Этому жадному шарлатану.
Лучше действовать напрямик. Я зря надеялась, что наука сможет мне помочь. Природа знает, что делать. Пусть все идем своим чередом. Это касается также и моего замужества.
Все прекрасно. Честное слово. Клянусь.
40Кристен
Я гляжу через окошко на новорожденного ребенка моей сестры. Мальчик. Уже четвертый. Прекрасен, само собой, как и все дети. Целая грива темных волос, которую даже можно расчесать. Сестра еще не придумала ему имя. На нее это похоже. Рожает их одного за другим, не отвлекаясь на мелочи. Я бы назвала его Брэдли, в честь нашего отца. Но она наверняка придумает что-то нелепое; предыдущему ребенку она дала имя Престон. Фу! Я оглядываюсь вокруг. В палате стоят четыре инкубатора с младенцами. Так много. И каждый из них – маленький человечек, у которого впереди вся жизнь вместе с родителями. Дни рождения. Праздники. Выпускные. Множество особых событий. Мне хочется протянуть руки сквозь стекло и взять себе младенца. Любого. Или даже всех.
Медсестра в палате озабоченно смотрит на меня. Она указывает в моем направлении. Я прослеживаю, куда устремлен ее взгляд. Разжимаю кулак.
Кровь.
Я слишком сильно впилась ногтями в руку. Больно не было. Я вообще ничего не заметила.
Подумаешь, немного крови. Всего пара капель.
Начало прошлой осени. Я вижу на экране телефона самодовольное лицо моего врача. Я прошу молодого студента, пришедшего на информационное собеседование, подождать пару минут снаружи. Когда он закрывает за собой дверь, я разворачиваюсь в кресле лицом к окну, из которого открывается прекрасный вид на Сиэтл. Мой кабинет расположен на сорок первом этаже, и окно выходит на северо-восток. Паром плывет по темной воде Пьюджет-саунд к острову Бейнбридж, а вдали высятся Олимпийские горы с засыпанными снегом верхушками.
– Здравствуйте, доктор, – говорю я. – Вы с хорошими новостями, верно?
Доктор Ямада издает протяжный, раздражающий вздох. Он ненавидит, что в начале каждого разговора я выражаю надежду услышать что-то хорошее. Надо признать, я чересчур оптимистична. Так глупо на что-то надеяться. В прошлом году я выпила целое ведро кломифена, и все тщетно. Но я по-прежнему надеялась. Я всегда на что-то надеюсь – странно, учитывая то, что в юриспруденции от надежды редко бывает прок. Закон оперирует фактами. Факты одерживают верх над надеждой, мечтами и желаниями.
Но в этой ситуации факты мне ненавистны.
Вот уже почти шесть месяцев я принимала гонадотропные гормоны, чтобы простимулировать работу яичников. Да, это не очень-то приятно. Вся суть в том, чтобы в нужное время начали вырабатываться хорошие здоровые яйцеклетки. Я трудилась с упорством олимпийского спортсмена. Доила Коннора, как призовую буренку. Трахала его, как породистого жеребца.
Боже, нам пора переселяться на ферму.
– Вам следует прийти, – говорит доктор Я.
– Сначала скажите мне зачем, – отвечаю я.
Еще один вздох. Я его раздражаю, но он – терпеливый врач. Мне с ним повезло.
Или нет? Может быть, это он меня подвел.
– Вы знаете зачем, Кристен, – говорит он. – Лечение не приносит результатов.
Паром уплывает из поля моего зрения. Умиротворяющая картина. Но я чувствую себя отнюдь не умиротворенно.
– Потому что вы не прикладываете должных усилий, доктор Ямада. Это все ваша вина. Мне надо было послушать подруг. Прибегнуть к альтернативным методам. А вы только зря тратите мое время своей химией, таблетками и уколами. Боже! Ну что вы за идиот!
Я замолкаю. Не потому, что мне больше нечего сказать, а потому, что я хочу, чтобы он прочувствовал мою боль.
Но он ничего не чувствует. У него четверо детей.
– Вы знаете, что это не так, – говорит доктор Ямада так хладнокровно, как только может.
Я представляю, как он шокирован моей тирадой. Он добрый, мягкий, заботливый человек. Но сейчас меня это не волнует. Это не он стремится стать матерью. Пусть твердит, что он меня понимает, но это не так. Он не имеет ни малейшего понятия. Его услуги пользуются большим спросом. Похоже, в Сиэтле хватает бесплодных женщин.
Я плачу и не собираюсь продолжать этот разговор.
– Идите на хрен, доктор, – говорю я, прежде чем швырнуть телефон через всю комнату. Он ударяется о стену, прямо рядом с дипломом, подтверждающим мою докторскую степень. Я слышу, как разбивается экран. Прекрасно. Я это заслужила. Даже ребенка не могу родить. По лицу у меня текут слезы. Мне стыдно за то, что я наговорила доктору. Как повела себя. Но больше всего я стыжусь того, что не знаю, сможет ли хоть когда-то проявиться другая часть меня, к которой я так стремлюсь. Я гляжу на часы. Через десять минут мне нужно будет присутствовать при даче свидетельских показаний.
Время. Оно никогда не останавливается. Время – мой враг.
