Торопливо оправдываясь, Марси вбегает в кабинет в эффектном голубом костюме, который еще никогда не надевала на работу. Наверняка она ждет от меня комплимента, но я не стану ничего говорить.
– Простите, – говорит она в последний раз, но я не прислушивалась к ее объяснениям: меня не интересует, почему она пропустила первые двадцать минут рабочего дня. Я думаю о другом.
– Нам нужно поработать над делом Бэрринджера, – говорю я.
– Точно, – говорит Марси, переводя дыхание. Затем она берет несколько папок и садится на стул напротив моего стола: – Я слышала в новостях про того мерзавца, который вроде бы убил Софи Уорнер.
– Да, – говорю я. И ничего больше.
Мой краткий ответ, кажется, вызывает ее беспокойство. Я чувствую на себе ее взгляд, перебирая бумаги на столе. Молчание провоцирует ее.
Я знала, что так и будет.
– Вы думаете, он это сделал? – говорит она.
Я на мгновение отворачиваюсь, прежде чем посмотреть на нее в ответ.
Вздыхаю:
– Я на это надеюсь.
Слово надеюсь повисает в воздухе.
Марси совсем сбита с толку.
– Все в порядке? – спрашивает она спустя пару секунд, пододвигаясь ближе к столу.
Я тщательно взвешиваю свои мысли. Часть меня хочет поговорить с кем-то о Конноре и о том, что могло произойти в ту ночь у коттеджей. Изложить список улик: кровь, песок на ботинках, провал в памяти.
Марси видит, что я обеспокоена. Она понимает меня ровно настолько, насколько я ей позволяю.
– Вы не думаете, что это был он, – говорит она.
– Давай сосредоточимся на Бэрринджере, – говорю я.
– Почему вы не верите, что это был он? – спрашивает она.
– Марси, – говорю я, – достаточно. Прошу. Давай вернемся к работе.
Когда мы устраиваем обеденный перерыв, я думаю, не позвонить ли детективам, которые расследуют убийство Софи Уорнер. Но что я им скажу? Что Коннор совершил нечто ужасное, нечто настолько для него нехарактерное? Его судили за вождение в нетрезвом виде, а не за насильственное преступление.
Я пью кофе и читаю статью в «Сиэтл Таймс» о розыске Джима Койла по подозрению в убийстве Софи Уорнер. Интересно, есть ли у полиции доказательства его вины и какие. Потом я пролистываю страницу и вижу статью о мужчине, у которого по жене в Такоме, Спокане и Якиме.
Героев статьи эта ложь потрясла гораздо сильнее, чем меня.
Я знаю, каково это – быть одураченной.
48Кристен
Я читаю статью про бигамию, и имена лжецов летят мне в лицо, словно ураган. Пиноккио. Все подряд политики. Марта Стюарт. Лэнс Армстронг. Берни Мейдофф. Кеннет Лэй. Моя мать, сказавшая, что мне не стать юристом, как папа.
И первым пунктом в списке – мой муж.
Я напрягаюсь, костяшки моих пальцев белеют.
Он.
Длинная игла в животе – не худшее, что может случиться с тобой, хотя это довольно неприятно. Я смотрела множество видео про фертильность. Я видела женщин, которых тыкали иголками чаще, чем подушечку для иголок. И ради чего? Иногда все это оказывается бесполезно. Но я всегда говорила себе, что это не худшее, что может случиться.
Узнать об измене мужа – гораздо хуже. Узнать, что это был не просто секс, а нечто более – меня так и тянет рассмеяться – глубокое, – почти смертельная рана.
Да, это хуже всего.
Оказалось, что любовь моей жизни – не более чем жеребец-производитель. А я – племенная кобыла. Мне совершенно плевать на него, но я по-прежнему не оставляю попыток забеременеть. Да, я могла бы найти донора спермы – просмотреть онлайн-каталоги, выбрать кандидата с докторской диссертацией и волевым подбородком. Но он был бы незнакомцем. А Коннора я знала. Мы жили вместе. Я любила его. По крайней мере до того воскресенья.
Я жарила гречневые блинчики, а Коннор мылся в душе. В субботу он работал допоздна и наверняка проголодался. Я положила в миску свежую чернику, налила меда и воды и установила температуру на духовке. Компот пришелся бы очень кстати. И бекон. Я как раз доставала его из холодильника, когда телефон Коннора завибрировал.
Сообщение.
Я не обратила на это особого внимания и включила духовку. Коннор любит хорошо прожаренный бекон. Даже пережаренный. Повара называют такой бекон «ломким».
Забавное слово – ломаться. Я ощутила, как во мне что-то надломилось, когда пришло еще одно сообщение.
Я наклонилась, чтобы прочитать его. Незнакомый мне номер.
Первое сообщение: «Ты уже проснулся?»
Второе сообщение: «Боже, как я устала. Спасибо за вчерашний вечер. Я по-прежнему тебя чувствую».
Комната словно бы сжалась. Гречневые блинчики начали подгорать. Казалось, открытая дверца духовки вот-вот меня проглотит. Не знаю, зачем я это сделала. Может, просто хотела увидеть, что случится. Может, надеялась понять, что эти сообщения – всего лишь досадное недоразумение.
«Устала» и «вчерашний вечер» могли относиться к обслуживанию в ресторане.
Но вот слова о том, что она по-прежнему его «чувствует», объяснить было затруднительно. На мой взгляд, эта фраза могла значить лишь одно.
