Когда мы впервые встретились, она думала, что в душе я хороший человек, пусть и надломленный.
– Вы ошибаетесь, – говорит Кристен детективам. – Это не Коннор. Он ведь и мухи не обидит.
Они сажают меня на заднее сиденье машины, и я снова мельком вижу лицо Кристен.
Я пытаюсь понять, считает ли она, что я виноват.
Я пытаюсь понять, виноват ли я.
Перед следующей встречей с Кристен проходит несколько часов. У меня сняли отпечатки пальцев, а потом меня раздела, обыскала и сфотографировала пара помощников, глядевших на меня, как на насекомое. Мужчина в изоляторе предложил отсосать мне, когда охранник отойдет. Я отказался. Теперь я неподвижно сижу на лавке, пока надо мной кружит фруктовая мошка. Я не отгоняю ее, потому что знаю, что она лучше меня. Я старался быть хорошим человеком, но на самом деле я всего лишь обманщик. Я лгал жене. Спал с Софи Уорнер. Это была сознательная измена. Я не могу утверждать иначе. Можно было бы придумать оправдание, но Бог знает, что я совершил. Бог знает, что я предал женщину, которая любит меня всем сердцем, которая отчаянно хочет завести со мной семью.
Я спал с Софи. Но дело не только в этом. Я влюбился. Мы любили друг друга.
Они приводят меня в комнату для свиданий, где сидит Кристен. Похоже, она не поехала за мной сразу, а задержалась, чтобы переодеться. Она не накрасилась и заколола волосы – обычно она делает так, когда ей лень мыть их и укладывать. По субботам. Но сейчас не суббота. Не знаю, почему я думал, что она все это время простояла у дверей тюрьмы, убеждая полицейских, что я невиновен.
Я сажусь напротив нее. Охранник закрывает дверь.
– Мне очень жаль, – говорю я.
Она не отрывает глаз от стола между нами.
– Я здесь не как твоя жена, – говорит она.
Я думаю, что ослышался:
– Я не понимаю.
– И твоим адвокатом я тоже быть не могу.
– Кристен, что происходит?
Она смотрит на меня. Нет, сквозь меня. Я вижу, как покраснели ее глаза. Она трет руки, и я слышу, как тяжело она дышит. Меня это тревожит.
Мое сердце начинает биться сильнее:
– Ты в порядке?
Она качает головой:
– Ты всерьез спрашиваешь меня об этом?
Ее взгляд становится острым, как копье, которое она направляет прямо на меня.
– Я не понимаю, – говорю я, озираясь по сторонам, будто кто-то здесь сможет мне помочь.
На лице Кристен нет ни тени эмоций.
– Ты изнасиловал и убил ту женщину, – говорит она ледяным тоном. – Полиция нашла ДНК. Твою ДНК.
– Они ошибаются, – я пытаюсь найти слова, чтобы ее разубедить. – У них не может быть моей ДНК.
– Коннор, – говорит она, – хватит. Просто хватит. Перестань лгать, довольно. Они не могут заставить меня давать против тебя показания: мы женаты. Это играет тебе на руку. Я не стану говорить им про кровь на постели. Но прекрати мне лгать. Ты изнасиловал ее.
– Я не делал этого, – говорю я. – Я бы никогда этого не сделал. Ты же меня знаешь, Кристен.
– Думала, что знаю, Коннор. Я действительно в это верила, – она замолкает и делает глубокий вдох. – Но я совершенно тебя не знаю.
Я встаю и наклоняюсь над столом. Мне хотелось бы верить, что все это не взаправду. Но я чувствую, как тяжело бьется сердце у меня в груди.
Я жив. Это не сон.
– Почему ты это говоришь? – спрашиваю я.
– Сядь, Коннор, а не то придет охранник.
Я сажусь и начинаю умолять:
– Ты должна мне поверить.
Кристен поднимает руку, приказывая мне замолчать.
– Я верю доказательствам, Коннор, – говорит она. Ноль эмоций. – В теле жертвы нашли твою сперму. Это факт. Этого достаточно, чтобы вынести обвинительный приговор. Может быть, ты действительно ничего не помнишь. Не знаю, возможен ли такой провал в памяти. И, честно говоря, я просто не могу в него поверить.
– Ты же меня знаешь, Кристен.
– Ты мне лгал. Ты всем лгал. Разве не так?
– Нет, не так, – говорю я, словно играя в какую-то нелепую детскую игру.
– Ты знал Софи Уорнер, верно? Разве это не так?
Услышать это из ее уст – настоящий шок, словно удар отбойным молотком по груди.
– Я ее не убивал.
– Улики говорят обратное.
– Я любил ее, – говорю я. – Я бы не стал ее убивать.
Не стоило этого говорить. Я моментально осознаю свою ошибку. Мои мысли путаются.
Кристен начинает терять над собой контроль. Я вижу это по глазам. По сжатым рукам. Ей больно, и она злится.
– Заткнись, Коннор, – говорит она. – Не смей говорить мне этого. Никогда. Не помню, когда я впервые узнала о твоей измене, но это было давно. Эта мысль и сейчас преследует меня. Я думаю, почему мы вообще поехали в тот коттедж. Ты, должно быть, выслеживал ее.
– Неправда, – говорю я. – Это была твоя идея.
Она отмахивается от моих слов:
– Я такого не помню. Зато прекрасно помню кровь на простыне. И все твои нелепые оправдания, когда ты пытался скрыть, что делаешь на самом деле. И с кем. Потом что-то пошло не так, Коннор. Она тебя бросила. Ты разозлился. Отомстил ей. Но я не позволю утянуть себя за тобой.
