Проведя последнее, священное мгновение со своей женой, Адам начинает грести к берегу.
– Привет, – говорит он, выходя из лодки на мелководье.
– Прости, – говорю я. – Кажется, будто мне не следует здесь быть.
Он грустно улыбается. Пытается меня успокоить, но я знаю, что его улыбка неискренна. Он горюет всем сердцем. Его глаза не лгут.
– Все в порядке, – говорит он, ставя на песок пустую алюминиевую урну. – Я хотел, чтобы ты приехала. У меня сейчас никого больше нет. Ни одного друга, который мог бы понять.
– У тебя есть дочь, – напоминаю я.
Он вытаскивает лодку на берег и поднимает опустевшую урну.
– Да, – говорит он, – есть.
– Мы поймали его, Адам. Он за все поплатится.
– Ее убийца был прямо здесь, – говорит он. – Не какой-то случайный маньяк, не кто-то, кто проследил за ней от супермаркета. Он был здесь, через коттедж.
– Да. ДНК не может лгать.
– Я хочу увидеть этого ублюдка. Мне бы хотелось его убить.
– Его отправят в тюрьму. Так положено.
Адам слегка пожимает плечами, и я следую за ним к коттеджу. Он предлагает мне холодного чая или пива.
– Может, потом, – говорю я.
Мы долго смотрим на воду. Не поднимаем никаких тяжелых тем. Не обсуждаем Коннора. Это слишком мерзко. Вместо этого мы просто смотрим на птиц. По бухте плавают каякеры. Безмятежный момент нарушает смех детей из соседнего коттеджа, раскачивающихся на свисающем с дерева канате. Но это хороший, жизнеутверждающий звук. Стоит прекрасная солнечная погода. Это место кажется мне лучшим в мире, хотя я бы не отказалась изменить обстоятельства, которые привели меня сюда.
– Ты не голодна? – спрашивает он.
Я не завтракала и не обедала, так что практически умираю с голода.
– Не отказалась бы перекусить, – говорю я.
Он встает:
– Давай съездим в “Хама-Хама”.
– Хорошая идея, – соглашаюсь я. – Сто лет там не была.
Мы садимся в его машину, и пустое детское кресло напоминает мне о его дочери.
– Обри осталась с родителями Софи?
Адам бросает на меня беглый взгляд и качает головой:
– Ни за что. Она с няней. Сегодня я не вынес бы общения с Фрэнком и Хелен.
Ресторан «Хама-Хама», специализирующийся на устрицах, открылся несколько десятков лет назад. Он подкупает своей аутентичностью. Сюда ходят и местные, возжаждавшие полакомиться устрицами, и туристы, считающие это заведение одной из главных достопримечательностей Худ-Канала. Мы с Адамом заказываем устриц двух видов: жареных и в раковинах. Я не то чтобы без ума от устриц, но они неплохо сочетаются с холодным пивом.
Мы сидим напротив друг друга за столом для пикника. Мы не обсуждаем дело. Мы словно о нем забыли. Вместо этого мы говорим про его семью. Про мою семью. Смеемся над детскими воспоминаниями.
– Трудно поверить, что мы действительно играли в футбол жестяной банкой, – говорит он.
– Да уж, – соглашаюсь я. – Шли девяностые, но Шелтон будто застрял в сороковых.
Он спрашивает, встречаюсь ли я с кем-то. Меня этот вопрос не смущает. Мы просто пытаемся восполнить пробелы, возникшие с тех пор, как он уехал из Шелтона.
– Уже нет, – говорю я. – Встречалась с парнем, которого встретила в полицейской академии в Бериене. Мы расстались, когда он нашел работу в Месе. Я не переношу жару.
– Настоящая северянка.
Я делаю еще глоток пива.
– Так и есть.
Он рассказывает про свои карьерные планы, про то, что он опубликовал свое резюме, но пока не получил достойного предложения.
– Боюсь, что деньги скоро кончатся, – говорит он. – Не хотелось бы тратить пенсионные накопления, но, похоже, другого выхода не будет.
Я знаю, что жизнь Софи была застрахована, но деньги наверняка кончаются быстро, когда ты живешь в большом городе и воспитываешь ребенка.
– Наверное, найти руководящую должность нелегко, – говорю я.
Он кивает:
– Нелегко найти подходящую.
Когда мы возвращаемся к машине, солнце уже клонится к горизонту. Я чувствую легкое опьянение. Сесть за руль я смогу не скоро.
– Я рада, что приехала повидать тебя, – говорю я, когда мы пересекаем мост Лилливаап.
– Я тоже, Ли. Встреча с тобой – единственный положительный момент в этом безумии.
– Мне жаль, что вам с Обри пришлось через столько пройти.
– Спасибо, – отвечает он.
– Действительно жаль.
– Я знаю, Ли.
Когда мы возвращаемся в «Глицинию», то садимся в те же самые деревянные кресла на террасе. Атмосфера изменилась. Ветерок утих. Ушли дети из соседнего коттеджа. Повисла тишина. Мы с Адамом одни.
– Думаю, мне не стоит садиться за руль, – говорю я.
– Не страшно. Давай просто посидим.
65Адам
Ли слишком много выпила; я не могу отпустить ее в Шелтон в таком состоянии. Я чувствую, будто должен оберегать ее даже спустя все эти годы. Связь между нами дает о себе знать.
Я приношу из кухни еще пару бутылок пива.
– Боже, – говорит Ли, – да я уже наполовину пьяна.
– От силы на четверть.
Она весело смеется, но все равно отказывается от пива.
– Ли, тебе лучше остаться на ночь, – говорю я, садясь рядом. – С твоей кошкой ничего не случится.
