– Любой, кто решится на такое, – ублюдок, – соглашаюсь я.
– Сара все равно захочет тебя расспросить.
– Придется ее разочаровать, – отвечаю я. – Нас там даже не было.
Я заканчиваю обставлять столики. У нас маленький ресторан с хорошо обеспеченной и придирчивой клиентурой, по большей части это сотрудники технологической сферы. Мика надеется найти что-то получше «Синей двери», и его кулинарный талант действительно заслуживает большего. Я не хочу его подвести. Я работаю здесь дольше всех остальных официантов, и у меня больше всего опыта. Я обслуживаю лучшие столики. Я получаю больше всех чаевых. Намного больше. Мы прекрасная команда. Но внезапно, когда я складываю белую салфетку, порез у меня на пальце вновь открывается. Как дорожный знак. Как пятно Роршаха. Прямо у меня на глазах. События прошедших выходных накатывают на меня волной, и я чувствую себя неуютно. Не знаю почему. Когда я только вошел в ресторан, все было в порядке, но сейчас меня пробил озноб, как будто мой мозг пытается перезапуститься, но не может.
Я аккуратно промываю порез под краном, и вода окрашивается розовым. Исчезает в сливе. На самом деле я даже не знаю, где порезался. На работе? Или где-то еще?
Я никогда в жизни не уходил с работы. Я пытаюсь взять себя в руки. Но не могу представить, как проведу целый вечер, улыбаясь и делая вид, что все хорошо, хотя внутри я будто забыл, кто я такой. Я не знаю, что я наделал. Совершенно не представляю. Но в глубине души я знаю, что что-то сделал.
Что произошло на пляже? Неужели я совершил что-то настолько ужасное, что даже не помню этого?
Как авария в Хантингтон-Бич?
Что-то вроде того?
Я иду к Мике. Он болтает с Линнетт, нашим администратором. Она моя ровесница. Сногсшибательно выглядит. Длинные черные волосы, которые она зачесывает назад, и черное платье с разрезом, демонстрирующим ее идеальные бедра. Я и раньше видел Мику и Линнетт вместе – очень близко друг к другу. Иногда я гадал, кто из них кого использует. Сейчас я об этом не думаю.
– Шеф, – говорю я, – слушай, мне ужасно жаль. Я плохо себя чувствую. Как будто отравился чем-то. Может, устрицами. Не знаю. Внезапно накатило. Мне надо уйти.
– Это странно, Коннор, – говорит Линнетт с подозрением. – Отравления обычно случаются довольно быстро. Когда ты ел устрицы?
– Вчера, – говорю я.
С меня ручьем стекает пот. Рубашка под мышками пропиталась насквозь. Я выгляжу кошмарно. Совершенно кошмарно. Не важно, когда я ел этих устриц. Достаточно посмотреть на меня, чтобы понять – мне действительно плохо. Кажется, меня вот-вот вырвет. Мне нужно уйти. Мика видит все это. Он протягивает руку, чтобы похлопать меня по плечу, но останавливается. Может, он думает, что у меня грипп. Он явно умнее Линнетт.
– Чувак, – говорит он, – поезжай домой. Отдохни. Скажешь, когда тебе полегчает.
– Извини, шеф, – говорю я, подходя к вешалке, чтобы забрать свою куртку.
– Все в порядке, – отвечает Мика. – Мы справимся.
На выходе я слышу, как он говорит Линнетт что-то про то, что случилось в Лилливаапе. Уверен, она в восторге. Она любит драму, и способна создать ее, где угодно.
– Ох, может быть, на него внезапно накатили воспоминания, – говорит она, наклонившись поближе к Мике.
Она всерьез думает, что я ее не слышу? Или ей просто все равно? Когда она наклоняется, разрез ее платья раскрывается, словно бутон, обнажая ее бедро еще дальше. Она любит драму, а наш босс любит красивые ноги. Идеальная пара.
– Нет, – говорит ей Мика. Я киваю им на прощание. – Коннора и Кристен там даже не было, когда все случилось. Они то ли гуляли, то ли еще что. Все пропустили, как обычно.
Я жду автобуса в окружении обычной вечерней суеты. Меня слегка потряхивает от прохлады. Я хочу поскорее вернуться домой. Дюжина людей вокруг наверняка думает то же самое, но совсем по другим причинам. Провести время с близкими. Покормить кошку. Заняться чем-нибудь. Я один ничего не понимаю. Я пишу Кристен сообщение – говорю, что мне стало нехорошо и я ушел домой. Она не отвечает. Это не страшно. Я все равно не знаю, что еще сказать – что я жалею о чем-то, чего не делал? Кажется, не делал.
Боже, пожалуйста, помоги мне.
Я больше ни о чем не буду тебя просить.
Не ради себя.
30Ли
Адам ждет в приемной, и к горлу у меня подкатывает тошнота. Наверное, от нервов. Если я скажу об этом Монтроузу, он пойдет прямиком к шерифу и добьется, чтобы меня отстранили от дела. Не думаю, что мне удастся отстоять свое положение. Я бросаю взгляд на сливовое дерево за окном. Оно напоминает мне о ветвях, под которыми меня нашел Адам.
– Готова? – спрашивает Монтроуз, приближаясь ко мне с кружкой и блокнотом в руках.
– Ага, – говорю я, хотя сама толком в этом не уверена.
– Уверена, что справишься, Ли?
– Хватит спрашивать меня об этом. Я бы сказала, если сомневалась, Монтроуз. Ты это знаешь.