По дороге домой я захожу в травяную лавку на улице Стюарт. Город становится все моложе и моложе, но в нем появляется все больше и больше мест вроде этого. В отделе беременности столпилось несколько женщин моего возраста и старше. Мы все собрались ради последней миссии. Мы не говорим друг с другом, не обмениваемся взглядами. Я накладываю в корзинку травы из списка, найденного в интернете: листья и лепестки красноголовника, крапива, расторопша и наконец пустырник.
Девушка за стойкой приветливо мне улыбается, и я не уверена, пытается ли она меня подбодрить или устыдить. Ей двадцать пять, она хорошенькая. Концы волос выкрашены в темно-синий. Кобальтовый, кажется.
Совсем как глаза у детей моей сестры.
– Расторопшу все очень хвалят, – говорит девушка. – Одна покупательница пила чай из нее каждый день и уже через месяц забеременела. Представляете? Через месяц.
Она хорошо разбирается в травах.
– Спасибо, – говорю я. – Это для моей подруги. Я ей передам.
Девушка кивает в ответ.
Я вру. Она, наверное, тоже. Если ты ждала слишком долго, травы уже не помогут.
Я сажусь в свой «Лексус»; черное кожаное сиденье будто обволакивает меня. Не знаю, надолго ли мне еще хватит терпения. Действительно не знаю.
Мне звонит Коннор, и я поднимаю трубку.
– Привет, малышка, – говорит он. – Задержалась на работе?
– Уже еду, – отвечаю я.
– Сегодня мало посетителей, так что Мика меня отпустил. Я дома. Заказать что-нибудь на ужин?
Я молчу.
– Кристен? Ты пропала?
Его слова звучат как предсказание или просто точное описание нашей нынешней ситуации.
– Я здесь, – говорю я, направляясь вверх по холму к нашему дому в Равенне. – Что насчет суши? Я могу забрать по дороге.
– Обожаю суши, – говорит он. – Я остужу нам вина.
– Отлично.
– Люблю тебя, малышка.
Еще одна пауза. Я поворачиваю.
– Я тебя тоже, – отвечаю я наконец.
Но, честно говоря, я в этом уже не уверена. Не знаю, смогу ли я сберечь этот брак, постоянно чувствуя себя гребаной неудачницей. Коннор – хороший человек. Но мы могли бы развестись, и я могла бы всем говорить, что он не поспевал за мной. Он же официант, черт побери. Я могла бы сказать, что он тянул меня за собой. Могла бы. Мне бы поверили. Не важно, что настоящая причина – в том, что я подвела его, и каждый раз, глядя на него, невольно думаю, что два человека – это еще не семья. Плевать на то, что говорят супружеские пары с собаками. Я люблю собак. Но питомцы не заменят детей.
Я готова убедить в этом любых присяжных.
41Коннор
Я смотрю, как Кристен запивает утренним кофе пригоршню разноцветных гормональных таблеток. Ее светлые волосы еще не высохли после душа, и, хоть она и не успела накраситься, я думаю, что во всем мире не найти более прекрасной женщины. В такие моменты я порой не могу понять, как вообще смотрел на другую. Она словно подобрала меня из грязи и устроила здесь, в этой райской жизни.
Она улыбается:
– Не отчаивайся, Коннор. Все будет хорошо.
Я не знаю, что она имеет в виду – что ей удастся забеременеть или что у меня все будет хорошо.
Как бы то ни было, я ей благодарен.
Кристен отправляется на работу, а я включаю кулинарное шоу и убавляю громкость. Мика Рейнольдс, шеф-повар «Синей двери», трижды пытался попасть туда, но безуспешно. Он хороший парень и очень талантлив. Но я не уверен, что ему под силу соревноваться с ребятами вроде Бобби Флэя и Масахару Моримото. Если ты чего-то хочешь – еще не факт, что получишь. Я никогда не верил, что одним только упрямством можно чего-то добиться.
У Мики и его жены Сары тоже проблемы с зачатием. Я ничего об этом не знал, пока не услышал случайно, как Мика сказал ей что-то про базальную температуру. Я всю сознательную жизнь провел в ресторанах и прекрасно знал, что это не кулинарный термин. Кристен и я погрязли в том же болоте.
Однажды вечером, когда персонал успел разойтись по домам, мы с Микой немного выпили, готовя ресторан к закрытию.
– Я тебя понимаю, – сказал я ему.
Он посмотрел на меня полуприкрытыми глазами:
– В каком смысле?
Мне следовало промолчать. Это очень личная проблема. Но я продолжил.
– Я услышал, о чем вы говорили на днях, – сказал я, следя за его реакцией. – Мы с Кристен тоже безуспешно пытаемся зачать.
Мика – крупный парень с двумя золотыми серьгами и редеющим хвостом. У него широкая грудь и руки, которыми не может похвастаться ни один другой повар. Он мог бы отправить меня в нокаут. Но вместо этого просто кивнул.
– Да, – сказал он. – И вы тоже?
– Раз за разом, – ответил я. – Зная мою жену, думаю, она никогда не сдастся.
– У меня такая же, – сказал он, доставая из бара бутылку дорогой текилы. Он плеснул ее мне в кофейную кружку; бокалы уже были в мойке, и он не любил оставлять посуду в раковине на ночь. Я дождался, пока он нальет текилу в свою кружку.
Мы оба выпили алкоголь залпом.
– Это нелегко, – сказал Мика, а потом признался, что Саре было еще тяжелее. Намного. – У меня есть двое детей от Дарлы, – добавил он, – так что дело не во мне.