едование только навредит.
Ко мне подходит Кэрри. Уже почти полдень.
– Меня не будет до конца дня, Адам.
Она мнется рядом некоторое время, смотрит на меня и отворачивается.
– Увидимся завтра, – говорю я.
– Хорошо, – отзывается она, уходя. – Увидимся.
Отдел кадров находится в соседнем здании. Я укладываю ноутбук в сумку, прощаюсь с коллегами и пробираюсь через лабиринт рабочих столов к лестнице. В кабинет Триши я захожу в четыре в небольшим. Она не одна. Рядом сидит мужчина, который представляется ее коллегой. На столе перед ней лежит один-единственный лист бумаги, чистой стороной вверх.
Что-то не так. Это явно не про членов семьи.
– Как это понимать? – говорю я, чувствуя, как ускоряется мое сердцебиение.
– Не могли бы вы успокоиться? – говорит придурок рядом с Тришей.
– Не могли бы объяснить, что здесь, черт побери, происходит?
– Мне очень жаль, – говорит Триша, – но мы вынуждены вас уволить.
– Срань господня, – говорю я. – За что?
– Пожалуйста, выбирайте выражения, – говорит придурок.
Я бросаю на него злобный взгляд, после чего вновь смотрю на Тришу и этот проклятый листок бумаги. Триша придвигает его ко мне по своему необъятному серому столу.
– Здесь все объясняется, – говорит она.
Я пробегаю документ глазами, выхватывая ключевые слова, повинные в этой ситуации: «Двое коллег сообщали о непристойном поведении… не соблюдает кодекс корпоративной этики, несмотря на тренинги по восприимчивости и личностному многообразию…»
– Чушь собачья, – говорю я.
– Мне очень жаль, Адам, – говорит Триша, – но я должна забрать ваш ноутбук и удостоверение.
– Если это из-за мальчишника Колина, – говорю я, – то я не имею никакого отношения к той надувной кукле, которую он оставил у меня в кабинете якобы в качестве подарка. Я выпустил из нее воздух и немедленно избавился.
Колин – тот еще засранец.
Судя по лицу Триши, она понятия не имеет, о чем я говорю. Надувная кукла тут ни при чем.
В этот момент я замечаю стоящего за дверью охранника.
– Это несправедливо! – говорю я. – Какое-то безумие!
Триша полностью игнорирует мои слова.
– Компания просит вас подтвердить, что вы ознакомились с документом, – говорит она. – Если вы откажетесь, то потеряете полугодовые увольнительные, которые мы предлагаем.
– Я не собираюсь ничего подписывать, – говорю я, срывая удостоверение и швыряя сумку с ноутбуком на пол. – Я ни в чем не виноват.
Придурок снова подает голос:
– Можете не подписывать. Это ваше право.
Я так взбешен, что меня тянет ударить этого парня. На Тришу я тоже зол. Боже, я-то думал, что мы друзья. Я сказал, что ее новорожденная дочь очень милая, хотя она была похожа на мутировавшего вуки. Кэрри меня подставила. Она за это поплатится. Серьезно поплатится.
Будь она проклята. Будь все они прокляты. И Софи тоже. Это все из-за того, что она умерла.
Охранник провожает меня на парковку. Я не говорю ни слова, пока мы идем по липкому асфальту. В голове неотступно вертится одна мысль: я лишился того, что любил больше всего.
Ночью, когда Обри засыпает, я пью виски и роюсь в компьютере, который мы когда-то делили с Софи, пока не переключились на телефоны. Я нахожу фотографию, которую искал. Должен признать, я сохранил ее не потому, что Кэрри такая уж горячая, хотя она ничего, а потому, что это фото могло мне пригодиться. В те годы для этого еще не было специального термина. Теперь же я твердо намерен совершить порноместь.
Я публикую пост на своей странице в «Фейсбуке»:
Черт! Меня взломали! если увидите что-то странное, знайте, это не я. Вне себя от злости!
Потом я загружаю фотографию Кэрри и тегаю всех наших общих знакомых из «СкайАэро». Их немало, потому что один из боссов как-то раз собрал у себя в кабинете весь руководящий состав и велел наладить связи с командой. Сказал, что «Фейсбук» для этого отлично подойдет. Из-за этого мне приходилось терпеть у себя в ленте фотографии еды, поездок, детей, которые кажутся симпатичными только своим родителям. Я рассыпал лайки, словно конфетти на параде, потому что босс моего босса считает, что соцсети объединяют людей.
Пришло время запостить кое-что, что они нескоро забудут.
В последнюю очередь я тегаю Кэрри. Фотография скоро станет вирусной – подходящая судьба для женщины, похожей на опасную болезнь.
Я торжественно публикую пост. Приятное ощущение. Лучше, чем секс с Кэрри. Я откидываюсь на спинку стула, пью виски и смотрю на фейерверк.
Так-то, сучка, думаю я.
Меня зовет Обри. Я опускаю стакан. Наверняка мой телефон вот-вот начнет звонить.
Ни хрена себе, скажу я. Да, знаю, меня взломали. Я как раз собирался написать в техподдержку. Кэрри ЛаКруа? Голая? Ох, как неловко. Спасибо, что сообщил. Боже мой, похоже, в наше время верить нельзя никому.
Обри просит пить, и я приношу ей воды. Вибрация телефона слышна даже из ее комнаты. Мне было так тяжело с того момента, как погибла Софи. Вся моя жизнь превратилась в ад. Я вообще-то не мстительный человек. Но я зачем-то сохранил ту фотографию. Остается только гадать: может, я сам не знаю, каков я на самом деле?