– Твой старый приятель мне не по душе, – говорит он. – Хотя Койл вызывает больше подозрений. Как бы то ни было, это будет веселый разговор. И необходимый.
Он улыбается и кивает. Затем идет в помещение для допросов, а я направляюсь в приемную.
При виде меня Адам улыбается и встает. Он одет в джинсы за две сотни баксов и идеально выглаженную рубашку. Я не могу понять, какого она цвета – то ли белого, то ли бледно-бледно-голубого.
– Привет, Ли, – говорит он, откладывая в сторону «Шелтонский журнал округа Мейсон».
– Выпуск про старые дома, – говорю я, глядя на обложку.
– Да, – отзывается он, – я просто хотел посмотреть, нет ли там знакомых имен.
Он идет за мной.
– И как? – спрашиваю я, оглядываясь на него.
Он качает головой:
– Немного. От силы пара. Шелтон сильно изменился.
– Не так сильно, как может показаться, – говорю я.
Разговор меня успокаивает. И Адама, кажется, тоже. Это хорошо. Он слегка напрягается, увидев Монтроуза.
– Привет, Адам, – говорит тот.
– Детектив. – Адам переводит взгляд на меня. – Я думал, что буду говорить с тобой.
– Это не просто разговор, – говорит Монтроуз. – Мы расследуем убийство вашей жены.
Адам слегка розовеет.
– Я знаю, детектив. Просто не ожидал увидеть вас обоих, – он снова смотрит на меня. – Могла бы предупредить, Ли.
– Извини, – говорю я. – Это стандартная процедура. Нас здесь немного, но по возможности в допросной находятся два детектива. Все будет в порядке. Присядь, хорошо?
Адам садится напротив нас. Я замечаю, что под мышками у него успели проступить небольшие пятна пота. Он нервничает. Это нормально. Я бы тоже нервничала, если бы меня привели на допрос из-за убийства близкого человека. Не потому, что я виновата, а потому, что это тяжелая ситуация.
– Нам нужно будет записать разговор, Адам, – говорит Монтроуз. – Опять-таки, стандартная процедура.
Адам по-прежнему смотрит на меня:
– Мне позвонить адвокату, Ли?
Монтроуз отвечает незамедлительно:
– Вы думаете, вам нужен адвокат?
– Ты не подозреваемый, – говорю я – таково мое мнение.
Монтроуз со мной не согласен. Он еще не вычеркнул Адама из списка. Я надеюсь, что сегодняшний разговор объяснит накопившиеся неувязки.
Адам немного расслабляется. Монтроуз включает диктофон.
– Итак, – начинаю я, – нам нужно прояснить несколько моментов, Адам. Возможно, эти детали покажутся тебе неважными или же ты успел их забыть, но попытайся вспомнить. Хорошо?
Я понимаю, что нечаянно подсказала Адаму, как уйти от ответа, – сослаться на забывчивость. Монтроуз непременно отчитает меня за это, если он обратил внимание.
– Мы изучали свидетельские показания, – продолжаю я.
– Да, – подключается к разговору Монтроуз. – Мы опросили всех, кого смогли, и некоторые показания противоречат тому, что рассказали нам вы.
– Вот как? – Адам моргает. – Это странно. Я был немного не в себе, когда мы говорили, но постарался описать все как можно точнее.
– Давай начнем с мистера Беккера, который вызвал полицию, – говорю я.
– С ним что-то не так?
– По его словам, ты сказал, что твой телефон не ловил сигнал.
– Да. Так и есть.
Монтроуз наклоняется чуть ближе.
– Тогда каким образом вы смогли позвонить родителям Софи?
– Связь прерывалась, – говорит Адам. – Иногда мой телефон ловил сигнал, иногда нет. В тот момент поймал.
– Хорошо, – говорю я. – Можешь описать, во что была одета Софи, когда ты видел ее в последний раз?
Он опускает глаза на стол, потом вновь смотрит на меня.
– Да, – говорит он. – На ней была белая пляжная накидка поверх купальника. Кажется, она собиралась позагорать или поплавать. Вода в том маленьком заливе хорошо прогревается.
– На ней было что-нибудь еще? – спрашиваю я.
– Шляпка от солнца. Софи купила ее прошлым летом в Санта-Барбаре.
– Давайте вернемся к описанию нападавшего, – говорит Монтроуз.
Адам пару секунд размышляет:
– Я не видел его лица, так что не смогу опознать его по фотографии. Все произошло так быстро, я мало что разглядел.
– Мы понимаем, – говорю я, хотя знаю, что к Монтроузу это не относится. – Можешь вспомнить еще что-нибудь про него? Цвет волос? Одежду?
– Он подошел к Софи сзади. Она закричала, и я взялся за весла. Я увидел, что это был мужчина. Крупнее нее.
– Хорошо. Понятно. Во что он был одет? На нем была шляпа? – спрашиваю я.
Адам смотрит наверх:
– Шляпы я не помню. На нем была красная куртка и штаны защитного цвета, кажется. Не уверен. Сложно вспомнить мелкие детали, когда происходит что-то подобное. Они стираются из памяти.
Это действительно сложно. Но я помню каждую мелочь. Я помню, во что был одет Альберт Ходж. Как он пах. Помню шрам от аппендицита. Помню его электронные часы фирмы Casio с белым циферблатом и черным ремешком. Помню фланелевую рубашку и джинсы Levi’s. От них пахло машинным маслом.