садху в его привычной позе, сидящим скрестив ноги в своей каменной хижине возле горячих источников, с шафрановой накидкой вокруг талии, бисерными ожерельями на голой груди.
Когда Хамфрис и Бхаси вошли в хижину, садху выпучил глаза. «Баба, где Джастин?» — спросила Бхаси на хинди.
Садху рассмеялся. «О, вот вы и пришли, — вспоминает Бхаси ответ Равата, — чтобы спросить меня, где Джастин. Прошло много времени, не так ли?»
Бхаси и Хамфрис тут же забеспокоились. «Я оставил его давным-давно, — сказал им Рават. — Мы поругались. Он начал сходить с ума в долине». Он сказал, что Шетлер отказался спускаться в Кхеергангу и что он хотел остаться на озере Манталай на несколько недель. Они поссорились, сказал Рават. Затем садху ушел и начал спускаться, думая, что Шетлер последует за ним. У них состоялся еще один спор чуть дальше по тропе, продолжил Рават и намекнул на то, что кто-то пострадал. Он утверждал, что в последний раз видел американца, когда тот развернулся и направился обратно вверх по долине, к озеру. Когда Хамфрис настойчиво потребовал подробностей о том, кто именно пострадал, садху разозлился и закричал по-английски: «Джастин сумасшедший! Джастин сумасшедший!»
Хамфрис не поверил в эту историю.
«Вчера мне приснился сон, — вспоминает Бхаси слова садху. — У меня было видение, как он играет на своей флейте. Его больше нет с нами».
Начали распространяться слухи о том, что в долине Парвати пропал еще один иностранец, что вызвало переполох в Кхеерганге и за ее пределами. Когда Хамфрис предложил местным жителям подать заявление в полицию, они пришли в ярость. Присутствие полиции привлекло бы нежелательное внимание в разгар сезона сбора конопли.
Вернувшись в зону доступа Сети, Хамфрис связался с Линдой Борини в Лос-Анджелесе. Он сказал, что разговаривал с садху и что слух о том, что Шетлер благополучно вернулся в Кхеергангу, оказался ложным. Более того, садху вернулся в свою каменную хижину в первую неделю сентября. За это время никто не видел возвращения Шетлера. Хамфрис передал рассказ Равата о том, что в последний раз он видел Шетлера, когда тот повернулся обратно в сторону озера Манталай. Борини и Хамфрис пришли к выводу, что пришло время сделать две вещи: предупредить полицию и поднять тревогу.
Поздно вечером 30 сентября в Орегоне зазвонил мобильный телефон Сьюзи. Женщина на другом конце провода представилась подругой ее сына. Сьюзи услышала беспокойство в голосе Борини, которое она сама ощущала в течение нескольких недель, но пыталась выбросить из головы. За две недели до этого Сьюзи проснулась от страха посреди ночи. Как и на протяжении десятилетий, она потянулась за дневником, чтобы записать воспоминания. «Вторник, 13 сентября 2016 года, — написала она вверху страницы. — Мне приснился ужасный, пугающий сон. Он казался таким реальным и ярким: на человека напали и сбросили в реку с высокого холма или горы. Села в постели, вскочила, отчаянно крича, зовя Джастина, сердце колотилось от страха». Она чувствовала себя так, словно на нее вылили ведро воды. «Я знаю всеми фибрами своего сердца и существа, что этим человеком был Джастин», — написала она. Она редко нервничала во время путешествий сына. Она доверяла его рассудительности, его инстинктам и его способностям — даже когда он ночью взбирался на Бруклинский мост или неделями отсутствовал в Сети. Но эта поездка в Индию оказалась совсем другой. Тем не менее в течение нескольких недель после этого сна она старалась сохранять спокойствие и верить в сына, напоминая себе, что он все еще придерживается намеченного графика.
После телефонного разговора с Борини «мир перевернулся, — вспоминает Сьюзи. — В тот момент я поняла, что мои чувства подтвердились».
Борини немедленно задействовала социальные сети, написала там, что она беспокоится о местонахождении своего друга, и отметила в сообщении Шетлера, чтобы оно появилось на его личной странице. Она ожидала сочувствия и заботы, но встретила жестокость и цинизм. Она вспоминает, что ее сообщение было выдержано в доброжелательной манере: «Мы обеспокоены тем, что он не вернулся из своего похода, кто-нибудь видел его?» Последовала мгновенная и язвительная реакция. Подписчики Шетлера наводнили комментарии, называя ее беспокойство необоснованным и преувеличенным. Они велели оставить его в покое, сказали, что он добивается того, чего хочет, что он почти не опаздывает, что он не хочет, чтобы его нашли. А еще ей посоветовали не лезть не в свои дела: «Кто ты такая, чтобы так беспокоиться?» Борини была потрясена настолько, что в итоге удалила этот пост.
Однако, убежденная в том, что нужно что-то предпринять, 1 октября она открыла сбор денег на GoFundMe для оплаты поиска. Она назвала его «ПОИСКИ ДЖАСТИНА АЛЕКСАНДРА». Независимо от того, придавало ли это серьезности ситуации или просто служило централизованной точкой сплочения, сбор средств на GoFundMe распространялся в социальных сетях, перескакивая с платформы на платформу, когда им делились. Друзья, подписчики и незнакомые люди начали жертвовать по 10, 25 или 100 долларов. Некоторые вносили даже 500 долларов. За первые два дня фонд собрал 4000 долларов.