46Адам
На следующее утро Обри с Катриной отправляются посмотреть на ягнят и козочек в детском зоопарке, а я разбираю вещи Софи и пытаюсь представить, что ждет меня дальше. Я знал, что она мне изменяет, и ненавидел ее за это, но одновременно продолжал ее любить. Моя боль оказалась погребена под надеждой. Я думал:
Конечно, мы справимся. Все будет хорошо. Я не знаю, кто он и зачем он тебе понадобился. Мы все иногда сходим с ума. Я зачем-то трахался с Кэрри ЛаКруа.
Я нахожу золотой браслет с сапфирами, который подарил Софи на нашу первую годовщину свадьбы. Когда-то Софи все время носила его на своем прекрасном тонком запястье. Когда я подарил ей браслет, она сказала, что мы не можем его себе позволить, но я отмахнулся.
– Меня ждет повышение, – сказал я ей. – Безграничные перспективы.
Боже, как же я был глуп! И она тоже. Она поверила мне.
Сначала я собираюсь сохранить браслет для Обри, но потом решаю иначе. Меня уволили. Могут возникнуть проблемы с деньгами. Я кладу браслет в коробку с украшениями, которые собираюсь продать, в том числе бриллиантовый кулон, принадлежавший матери Фрэнка. Жду не дождусь возможности сказать ему, что из кулона сделали пирсинг в сосок или что-нибудь вроде того.
Он лопнет от злости. Хелен заплачет. Мне станет немного легче.
Кто-то звонит в дверь, но я не обращаю на это внимания. Потом по двери начинают стучать кулаком, и я с неохотой иду в прихожую. В дверной глазок я вижу Кэрри. Я думал, она позвонит, но вместо этого она решила заявиться лично, словно курьер по доставке пиццы.
Я раздумываю, нужна ли мне вся эта драма, но все-таки решаю открыть дверь.
На ее опухшем от слез лице нет ни капли косметики. Волосы сбились в колтун. Думаю, Кэрри еще никогда не выглядела так ужасно.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я. – Сейчас же выходной. Самое время нализывать кому-нибудь зад.
Она толкает меня внутрь и набрасывается на меня. Я отталкиваю ее, и она отступает.
– Ублюдок! – кричит она.
Она прямолинейна. Одно из ее положительных качеств.
– Серьезно? – говорю я. – Это ты во всем виновата. Ты сдала меня отделу кадров. Меня уволили из-за тебя. Ты сумасшедшая сука.
Она сжимает кулаки, словно хочет меня ударить. Отчасти мне хочется, чтобы она так и сделала, но я все-таки отхожу в сторону.
– Зря ты опубликовал ту фотографию, – кричит она. – Я могу тебя засудить! Это незаконно!
Я пытаюсь всем своим видом продемонстрировать, что я ни в чем не виноват. Я свожу брови вместе и одновременно распахиваю глаза. Не уверен, что получается в итоге, но я не знаю, как еще успокоить разбушевавшуюся женщину в моей гостиной.
– Мою страницу взломали, Кэрри! Возьми себя в руки!
Ее губы растягиваются, словно канцелярская резинка.
– Ты лжешь как дышишь, Адам.
Здесь она права. Не могу не признать. Легко лгать тому, кто тебя предал.
– Как ты мог так со мной поступить? – спрашивает она. – Я думала, мы друзья.
Поверить не могу.
– Из-за тебя я лишился работы, Кэрри. Ты положила конец моей карьере, – не давая ей вставить ни единого слова, я давлю на жалость. – Сразу после смерти моей жены! Ты добила меня, когда я и так потерял все. Спасибо, Кэрри. Ты всегда обращаешься так с друзьями?
– Я подам на тебя в суд, – говорит она.
Я пожимаю плечами:
– Ради бога, меня не волнует, что ты будешь делать.
На самом деле волнует, но лишь самую малость.
– Мой юрист с тобой свяжется.
Я провожаю ее к двери.
– Жду не дождусь. Думаю, нужно будет предоставить прокурору остальные фотографии и видео.
Она замирает как вкопанная:
– Какое видео?
Я подталкиваю ее к двери.
– То самое, где ты сосешь мой член на стоянке аэродрома. Логотип компании – прямо над твоей головой.
У Кэрри отвисает челюсть, лишний раз напоминая мне про видео.
Кэрри ничего не говорит. Она в шоке. Я наношу еще один удар.
– Тебе многое придется объяснять, – говорю я. – Ты была моей начальницей. Это не круто, Кэрри. И тебя наверняка уволят за то, что ты не надела защитные очки. Моей карьере конец, Кэрри. Так что видео будет моим ответом. Еще раз со мной свяжешься – и твоя карьера тоже накроется медным тазом.
Потом я захлопываю дверь. Бесподобное ощущение. Лучше, чем секс с Кэрри, это уж точно.
Я возвращаюсь в спальню и продолжаю разбирать старые вещи, откладывая в сторону все, что принадлежало моей покойной жене.
47Кристен
Марси снова опаздывает. Наверняка в очередной раз сошлется на трудности с ребенком, и я отвечу, что все в порядке, хотя это вовсе не так. У меня нет выбора. Я не собираюсь быть начальницей, которая заставит ее делать выбор между карьерой и семьей. Это нелегко. Я знаю. Интересно, смогу ли я найти баланс между работой и домом, когда у меня будет свой ребенок? А он у меня будет. Раньше я могла лишь надеяться на это. Теперь я уверена. Эта уверенность позволяет мне впервые за долгое время вздохнуть полной грудью.