– Нет, – ответила Камила. – Возможно, когда-то у ачега была более утонченная религия. Но теперь они обычные лесные охотники, и представления у них соответствующие. Лесные духи с головами ягуаров и кабанов. Одни добрые, другие злые, но всех нужно ублажать с помощью жертв, иначе будет плохо. Что еще? – Камила подняла глаза, припоминая. – Ах да, переселение человеческих душ в зверей и деревья. Поэтому, убивая «своего» зверя, птицу или рыбу, ачега непременно попросит прощения и поблагодарит за мясо.
– Мы сами это видели, – поддакнул Виктор. – Собственными глазами.
– В основном они чрезвычайно суеверные и очень добрые ребята, – заключила Камила. – Как дети, честное слово. Правда, иногда в них просыпается жестокость. Могут ни за что ударить старика или старуху. Однажды замахнулись на Виктора копьем, когда он за меня заступился. – Она слегка покраснела. – Но все обошлось. И вообще мы с ачега ладим.
Быков машинально кивнул, а сам вспомнил взгляд индейца, направленный на Морин. Этот мог не только замахнуться, но и ударить.
– Как зовут воина с мощной шеей? – Задав вопрос, Быков напряг мускулы и слегка втянул голову в плечи. – Он еще стрижется не как все. Не в кружок. – Быков повел пальцем вокруг головы. – У него сзади длинные волосы.
– Малакала, – сказал Виктор. – Сын вождя. Горячий парень. Это он добивался близости с Камилой.
Морин хмыкнула.
– Но отстал от меня, когда ему объяснили про переломы, – сказала Камила, взглянув на нее. – А что, у тебя с ним тоже были проблемы?
– Нет, все нормально, – ответил за англичанку Быков.
Ему не хотелось обсуждать этот инцидент. Это касалось только его и Морин.
Поблагодарив за угощение, Быков и Морин отправились восвояси, но возле хижины Быкова перехватили индейцы и знаками предложили следовать за ними. Среди них был и Малакала, не проявлявший никаких признаков агрессии. Расставшись с Морин, Быков пошел за ачега.
Оказывается, все мужчины племени собрались на озере для совместной рыбной ловли. Быкову пришлось раздеться и лезть в воду вместе с ними. Мужчины, выстроившись цепочкой во всю ширину неглубокого водоема, двинулись вперед, загоняя его обитателей в дальний конец. В руках индейцы держали двухметровые шесты с привязанной к ним сетью из прочных эластичных стеблей. Быков получил такую же снасть и держал ее, как остальные, чуть наклоняя вперед.
По сигналу Малакалы все двадцать рыболовов принялись колотить шестами по воде. После этого они дружно окунули палки в воду, растягивая сеть с крупными ячейками. Через минуту Малакала приказал выбираться на берег, и там, сверкая ободранной чешуей, забились пойманные рыбы; некоторые из них достигали полуметровой длины.
Совершив первый заход, ачега пошли на второй, а Быкова, как самого неуклюжего, оставили сторожить улов. Пока он сидел на берегу, наблюдая за слаженными действиями индейцев, до его ушей донесся странный приглушенный звук, похожий на шорох поземки, которой тут, разумеется, быть никак не могло. Быков стал поворачивать кудлатую голову, силясь понять, откуда исходит это таинственное шуршание. Его ноздри уловили в воздухе кисловатый запах, словно от пролитого уксуса.
Не веря своим глазам, Быков медленно поднялся с травы. Из кустов в паре десятков метров от него выкатилась черная масса, напоминающая растекающуюся лужу нефти. Она не просто продвигалась в направлении брошенной рыбы, а и шевелилась сама по себе. Это было полчище муравьев!
У Быкова уже имелся не самый приятный опыт общения с этими насекомыми, но тот случай был ничто в сравнении с тем, что ему довелось видеть теперь. «Не может быть, – говорил он себе, – не может быть», – но могло… и было… Об этом свидетельствовали болезненные, как уколы, муравьиные укусы. Передовые отряды насекомых уже атаковали ноги Быкова под джинсами. Он хотел обратиться в бегство, однако посмотрел на улов и понял, что индейцы ему этого не простят.
Но как противостоять этой шевелящейся черной реке?
Пока Быков приплясывал возле рыб, топая ногами, словно свихнувшийся танцор, муравьи забрались ему в обувь и, точно колючки, впились в кожу с такой яростью, что у него на глазах выступили слезы. Самые проворные особи уже взбирались по его туловищу и рукам. Раздавленные и разорванные пополам, они продолжали вгрызаться в кожу мощными челюстями.
Не переставая топать и хлопать по телу ладонями, Быков стал медленно отступать. Муравьи наползали сплошной массой, беря улов в кольцо. Эта прожорливая, бесстрашная, неумолимая армия была непобедима.
Но, похоже, голый старик-ачега так не считал. Выбравшись из воды, он подбежал к куче рыбы и что-то забормотал, поводя вокруг себя руками. Быкову захотелось протереть глаза, когда он увидел, что муравьиная масса застыла там, где ее настигли таинственные пассы индейца. Но колдовство на этом не закончилось.
Придерживая морщинистыми руками свой половой орган, старик стал мочиться на землю, обходя добычу по кругу – спиной к рыбе, лицом к муравьям. Не удержавшись, Быков все же протер глаза искусанными руками. Лесная орда собралась в черную ленту и поползла в заросли, из которых появилась. Улов остался нетронутым.
