Когда я работала прокурором, то могла спросить обвиняемого о чем угодно.
Почему вы убили собственного ребенка?
Вы получили наслаждение, ударив жертву ножом?
Вы возбуждались, когда тушили сигареты о свою девушку?
Чужая боль доставляет вам удовольствие?
Почему вы растлили свою внучку?
Этот список можно продолжать до бесконечности. Я спрашивала. Они отвечали.
Но, когда дело дошло до моего собственного мужа, я стала Хелен Келлер. Слепой и безмолвной. Я не могла задать вопрос, потому что не хотела знать ответа. Не хотела услышать, что он нашел женщину лучше меня. Не хотела окончательно разрушить свои старые школьные мечты. Окончить университет. Пройти стажировку. Найти хорошую работу. Встретить классного парня. Выйти замуж. Родить ребенка. Стать партнером в фирме.
Я сглупила, пропустив самый важный пункт.
Спустя всего несколько часов я лежала на кровати, задрав ноги в ожидании семени, надеясь, что в этот раз оно выполнит свое предназначение. Семя мужчины, которому я больше не доверяла; мужчины, который отдавал то, что по праву принадлежало только мне, свою сперму, какой-то потаскушке из «Синей двери».
Коннор потерся о меня носом, и я вдохнула его аромат, пытаясь разыскать в нем запах своей соперницы. Ее духи. Ее пот. Ее кондиционер для волос. Что угодно. Я смотрела в его глаза и гадала, о ком он думал – о ней или обо мне. Может, мне нужно больше ботокса? Или моя грудь начала обвисать? Мысли, крутившиеся у меня в голове, не имели никакого отношения к тому, чем мы занимались.
Секс был механическим. Я почти не прилагала усилий. Коннор справился и сам. Он никогда не отличался выносливостью. Еще один толчок – и на его лице появилось выражение, означающее близость оргазма. Одновременно блаженное и болезненное. Когда-то я любила видеть экстаз на его лице во время занятий любовью. Теперь же меня тошнило от одного его вида.
Так что я просто лежала, ни говоря ни слова. Жеребец сделал свое дело и отстранился. Кобыла переводила дыхание. Мне хотелось заплакать. Отчаянно. Значила ли я для него хоть что-то или была лишь постылой обязанностью? Сходить на работу. Трахнуть Кристен. Каждый день одно и то же. Я не хотела быть жертвой. Это не по мне. Но, черт побери, я чувствовала себя уязвленной. Униженной.
Коннор, раскрасневшись от усердия, пошел на кухню за водой. Я смотрела, как исчезает в дверном проеме его голый зад. По крайней мере раньше он уходил, чтобы попить воды. Может, теперь он писал любовнице со своего нового телефона. Говорил ей, как соскучился. Как ему надоела жена.
Надоела я.
Я не собиралась с этим мириться. Ни за что. Я выше этого. Я лучше, чем он. Лучше, чем она.
49Адам
Обри сидит у меня на коленях, и мы вместе листаем фотоальбом, который Софи составила для родителей за неделю до своей гибели. Обри пригрелась и то и дело клюет носом, но я обещал. Я пролистываю фотографии одну за другой. Всякий раз Обри улыбается, смеется или тыкает пальцем.
– Мой день рождения, – говорит она, указывая на снимок, где Софи зажигает три розовых свечи на шоколадном торте.
– Верно, – соглашаюсь я.
Не уверен, что Обри действительно понимает, что ее мамы больше нет. Она говорит про Софи так, будто та ушла в другую комнату.
– Я хочу показать маме, – говорит она про ночную рубашку, которую дала ей Хелен.
– Мама видит, – отвечаю я.
– Я хочу к маме, – говорит она.
– Я знаю. Она очень тебя любила, Обри. Больше всего на свете.
Она прижимается к моей груди, и мы листаем фотографии дальше. Сидя здесь вместе с дочерью, я невольно вспоминаю день, когда я сидел на этом же стуле, и вся жизнь рушилась у меня перед глазами.
Ничто не возбуждает любопытство сильнее, чем папка под названием «Личное» на компьютере. Вне всякого сомнения. Бьюсь об заклад, компьютерщики в сервис-центрах наверняка первым делом ищут всякое интересное, когда им приносят на ремонт сломанную технику.
По крайней мере я бы так делал.
В этой-то папке я и нашел переписку Софи с любовником. Она использовала наш компьютер для работы, когда не хотела оставаться в офисе допоздна, доделывая дизайн. Конечно, во время беременности и в первые месяцы после рождения Обри это случалось реже. Софи, такая рассеянная и ненадежная, внезапно преобразилась. Полностью сосредоточилась на семье. Тогда такое поведение показалось мне естественным. Ребенок. Семья. Новые приоритеты. Никаких долгих вечеров на работе. Никаких поездок.
Только мы трое.
Каким же глупцом я был! Я и сам неидеален, признаю. Когда Софи отвлекалась на что-то свое, я спал с Кэрри ЛаКруа просто потому, что мне хотелось внимания. Нытик. Идиот. Кэрри в итоге принесла мне лишь неприятности. Она нагнула меня во всех смыслах слова.
Я нашел секретную переписку Софи, пока искал годовой финансовый отчет для налоговой. Интересно, многие ли мечтают стереть себе память? Я бы хотел забыть этот момент. Даже сейчас, когда вспоминаю, как заметил открытую почту Софи и кликнул на папку «Личное».