Так что я написала в ответ: «Да. Отличный вечер».
Я подняла взгляд и прислушалась к звуку воды. Душ все еще работал. Коннор стоял там под теплыми струями, а я была на кухне совершенно раздавленная. Нас всегда мало что объединяло. Разные заработки, разные друзья. Ничего общего. Ни единой мелочи.
Пришло новое сообщение: «Хочу снова с тобой встретиться».
Я словно сошла с ума. Я стояла посреди кухни, глядя на крохотный экран старого айфона Коннора. В ту минуту я поклялась, что ни за что не куплю ему новый. Никогда. Коннор выключил душ. Начал вытираться полотенцем.
Я написала: «Ни за что. Никогда. Этому пришел конец».
Но не стала отправлять сообщение. Вместо этого я включила измельчитель мусора и швырнула туда айфон.
– Блин! – вскрикнула я.
На кухню вбежал Коннор:
– Что случилось, малышка?
Ненавижу это прозвище. Малышка. Мне каждый раз вспоминался Малыш, синий бык Пола Баньяна, а у меня ведь прекрасная фигура.
– Коннор, я не знаю, как это вышло, – соврала я. – Кажется, я нечаянно смахнула твой телефон прямо в измельчитель.
– Быть такого не может, – сказал он, засовывая руку в глубины измельчителя. На мгновение я хотела было включить его, но не стала. Коннор изменился в лице, нащупав остатки телефона. Мое же лицо превратилось в непроницаемую маску. Я бы ни за что не рассказала мужу о том, что узнала. Как в суде, так и в обычной жизни, эффект неожиданности срабатывает лишь однажды.
– Прости, – сказала я, притворяясь, что всего лишь расстроена из-за своей оплошности, хотя в душе у меня бушевал настоящий ураган из сожаления и злости на человека, который предал меня, будто я ничего не значу.
Проклятый ты идиот, Коннор.
За что ты так со мной?
– Не страшно, – ответил он, накладывая себе на тарелку блинчиков, зачерпывая черничный компот и одновременно поглядывая на обломки телефона. Я бы добавила в еду крысиный яд, если бы успела – если бы это пришло мне в голову. Но увы. Коннор ничего не подозревал. Интересно, что это за шлюха, с которой он встречался? Наверняка Линнетт из «Синей двери». Ноги до ушей и слишком хорошенькая, чтобы ей доверять.
– Я собиралась пожарить бекон, – сказала я. – Но потеряла счет времени.
Коннор воткнул вилку в блинчик.
– Ерунда, – сказал он. – Мне бы не помешало скинуть пару кило.
Он ждал, что я сделаю ему комплимент. Или же он хотел похудеть для той, другой женщины? Я не стала ничего говорить.
– Я все равно собирался купить новый телефон, – добавил он, заталкивая блинчик в свою огромную прожорливую пасть.
Я любила его, но обрадовалась бы, если б он подавился и задохнулся.
Я посмотрела на обломки телефона. Он выглядел так, словно кто-то расстрелял его в упор.
– Сим-карте, наверное, конец, – сказала я.
– Подумаешь, – отмахнулся он со своим вечным оптимизмом. – Важных контактов у меня раз-два и обчелся. После завтрака, наверное, схожу за новым телефоном, а потом отправлюсь по делам. Тебе что-нибудь купить?
– Нет, – ответила я. – Не стоит.
«Нет, ты только что вонзил нож мне в спину», – вот что я хотела сказать.
– Я собиралась все-таки пожарить бекон, – добавила я.
– Не стоит, малышка. Я сыт. Плотно поужинал вчера.
– В «Синей двери»? – спросила я.
Он недоуменно глянул на меня в ответ.
– Ну да, естественно. Где же еще?
– Не знаю, – сказала я. – Я думала, может, ты зашел куда-то после работы. Ты часто делаешь так в последнее время.
– Это было всего один раз, – сказал он, словно оправдываясь.
Мне понравился его тон. Я как будто воткнула ржавый гвоздь в открытую рану.
– А, – сказала я. – Ну мне в любом случае нужно подготовиться сегодня к слушанию.
И я ушла, оставив своего мужа-жеребца на кухне в компании блинчиков и лжи. Будь я злым человеком, я бы убила его прямо там. Но я не такая. Я гораздо умнее.
Спустя два дня я порылась в карманах его рубашки и брюк. Пусто. Я вышла на тропу войны. В одиночестве. Я хотела знать, кто это и чем они занимаются вместе. Я дошла до «Синей двери» и увидела в окне, как Коннор обслуживал столик. Лампа освещала его обворожительное лицо. Он был прекрасен. Мне бы хотелось, чтобы это было не так. Я подходила к ресторану целых три раза. Этого оказалось недостаточно, и я послала Марси, чтобы она принесла оттуда ланч. Я отправляла Коннору сообщения в течение дня, чтобы проследить, сколько времени у него уйдет на ответ. И пусть мои методы были иными, я вела себя совсем как моя мать, когда она узнала, что мой отец изменял ей с женой своего партнера. Я помню, как презирала ее. Говорила маме, что она выше этого. Что ей следует просто прогнать отца и поменять замки. Боже, как самонадеянна я была! Мама ничего мне не отвечала. Просто плакала. Сложно порвать все связи с человеком, которому верила. Как мама верила папе. Как я верила Коннору Моссу.