– Как это у вас получилось? – ошалело спросил Быков.
Должно быть, вид у него был ужасно глупый, потому что старик скорчил идиотскую физиономию, выпучил глаза и похлопал себя ладонью по темени. Потом, смеясь, снова полез в воду к остальным рыбакам, подхватив брошенный шест.
Посасывая укусы на руках, Быков остался гадать, каким образом старый индеец узнал о том, что без его вмешательства рыбу не уберечь. Ответа не было. Как, впрочем, и на другие вопросы.
Глава 24Волшебная сила
Тропический лес поглощает человека, как море поглощает брошенный в него камешек. Очутившись с ним один на один, понимаешь, насколько ты мал и слаб. Стоит заблудиться – и все, конец. Даже индейцы, отправляясь далеко в лес, непременно оставляют отметки на деревьях, чтобы найти путь обратно. Но, помимо риска затеряться в лесной чаще, существует множество других смертельных опасностей и разного рода неожиданностей, которые могут стать роковыми для человека, решившегося углубиться в величественные джунгли: укус ядовитого насекомого; прикосновение к жгучему растению, способному вызвать болевой шок; встреча с многочисленными пресмыкающимися или хищниками.
И все же Быков не удержался от соблазна. Желание увидеть магический обряд и то, как колдуны поднимут Камилу и Виктора на ноги, было сильнее инстинкта самосохранения. Никто не запрещал Быкову гулять там, где ему вздумается, поэтому он не опасался наказания. Если что-то и пугало его, так это перспектива отстать от индейцев и потеряться.
Это было тем более страшно, что процессия отправилась в джунгли вечером. К счастью, индейцы не могли идти слишком быстро, поскольку несли носилки с воздухоплавателями. Это позволяло Быкову красться за ачега незаметно и неслышно – во всяком случае, ему хотелось так думать.
Морин не подозревала о его замысле. Он решил не посвящать ее в свои планы, опасаясь, что англичанка станет для него обузой. Покидая поселок, Быков пролез под стеной хижины, куда якобы пошел спать.
– Так рано? – удивилась Морин, которая сидела под навесом вместе с остальными женщинами, пристроив на коленях блокнот, пополнявшийся все новыми и новыми заметками.
– Голова болит, – соврал Быков.
– Побудь со мной. Мне так нравится слушать, как поют индианки по ночам. Даже кажется, что я понимаю слова.
– Я послушаю из хижины.
– Может, мне пойти с тобой? – оживилась Морин.
– Нет-нет, – поспешно произнес Быков. – Я хочу спать. Глаза закрываются.
– Учти, дорогой, ночью я все равно тебя разбужу.
– Тогда тем более мне нужно выспаться. Доброй ночи.
С этими словами Быков скрылся в отведенной им лачуге, откуда поспешил за мужской половиной племени. Бадди не бежал следом за ним, поскольку ушел с индейцами. Познакомившись с ачега, кокер отдал им явное предпочтение перед своими спасителями. Сталкиваясь с Быковым или Морин, пес виновато тыкался им в ноги влажным носом или вилял хвостом, но тут же спешил к новым хозяевам. Подобное поведение Бадди слегка обижало Быкова, но умом он понимал, что так будет лучше. Он и не думал забирать кокер-спаниеля с собой, потому что не принадлежал к числу собачников и слишком часто бывал в разъездах, чтобы держать Бадди дома. Не на старенькую же мать его оставлять. Морин тем более была не готова опекать пса. Одним словом, предательство кокер-спаниеля было на руку им обоим.
«Вот если бы и с Морин так было, – размышлял Быков, пробираясь в лесном сумраке и стараясь не потерять из виду индейца, замыкающего процессию. – Расстались бы без выяснений отношений, без взаимных упреков и лживых обязательств. У людей это редко получается. А тут еще эта дурацкая книга… И дернуло же меня согласиться в этом участвовать!»
Вздыхая и хмурясь, Быков продолжал идти вперед. Несмотря на то что солнце уже садилось, в джунглях было еще относительно светло. Этим они отличались от обычного лиственного или хвойного леса, знакомого Быкову с детства. Самые большие и раскидистые деревья росли здесь не сплошной массой, а по отдельности, на приличном расстоянии друг от друга. Благодаря этому солнечные лучи, не поглощаемые древесными кронами, проникали до самой земли.
Как давно успел заметить Быков, джунгли существовали как бы на двух уровнях. Верхний – это листва деревьев, зачастую не слишком густая, хотя и перемежаемая верхушками раскидистых пальм. Нижний – труднопроходимая чаща кустарника, бамбуковых побегов и трав, достигающих порой высоты человеческого роста. А соединялись эти «этажи» лианами, переплетенными, спутанными и закрученными самым невероятным образом. Они тянулись от ветки к ветке, висели между стволами, сползали вниз, стелились по земле, исчезали в чаще и вновь свисали откуда-то сверху. В этой путанице не было ни начала, ни конца, но она лишь на первый взгляд казалась хаотической. Между лианами и деревьями шла извечная борьба за свет, пространство, жизненные соки. Порой победу одерживали лесные великаны, и тогда уничтоженные лианы свисали с них, подобно порванным канатам. А иногда на глаза Быкову попадались деревья, засохшие в удушающих объятиях. На их мертвых стволах разрастались все новые и новые лианы, сами постепенно превращающиеся в подобие жилистых деревьев; некоторые из них были толщиной с торс Быкова.