У меня перехватило дыхание. В буквальном смысле. Да, я изменял Софи, но Кэрри ничего для меня не значила. А вот этот мужчина – мужчина, о котором я не знал ничего, кроме адреса почты, – был для моей жены не просто любовником. Слова, которыми они обменивались, ранили меня, словно шрапнель.
Родственная душа.
Любовь всей моей жизни.
Я никогда не чувствовала ничего подобного.
Я люблю твое тело, но твою душу я люблю еще больше.
Мне так одиноко, когда тебя нет рядом.
Твоя близость пьянит меня.
Твои прикосновения исцеляют.
Я ощущаю тебя внутри себя, даже когда мы не вместе.
Боже, я не могу жить без тебя.
Это грешно – то, что мы любим друг друга?
На моей шее затянулась удавка, и я не мог дышать. Я не могу описать тот момент иначе. Я будто очутился в вакууме. Потом, когда я все-таки сумел сделать судорожный вдох, то тут же разрыдался. Как младенец. По-моему, я еще никогда в жизни не плакал так горько, как тогда над этой перепиской. Меня словно ударили прямо в сердце. Не знаю, почему я так бурно отреагировал. Наверное, от осознания, что мир не таков, как я думал. Что все, во что я верил, оказалось ложью. Отчасти я мог понять, почему это произошло. Я так много работал, чтобы обеспечить Софи и Обри, что забыл обо всем остальном.
Может, отчасти я сам был виноват?
Я скопировал папку на флешку и засунул ее в кармашек сумки со своим рабочим ноутбуком. В офисе у нас работал парень, который мог бы отследить IP-адрес отправителя и, наверное, даже выяснить, кто он такой на самом деле, если бы мне хотелось закатить сцену. Но я решил этого не делать. Или, может быть, не решился. Но я сохранил флешку.
Я так и не рассказал Софи о том, что нашел. Не признался, что больше ей не доверяю. Что едва ли смогу оправиться от раны, которую она мне нанесла. В первые несколько дней я едва мог на нее смотреть. Одна лишь мысль о том, что она спала с другим мужчиной… Боже! Возможно, они делали это прямо здесь, в нашем доме. Интересно, сколько раз они были вместе и что она говорила обо мне? Может, смеялась надо мной, лежа в постели с ним? Страстно извивалась во время секса и говорила, что его член больше и толще?
После этого открытия я начал смотреть на Софи по-новому. Я наблюдал за ней, слово зоолог, изучающий неизвестное животное в дикой природе, пытаясь понять, почему оно ведет себя подобным образом. Как она способна уживаться с этой ложью? Повторится ли это вновь? Но со временем я начал думать, что ее отношения с тем неизвестным мужчиной подошли к концу. Внезапно она вновь стала уделять мне внимание. Мы стали ближе.
В глубине души я больше не доверял Софи. Но все равно пытался любить ее так сильно, как только мог.
50Адам
Когда я совершил второе ужасное открытие, дождь шел уже больше недели. Типичная погода для Сиэтла. Софи готовила презентацию для ежегодной встречи акционеров «Старбакса», поэтому, хоть я и зарабатывал вдвое больше нее и имел в десять раз больше обязанностей, в тот день я остался присматривать за Обри. Поймите меня правильно: я любил Обри. Быть ее отцом было почти так же прекрасно, как иметь угловой кабинет с видом на реку Давамиш в здании к югу от Сиэтла, где я работал, когда родилась Обри. Я готовился к родам не менее тщательно, чем Софи. Приложение на телефоне каждую неделю подсказывало мне, до каких размеров вырос наш будущий ребенок, и я охотно делился со всеми этой информацией.
– Размером с баклажан! – говорил я, будто это была моя заслуга.
– С дуриан!
– С кочан салата-латука!
Я был счастлив стать отцом. Отчасти дело было в работе: мне дали прибавку к зарплате, обойдя вниманием мою коллегу, потому что у нее не было ни мужа, ни детей, но не только. Став отцом, я почувствовал себя взрослым человеком. Наконец-то. Знаю, это глупо, но до рождения Обри мы с Софи жили, будто одиночки, хотя и были женаты. Путешествовали, не думая о тратах. За первые пару лет нашего брака мы побывали на Фиджи и Мауи, в Австралии, Канкуне и Бетлехеме, тот, который в Пенсильвании, – там живет тетя Софи. Мы все время ходили по ресторанам и трахались везде, где только могли. Да, иногда и в ресторанах.
Было весело. Софи казалась той женщиной, о которой я мечтал всю жизнь. А потом все это исчезло в одночасье, когда родилась Обри. Просто исчезло. Как и не было. И знаете, что самое странное? Я даже не скучал по ресторанам и поездкам. По сексу да. Но не более. Дочка стала для меня смыслом жизни.
Но все изменилось в тот дождливый понедельник, когда я присматривал за Обри.
Ей недавно исполнилось два года, и пришло время съездить к врачу. Конечно, она была совершенно здорова, но дежурные осмотры пропускать нельзя, какими бы поверхностными они ни были. Нормально ли она развивается? Насколько она умна? Насколько высокой будет во взрослом возрасте? В нашей семье ни у кого не было проблем с весом, она ведь не станет исключением? Вы уверены?