о взял след. Осталось лишь поспевать за ним, не отпуская пса слишком далеко, чтобы не потерять его из виду. Через час пути обострившееся обоняние Быкова уловило запах костра, витающий в воздухе.
– Теперь я понял, зачем они охотились на ягуара, – тихо произнес он.
– Да? – удивилась Морин. – И зачем же?
– Скорее всего, он бродил слишком близко к их селению. Может быть, даже напал на кого-то. Вот индейцы его и убили.
– Им могла просто понравиться его шкура.
– Да. Но все равно ягуара поймали очень близко отсюда. – Быков поманил к себе пса, похлопывая ладонью по ноге. – Ко мне, Бадди. Хватит бегать. Ты свою задачу выполнил, теперь уймись. Молчок, понял? Иначе я обмотаю тебе морду так, что ты пасть не сможешь открыть. Молчать, Бадди, молчать! Тсс.
– Почему ты говорил с ним по-русски? – полюбопытствовала Морин.
– Он прекрасно меня понял. Важны интонации. Я попросил Бадди не шуметь, чтобы не выдать нас. Мы подберемся к индейцам незаметно.
– Не спеши. Хочу сказать тебе кое-что, пока мы здесь.
– Да? – Быков напрягся. – Слушаю.
– Я пошла с тобой добровольно, – начала Морин. – Это был мой выбор. Я ни о чем не жалею. Наверное, авантюризм у меня в крови. Я всегда попадаю в нестандартные ситуации. И вот я здесь. – Она посмотрела Быкову в глаза. – По своей воле.
– Зачем ты это говоришь? – спросил он, заранее зная ответ.
Интуиция его не обманула.
– Я говорю это, потому что с нами всякое может случиться. И я не хочу, чтобы ты себя винил.
– Понятно. – Чтобы произнести это короткое слово, Быкову пришлось проглотить горячий комок, образовавшийся в горле. – С нами ничего не случится.
– Да, конечно, я знаю. – Улыбка Морин свидетельствовала об обратном. – Теперь, когда я выговорилась, мы можем идти.
Они двинулись вперед, соблюдая всевозможные меры предосторожности. Точнее, пытаясь их соблюдать. Потому что два городских человека не умели пробираться через заросли совершенно бесшумно. И все же проделанный путь не прошел бесследно. Наши искатели приключений стали опытнее, сильнее, решительнее. В них снова проснулись первобытные инстинкты. Они услышали настойчивый зов джунглей и вняли ему.
Мачете Быкову не понадобилось: он обнаружил довольно широкую тропу, которой, вне всякого сомнения, пользовались достаточно часто. Услышав впереди далекие голоса, он увлек Морин и Бадди в сторону, чтобы случайно не столкнуться с кем-нибудь на подходе к селению. Оба подчинились ему безропотно. Англичанка вела себя решительно, но настороженно. Кокер-спаниель не проявлял ни малейших признаков страха. Он вел себя так, словно его вывели на обычную прогулку. Правда, не лаял, памятуя наставления Быкова. Это был очень умный и послушный пес.
Следуя примеру хозяев, он, крадучись, добрался до опушки и стал смотреть на селение, стоящее посреди площадки, отвоеванной у джунглей.
Поселок состоял из пары десятков хижин, построенных вокруг одного большого навеса, под которым собралось не менее дюжины индейцев разного пола и возраста. Быков увидел, что две голые старухи, стоя на четвереньках, чистят скребками шкуру ягуара; руки у них были красными от крови. На крышах сушилось немало других шкур.
В центре самой большой открытой хижины восседал немолодой мужчина, нос которого был проткнут двумя перекрещенными перьями, похожими на нелепые цветные усы. Возле него постоянно крутились две женщины – одна с высокой грудью, другая с обвисшей. Судя по оказываемым ему знакам внимания, мужчина был вождем племени. Ползающие по полу дети старательно обминали место, где он сидел. Вокруг него было расстелено несколько шкур и циновок.
– Значит, это и есть племя ачега? – прошептала Морин, глядя на поселок сквозь листву.
– По-видимому, да, – ответил Быков, поглаживая спину пристроившегося рядом с ним Бадди. – В прошлом веке в Парагвае проживало несколько тысяч индейцев, пожелавших сохранить дикий образ жизни. Теперь их единицы. Я хотел сказать, сотни. Изо дня в день это число уменьшается.
Сообщив англичанке эти сведения, Быков подумал о том, что ачега, как все прочие индейские племена, обречены на вымирание. Вся их вина заключается в том, что они не захотели принять «плоды просвещения»: стесняющую их одежду, католическую религию, испанские имена и алкоголь. Наверняка ачега не сразу поняли, с кем и с чем имеют дело. Встретили миссионеров радушно и гостеприимно, как и прочие племена до них. Но святые отцы, а потом и вся чудовищная машина цивилизации взялись за них столь рьяно, что ачега сбежали, а потом вынуждены были уходить в леса все дальше и дальше, желая лишь одного: чтобы их оставили в покое.
Но сохранить независимость оказалось не так-то просто. В джунглях хозяйничали поселенцы, солдаты и просто бродяги, искавшие мифические сокровища. На местах былой охоты возникали поселки и кукурузные поля, деревья вырубали и выжигали. Самих ачега уничтожали гуарани – наиболее многочисленный индейский народ Парагвая.