– Я что, так много говорю о своей кошке?
Я широко улыбаюсь:
– Все время.
Она корчит гримасу и наконец берет пиво.
– Извини, – говорит она. – Никогда не думала, что стану сумасшедшей кошатницей.
– И не стала, – говорю я. – Ты классная.
Она выпивает еще немного, и мы вместе сидим на террасе, наблюдая, как проплывает мимо пара каякеров. Где-то плещется морской котик. Я думаю о прахе, который высыпал из урны; может быть, течение унесло его далеко в океан, а может быть, частички Софи уже вынесло на берег у коттеджей.
Не знаю, о чем думает Ли. Но, надеюсь, теперь она видит настоящего меня.
Когда начинает смеркаться, я ставлю в духовку замороженную пиццу, и мы съедаем ее снаружи, где понемногу холодает. Мой телефон вибрирует, и я читаю сообщение.
– Катрина пишет, что Обри уснула без проблем, – говорю я.
– Отлично, – говорит Ли. – Я думала, здесь плохая связь.
– Тебе же я смог написать, верно? Но связь действительно так себе. Без вайфая было бы вообще невозможно связаться с внешним миром.
Она допивает пиво, и я спрашиваю, не хочет ли она попариться в сауне.
Ли колеблется:
– У меня нет купальника.
– Я тоже ничего не взял, – говорю я, – но владелец оставил большие полотенца. Ну же, тебе это пойдет на пользу. Выведешь токсины из организма.
– Думаешь, во мне так много токсинов? – спрашивает она с улыбкой.
Я качаю головой.
– Нет. Ты выглядишь прекрасно.
Я включаю сауну, чтобы дать ей время прогреться. Потом даю Ли полотенце и провожаю в маленькую комнатку у кухни, чтобы она могла переодеться. А сам переодеваюсь в спальне. Спустя несколько минут мы уже сидим на кедровых скамейках, наслаждаясь исходящим из топки жаром.
Я рассказываю Ли про нелегальную торговлю спиртным на Худ-Канале во времена сухого закона. Про то, что в этом коттедже даже была тайная пивнушка.
Ли замечает маленькую дверцу в стене возле топки:
– А это для чего?
– Ничего особенного, – говорю я. – В таких старых домишках много проходов.
Ли слегка пинает дверцу ногой и улыбается. На мгновение атмосфера будто меняется. Я не ожидал такого развития событий, но я вижу, как Ли на меня смотрит.
66Ли
Вокруг царит непроглядная темнота. Где-то тикают незнакомые мне часы. На мгновение я не могу вспомнить, где нахожусь, и пытаюсь нашарить рядом Миллисент. Но ее нигде нет.
В соседней комнате спит Адам Уорнер.
Я раздета и лежу под пуховым одеялом.
Он спит. А я – нет.
Я напрягаюсь, и мое сердце начинает биться быстрее. Я в коттедже на Худ-Канале. Я приехала, чтобы поддержать Адама. По крайней мере, я так думаю. Я вспоминаю вчерашний день. Прах. Устрицы. Пиво. Я не помню, что произошло после сауны.
Я не помню, как оказалась на диване голой. Адам похрапывает в соседней комнате. Я слишком много выпила, но не настолько, чтобы отрубиться. В ресторане у меня слегка закружилась голова, а потом, после ужина, закружилась еще сильнее. Может, все дело в сауне? Я потеряла сознание от жара, и Адам отнес меня сюда?
Стараясь не шуметь, я одеваюсь и выхожу через заднюю дверь. Сейчас для этого не время. Я завожу мотор и тихо, как только могу, отъезжаю от темных вод канала.
Все будет в порядке. Это не худшее, что могло произойти. Хотя я даже не знаю, что произошло.
Мой телефон мигает.
Мои вены наполняет адреналин. Адам прислал мне сообщение: «Привет. Ты уехала. Надеюсь, все в порядке. Кстати, между нами ничего не было. Я вел себя как настоящий джентльмен».
Я облегченно вздыхаю.
Я знаю, что это правда.
67Ли
Солнечным субботним утром через месяц после ареста Коннора я отправляюсь в ресторан «Сестра» на Рэйлроуд-авеню, куда всегда хожу по субботам. Конечно, сестры у меня нет. Но у меня есть кошка, которая считает себя человеком; думаю, это адекватная замена. Как бы то ни было, я, как и всегда, заказываю омлет со швейцарским сыром и грибами и цельнозерновой тост с малиновым джемом. В ожидании, пока Диана, моя официантка, принесет еду, я пью кофе и размышляю о прошлом. Раз за разом проигрываю в голове одни и те же ситуации. Удивительно, что мне вообще удается двигаться вперед, когда столь многое привязывает меня к прошлому. Я как муха, прилипшая к клейкой ленте. Мне удалось выжить там, где Кэти Райнхарт и Софи Уорнер погибли. Я живу полной жизнью – по крайней мере относительно полной, – в то время как от них остались только прах и воспоминания. Я редко думаю об убийцах; вместо этого я представляю, что сейчас делали бы их жертвы.
Кэти, наверное, пошла бы прогуляться. Может, у нее уже была бы своя семья. Софи читала бы Обри вслух и рассказывала бы ей смешные истории про папу. Моя мама так делала. Дразнила отца, а он ей подыгрывал, когда она говорила, что папа убил медведя на Аляске, а он помог мне отрыть во дворе медвежий клык. Однажды мама сказала, что папа летал на Луну, и он вывел меня во двор и показал следы, которые оставил на лунной поверхности. Я довольно быстро поняла, что это просто игра, но все равно любила ее.