В те выходные страница на GoFundMe появилась в ленте Трейси Фрей в «Фейсбуке»[53], которая сразу же «запаниковала», вспоминает она. Снова ожило ее охранное чувство и стремление защищать. Как человек, хорошо знавший историю жизни Шетлера, она поймала себя на том, что читает между строк его посты в социальных сетях. Когда он упомянул, как трехнедельный сон в пещере сказался на его спине, Фрей предположила, что возвращение этой боли, возможно, тоже усилило беспокойство и подтолкнуло к размышлениям по ряду вопросов, которые мучили Шетлера в течение многих лет после аварии. Последний пост Шетлера о том, что он вместе с Раватом отправился в паломничество к озеру Манталай, «кричал», вспоминает она. «Я беспокоилась, что он зашел слишком далеко», — сказала она мне.
Фрей позвонила Тому МакЭлрою, их старому другу из Школы следопытов, и спросила, разделяет ли он ее беспокойство. Он напомнил, что у путешественников часто меняются планы и люди могут запросто задерживаться даже в обычных ситуациях в дикой природе. Вскоре после этого МакЭлрой отправил Фрей сообщение: «В его посте говорится, что он вернется в середине или конце сентября, так что пока он опаздывает всего на несколько дней, что, я полагаю, нормально для духовного паломничества. Я бы никому не сказал не делать того, что им кажется правильным, но я не удивлюсь, если он уйдет с холмов, чувствуя, что люди слишком остро реагируют».
Сидя в лондонском баре, Джонатан Скилс уставился в свой телефон, на сообщение на GoFundMe и безошибочно узнаваемую широкую улыбку Шетлера. В последний раз он видел Шетлера во время длинных выходных четвертого июля в Биг-Суре за год до этого, когда они катались на мотоциклах вдоль побережья. Что-то взбудоражило Скилса. Это чувство он позже опишет как тревожный звоночек в голове и призыв к действию. Кроме тех выходных и нескольких последующих переписок в соцсетях, Скилс не был близок с Шетлером. Они были едва знакомы, иногда пересекались, общались, катаясь на мотоциклах, и провели вместе одни выходные. В сентябре после Биг-Сура они обсуждали возможную встречу в Лас-Вегасе, но этого так и не произошло. Когда Шетлер строил школу в Непале, Скилс спросил его, можно ли поучаствовать в проекте. Он хотел сделать перерыв — «нажать кнопку перезагрузки», как он выразился. Но проект уже заканчивался. «Нет ничего лучше, чем появиться в конце и присвоить себе все заслуги», — ответил на это Скилс. Это был их последний обмен репликами. Пять месяцев спустя, когда он увидел сообщение на GoFundMe, он был в Лондоне. Работа не приносила удовольствия, он тяжело переживал расставание и всего за несколько дней до этого получил отказ в рабочей визе в США. Тогда он связался с Борини и предложил свою помощь.
В течение нескольких дней разрозненная группа объединилась в интернете. У многих нарастало беспокойство. Но наметился раскол между теми, кто считал, что что-то не так, и теми, кто все еще сомневался, что путешествие Шетлера просто затянулось. Каждый знал Шетлера в определенный момент его жизни: МакЭлрой знал его как подростка, увлеченного идеей научиться выживать в природе, Фрей — как молодежного наставника и фронтмена группы, Роберт Гутьеррес, его бывший деловой партнер, — как высококлассного предпринимателя в сфере технологий, а Линда Борини и Джонатан Скилс — как одинокого бродягу и путешественника по миру. Они делились информацией с помощью приложения для общения на работе — Slack и широко использовали свою сеть знакомств, чтобы найти любую информацию о пребывании Шетлера в долине Парвати. МакЭлрой обратился за советом к своим знакомым специалистам по выживанию в дикой природе. Гутьеррес начал поиск идентификационного номера айфона Шетлера, который был связан с его компанией, а Фрей, которая работала в компании Google в Калифорнии после работы в правительстве в Вашингтоне, задействовала свои связи, чтобы обратиться к конгрессвумен от Калифорнии Нэнси Пелоси, а также к высокопоставленному чиновнику федерального правительства с просьбой помочь связаться с их коллегами в Индии.
Скилс сосредоточился на соцсетях, прочесывая страницы в поисках тех, кто мог бы помочь, и даже обратился к так называемым инфлюенсерам с огромным количеством подписчиков, которые либо общались с Шетлером, либо комментировали его фотографии. Он надеялся, что с помощью своих площадок они смогут распространить информацию о его исчезновении. Некоторые из тех, у кого были сотни тысяч фоловеров и потенциал для распространения информации на миллионы, увидели просьбу, но так и не откликнулись.
Тем временем на месте, в долине Парвати, Кристофер-Ли Хамфрис покинул Калгу и сел на автобус до Маникарана, где вошел в полицейский участок с зелеными стенами на берегу реки и подал заявление о пропаже человека. По возвращении в Калгу Хамфрис заметил, как группа полицейских идет через город и дальше в Кхеергангу. Он держался в тени, опасаясь, что своим поступком, оповестив полицию, навлечет на себя беду.