– Я нигде не вижу Камилу и Виктора, – сказала Морин. – А вдруг это какое-то другое племя?
– А шляпа? – не согласился Быков. – Я ее сразу узнал.
– Шляпу могли отобрать у другого племени или выменять на что-нибудь.
В словах англичанки была логика, но Быков не успел ни обдумать их, ни, тем более, ответить. Прикосновение к спине между лопатками заставило его приподняться и обернуться.
Позади путешественников стояло несколько индейцев. Один из них – уже знакомый Быкову силач в парике – снова ткнул его тупым концом копья в спину и показал жестом: вставай.
Пришлось подчиниться. Морин, выпрямившаяся рядом с Быковым, вытирала с лица сор и паутину, как будто именно сейчас ей необходимо было выглядеть опрятной и привлекательной. Бадди бесцеремонно обнюхивал ноги одного из индейцев. Пес чувствовал себя гораздо непринужденнее, чем люди. Оставалось ему только позавидовать.
Глава 21Нежданно-негаданно
Пленников не связали, но и не оставили без охраны. Темницей им послужила обычная хижина, такая же, как остальные. Быков и Морин видели сквозь щели, что возле нее постоянно дежурили два воина.
– Мы могли бы сбежать, – сказал Быков, осматриваясь. – Но куда?
– И у них наши вещи, – добавила Морин. – Интересно, как быть, когда мне захочется в туалет? Меня поведет один из этих? – Она кивнула на стену, за которой сидели стражи. – Но я не смогу справлять нужду при них. Это унизительно.
– Потерпи немного. Сейчас как раз решается наша судьба.
– Ты так думаешь?
– Все индейцы, кроме этих двоих, собрались в главной хижине, – пояснил Быков.
– Это у них что-то вроде дворца, – понимающе кивнула Морин.
– Нет, скорее – Дом советов.
– Палата общин?
– Пусть будет Палата, – согласился Быков.
– И они приговорят нас к зажариванию на углях, – пробормотала Морин, прохаживаясь по хижине. – Или к варке в большом котле. Ты что предпочитаешь?
Она остановилась, упершись спиной в дерево, служившее опорой для всего хлипкого сооружения, крытого большими листьями. Быков снова подумал, что им ничего не стоило бы выбраться наружу, но что дальше? Пока что индейцы их не тронули и даже оставили им кувшин с водой и связку сушеных рыбин. Но как они отреагируют, если пленники совершат побег? Вряд ли им это понравится. Поэтому лучше пока не дергаться.
Быков как мог объяснил это Морин и закончил так:
– Мне кажется, что индейцы настроены миролюбиво. Ничего плохого они нам не сделают. И я очень надеюсь узнать у них о судьбе Камилы.
– Долго они совещаются, – сказала Морин, прислушиваясь. – И так шумно. Не все из них настроены миролюбиво, Дима.
– Просто они очень эмоциональные. Успокойся. Все будет хорошо, Морин.
Его уверенность в собственной правоте начала таять, когда «народное вече» закончилось и за пленниками пришли. Не вступая с ними в дискуссии по причине языкового барьера или же просто из-за нежелания разговаривать, воины повели Быкова и Морин на площадку перед главной хижиной. По-видимому, роль конвоиров взяли на себя лучшие гвардейцы вождя. Об этом свидетельствовали яркие перья и тяжелые ожерелья из звериных клыков. Один из индейцев украсил свой голый зад пушистым хвостом, похожим на беличий, только длиннее.
Попытки пообщаться с индейцами на английском и русском языках не увенчались успехом. Тогда Морин пустила в ход те несколько испанских слов, которые знала, но и они не произвели видимого впечатления. Лица индейцев оставались невыразительными и неподвижными, как маски.
Женщины, обступившие пленников, выглядели иначе. Они не скрывали любопытства, а поймав на себе взгляд незнакомцев, отводили глаза, смущались и даже хихикали. Быков старался не смотреть на них, потому что темные тела индианок были обнаженными и некрасивыми. Одна продела кусок дерева через нижнюю губу, у другой на щеках была насечка из зарубцевавшихся шрамов; у всех глаза были обведены желтой краской, а от висков до подбородка проведены белые полосы.
– Просто красотки, – поделилась впечатлениями Морин, сидящая на корточках возле Быкова.
– Что за женщина без косметики? – буркнул Быков.
Подняв взгляд, он встал, увлекая Морин за собой. К ним горделиво приближался вождь с перьями-усами. У него был большой живот и очень острые, специально заточенные зубы, оскаленные в улыбке. Эта улыбка внушила Быкову некоторую надежду. Все-таки его и Морин не убили, не съели, не отрезали им головы, чтобы забальзамировать и вывесить на всеобщее обозрение.
– Привет, – сказал Быков.
Скользнув по нему взглядом, вождь посмотрел на соплеменников и выдал какую-то шутку, вызвавшую всеобщий смех. Потом, приблизившись к Морин, он бесцеремонно ощупал ее грудь, взял за подбородок и заставил повертеть головой из стороны в сторону. Быков поспешил встать рядом с англичанкой и обнять ее за плечи.
– Она моя, – сказал он, то указывая на нее, то тыча себя пальцем в грудь. – Моя женщина.
Вождь комично передразнил его, вызвав новый взрыв хохота.