину, я проверяю автоответчик и вижу два новых сообщения.
Одно – от репортера Линды Ландан. Она весьма прямолинейна: «Вам нужно выйти в эфир и поговорить про убийство Софи Уорнер. Я выяснила все, что смогла, но зрителям нужно официальное заявление. К вам едет съемочная бригада».
Я не перезваниваю.
Другое сообщение – от Терезы Дибли, пожилой женщины с внуками, остановившейся в маленьком коттедже рядом с «Глицинией»:
«…Скорее всего, это мелочь, но я бы хотела с вами поговорить, если найдется время. Мы детьми останемся здесь где-то до четырех. Продлим немного эти трагичные выходные».
Терезе я решаю перезвонить.
– Я думала о том, чтобы поехать домой, – говорит Тереза Дибли, – но тут не возвращают деньги. – Мы сидим на террасе «Хризантемы» и смотрим, как Кларк с Дестини плавают на лодке возле берега.
Затем она тихо добавляет:
– То, что здесь произошло, – это ужасно.
– Я понимаю.
– Этим двоим пришлось нелегко, – продолжает она, глядя на внуков. – Тяжелое детство. Они хорошие ребятишки, но, боюсь, я слишком поздно их забрала. Хотелось бы мне быть на двадцать лет моложе.
– Вы прекрасно справляетесь, – говорю я. – Ваши внуки счастливы.
Она улыбается, глядя на них, и предлагает мне холодного чаю. Несмотря на прохладный ветерок, дующий с воды, на кедровой террасе жарко, так что я с радостью соглашаюсь.
– Меня кое-что насторожило, – говорит Тереза, протягивая мне стакан. – Я читала, что пишут про убийство в новостях. Поймите меня правильно, я не хочу совать нос не в свое дело. Мне это совсем несвойственно.
– Не волнуйтесь, – говорю я, – все хорошо. Расскажите, что вас беспокоит.
Тереза опускает стакан.
– Когда мистер Уорнер вернулся после… после того, как обнаружили тело миссис Уорнер…
Она расстроена. Я вижу по глазам.
– Да, – говорю я, – я понимаю, это тяжело.
Она выглядит несколько смущенной.
– Простите, – говорит она, пытаясь сдержать чувства. – В общем, когда он вернулся, то был совершенно разбит. Он едва сумел дойти от машины до коттеджа. Никогда не видела никого, настолько поглощенного горем. А я повидала немало горя. И с сыном. И с невесткой.
Кларк машет бабушке из лодки.
Тереза тут же вскакивает на ноги:
– Дестини! Немедленно надень спасательный жилет, иначе никогда больше не сядешь в лодку!
Она смотрит на меня и качает головой:
– Она загонит меня в могилу раньше времени.
Я улыбаюсь.
– Дети, которые не боятся запретов, потом добиваются самых больших успехов в жизни. Я всегда так думала.
– Вы начнете думать по-другому, когда у вас появится свой ребенок, – говорит Тереза.
– Надеюсь, что появится.
Мы пьем холодный чай, и Тереза переходит к делу.
– В воскресенье я предложила прибраться в коттедже, чтобы мистер Уорнер смог уехать пораньше. Никому не хочется платить штраф за беспорядок, верно? Мне хотелось хоть немного помочь человеку, который через столько прошел.
Я чувствую, как мое сердце начинает биться сильнее. Я тоже осматривала коттедж.
– Вы что-то нашли?
– Да нет, – говорит она, – не то чтобы. Но я заметила кое-что странное. В новостях сказали, что вечером в пятницу, накануне похищения, Уорнеры поужинали в коттедже. То ли сэндвичами, то ли стейками. Не уверена.
– А утром в субботу приготовили вафли на завтрак, – говорю я.
– Да, – соглашается Тереза, – это я видела. В раковине стояли две тарелки и миска, в которой взбивали тесто для вафель. В посудомоечной машине было пусто. Ни тарелок, ни стаканов – ничего.
– Может, они помыли посуду накануне, – говорю я.
– Да. Я тоже об этом подумала. Но, когда я разбирала холодильник, то нашла там три покупных сэндвича. Два с ростбифом и один, наполовину съеденный, с арахисовым маслом и вареньем.
Я обдумываю ее слова.
– И два стейка?
Тереза кивает:
– Именно. Они по-прежнему были в холодильнике. Я удивилась, когда прочла новости. Что-то тут не сходится.
Она права. Не сходится.
– Сэндвичи были из супермаркета в Худспорте, – продолжает она. – Наверное, и стейки оттуда же.
Я спрашиваю, не показалось ли ей еще что-то необычным?
– Я знаю, что миссис Уорнер пила вино, когда ее похитили. Бутылка осталась в холодильнике. «Совиньон Блан» с завинчивающейся крышкой. Я взяла ее прошлым вечером, чтобы приготовить на пару несколько моллюсков, которые мы с детьми нашли на пляже.
– Мусор остался в коттедже? – спрашиваю я, надеясь исправить допущенную ошибку. Мысль об оплошности наводит на меня тошноту. Тереза Дибли замечает, что мой интерес сменился тревогой, но ничего не говорит, и я ей признательна. Меня прошибает пот.
Тереза качает головой и ставит пустой стакан на стол, жестом веля Кларку вернуться поближе к берегу.
– Все урны в коттедже пусты, – говорит она, вставая на ноги. – Я подумала, что это странно. Зачем брать с собой мусор, но оставлять еду?
23Ли
Во время ланча Монтроуз и я пытаемся обнаружить среди местных жителей кого-то, кто мог бы оказаться убийцей Софи Уорнер. В округе живет четверо мужчин, обвинявшихся в изнасиловании: двое из них использовали оружие, и только один похитил женщину.
По имеющимся у нас отчетам, сорокадевятилетний Джим Койл живет всего в двух милях от коттеджей в Лилливаапе. Он работает дальнобойщиком в небольшой транспортной компании в соседнем округе Джеффе