Мой голос надламывается:
– Я бы ни за что этого не сделал.
– Послушай, – говорит Кристен наконец. – Я буду на твоей стороне. Буду тебя поддерживать. Найду лучшего адвоката в Сиэтле. Сделаю все, что смогу, чтобы спасти твою жизнь. Но ты должен поступить правильно. Прекрати вести себя как сопливый мальчишка. Возьми яйца в кулак.
Спасти мою жизнь? Я не понимаю, о чем она говорит.
– Я тебя не узнаю, – говорю я. Это правда. Она стала жесткой, как камень. Ее холодный взгляд пронзает меня насквозь.
– Прокурор округа Мейсон сказала мне, что будет настаивать на смертной казни, Коннор. Мы ведь этого не хотим, так?
Я ничего не говорю, потому что не могу даже вдохнуть.
– Ты признаешь вину. Вот что ты сделаешь.
– Я никого не убивал.
– Они нашли твою ДНК, и у тебя нет алиби, Коннор. Тебе грозит игла в вене.
– Но мое алиби – это ты.
Она резко опускает голову либо потому, что я не слушаю ее, либо потому, что не понимаю.
– Разве? Я не знаю наверняка, где ты был, Коннор. И в отличие от тебя, я не могу лгать в зале суда.
63Ли
После нескольких неудачных попыток дозвониться до Адама я оставляю ему голосовое сообщение. Я могла бы рассказать все позже, приехав в коттедж, но мне показалось неправильным оставлять его в неведении. Я хотела сказать, что никогда не верила в его вину, с самого момента, как увидела его у бетонной дамбы на берегу Худ-Канала.
Я рассказываю про ДНК Коннора Мосса и про его арест. Я тщательно слежу за тоном. Конечно, в душе меня переполняет ликование. Но человек, которому я звоню, успел сильно настрадаться за это время. Радость и облегчение – не одно и то же.
«Мне очень жаль, что тебе пришлось через столько пройти, Адам. Мне действительно очень жаль. Я надеюсь, у вас с Обри все хорошо. Скоро увидимся».
Я смотрю в окно. Снаружи зеленеет сливовое дерево. От жары листья побурели по краям. То самое дерево. Те самые ветви. В тот день, когда Адам меня нашел, мы с ним оказались навсегда связаны. Теперь я понимаю, что мои чувства к нему были ошибкой. Я – всего лишь девочка из Шелтона. А мальчик из Шелтона начал новую жизнь в Сиэтле.
Я протягиваю руку к чашке с кофе.
– Проголодалась?
Это Монтроуз.
– Ага, – говорю я. – Ты поведешь.
Он кивает, и мы едем в мексиканский ресторанчик на четвертой улице, в котором я хотела побывать с самого его открытия в выходные на День поминовения.
Я замечаю, как Монтроуз сжимает руль.
– Руки стали меньше дрожать, – говорю я.
Он улыбается в ответ:
– Ага, новые таблетки. Вылечиться полностью невозможно, но можно замедлить прогрессирование. Давно ты знаешь?
– Довольно давно, – отвечаю я.
Он не просит, чтобы я сохранила его болезнь в тайне.
Он знает, что может мне доверять.
Доверие в жизни превыше всего.
64Ли
Сама не знаю почему, но я надела новое платье, которое купила онлайн прямо перед убийством Софи. Модницей меня не назовешь. В Шелтоне это и не нужно. Платье сшито из хлопка и украшено милым цветочным принтом. Совсем не старушечье. В «Инстаграме» я видела Крисси Тейген в похожем платье. Я стараюсь не думать о том, что оделась сексуально, потому что я имела в виду вовсе не это. Честно говоря, я вообще редко чувствую себя сексуальной. Я не уродлива, но и не сногсшибательна. Стараюсь следить за собой. Занимаюсь спортом. Правильно питаюсь. Неброско, аккуратно крашусь по будням. В выходные не крашусь совсем.
Но сегодня я делаю исключение. Это не праздник. Коннору Моссу еще не вынесли приговор. Но мне все-таки кажется, что его арест – первый шаг к тому, чтобы Адам смог исцелиться.
Он добьется того, чего не добилась я с Альбертом Ходжем, – справедливости.
Заводя мотор, смотрю на свое отражение в зеркале заднего вида. Я выгляжу весьма неплохо. Хотя сама не знаю почему. По дороге я слушаю кантри: любовь, утраты и грузовики на пыльных дорогах. Солнце отражается от поверхности Худ-Канала, и я надеваю солнечные очки. Я знаю, что Адам Уорнер никого не убивал. ДНК в теле Софи это доказывает. Мы с Монтроузом были вынуждены допросить его по долгу службы, но теперь я понимаю, что ценой нашего усердия могли стать важные для меня отношения.
Прибыв к месту назначения, я вижу Адама в лодке. Он уплыл примерно на пятьдесят ярдов от берега, к белым буйкам. Я подхожу к бетонной дамбе, на которой сидела Софи в последние минуты своей жизни, и думаю, что она видела своего мужа с того же ракурса, с которого сейчас вижу его я. Кажется, он меня еще не заметил, так что я сажусь и наблюдаю.
Похоже, он решил не ждать: он высыпает ее прах за борт. Я не возражаю. Ветерок развеивает часть праха по зеркальной поверхности, но большая часть падает прямо в воду. У меня на глаза наворачиваются слезы. Представить себе не могу ничего более личного, более одинокого, чем это прощание. Кажется, будто я подглядываю за тем, чего не должна была видеть. Он поднимает голову и смотрит на меня; я машу в ответ.