Кунвар и Скилс прыжками спустились по берегу реки, следуя по тропе и одновременно осматривая берег реки и травянистые склоны на предмет чего-нибудь необычного. Скилс чувствовал себя так, словно шел по месту преступления, как детектив-любитель. Но нигде не было видно ни следов от пули, которую можно было бы проанализировать, ни отпечатков пальцев, которые можно было бы снять, ни битого стекла, которое могло бы дать ключ к разгадке. Время действовало на него как швабра, а проливной муссон — как отбеливатель: прошло больше месяца с тех пор, как Шетлера в последний раз видели на этой тропе в компании туристов, сфотографировавших его ниже озера Манталай. Шел дождь.
Грязь и камни соскользнули вниз по склону горы. Река вздулась, отступила и снова вздулась. Следы туристов, паломников и пастухов долгое время скрывали все, что можно было найти на тропинке.
Солнце на дне долины садилось рано, и Скилс знал, что дневного света у них осталось мало. Он миновал Кунвара и побежал вперед по тропе. Около четырех часов дня Кунвар дошел до участка, где тропа огибала небольшой угол и проходила рядом с краем обрыва — отвесным 15-метровым каменным уступом, спускающимся к реке. Он взглянул вниз, осматривая валуны вдоль бушующих вод и небольшой участок травы внизу, и остановился. Что-то черное и блестящее выделялось среди растительности. «Куртка?» — подумал он. И тогда он увидел ее. Кунвар крикнул Скилсу, перебивая рев реки Парвати:
«Я увидел флейту!»
Скилс поспешил обратно по тропе, следуя на крики Кунвара, и увидел, как к реке спускается индиец. «О боже», — говорил Кунвар, пока двое осторожно пробирались через редкую траву высотой по колено, между небольшим вечнозеленым кустом рододендрона и гималайской березой с белой корой, и спускались к берегу реки. Там, в пяти метрах от молочных вод, лежал черный водонепроницаемый чехол для рюкзака со светло-серым шерстяным шарфом и складным черным зонтиком внутри. Рядом лежала синяя банка с зубной нитью и темно-серая шерстяная повязка на голову. В полуметре от него лежала красная бутановая зажигалка. А прямо в траве, как один из трезубцев Шивы на берегу озера Манталай, торчала бамбуковая флейта, переделанная в трость.
Глядя на вещи Шетлера, — примерно в двадцати километрах, менее чем в сутках ходьбы от места, где сотни туристов собирались и отдыхали в гостевых домах и палатках в Кхеерганге, — Скилс был раздавлен. Он знал, что это не все, что Шетлер взял с собой, — не было ни рюкзака, ни мачете, ни электроники, ни одежды, — но находки явно принадлежали ему. Серый шерстяной шарф Шетлер купил в Катманду, зажигалку Андрей Гапон подарил ему в день их последней встречи в Калге, а посох-флейта бансури, несомненно, была той самой, которую Шетлер купил в Варанаси и с тех пор носил с собой. Скилс начал ругаться, уверенный, что знает, кто во всем виноват. «Чертов баба!» — закричал он.
С наступлением темноты, без полиции поблизости и без малейшего представления о том, когда он сможет вернуться в долину на такую высоту, Скилс решил собрать улики. Он сделал фотографии и снял видео на GoPro, отметив расположение каждого предмета и место на тропе, а затем аккуратно уложил мелкие вещи Шетлера в свой рюкзак и взял в руки посох-флейту. Прежде чем уйти, он позволил себе на мгновение погрузиться в происходящее.
Несколько предыдущих теорий Скилса сразу же рассыпались. Он сам только что прошел по этому пути и знал, что тропа прямая и по ней легко идти. Держи в голове звуки реки, и ты найдешь дорогу. И если не считать двух участков, на которых пришлось немного покарабкаться, — оба они находились ниже того места, где были найдены вещи Шетлера, — на тропе не было ничего, с чем не справилась бы твердая нога. Шанс того, что Шетлер сорвался и упал в реку, теперь казался Скилсу практически невозможным. Кроме того, стало ясно, что Шетлер не просто сошел с тропы, чтобы набрать воды в бутылку, поскользнулся и упал в реку. Никто не стал бы карабкаться по этому обрывистому и заросшему колючками склону, чтобы набрать воды у опасного края реки, когда тропу пересекают многочисленные ручьи и есть другие, гораздо более легкие точки доступа к реке. Теория о том, что Шетлер попал под оползень, — он даже отметил в последнем сообщении в блоге, что идет «сезон оползней», — также отпала.
Скилс обратил внимание на сами вещи Шетлера. Мог ли Шетлер упасть или его столкнули в реку в другом месте, а вещи вынесло течением? Но в этом не было смысла. Это объясняло то, что вещи были беспорядочно разбросаны — чехол от рюкзака, бутановая зажигалка, рулон зубной нити, флейта-посох, — но не их местоположение. Если бы Шетлер потерял равновесие, пересекая каменный мост Панду Пул, выше или в любом другом месте, его тело и рюкзак унесло бы вниз по реке. Если бы что-то и разлетелось, то это было бы разбросано повсюду, а не собрано в одном месте; было просто невозможно, чтобы такая группа предметов оказалась в таком положении на таком берегу. Кроме того, предметы были найдены намного выше отметки уровня воды в тот сезон, четко определяемой по линии, где смыты вся почва и трава. Значит, Шетлера ограбили и столкнули? Рават был на голову ниже Шетлера, худой и хрупкий. Но, подумал Скилс, когда тропа проходит рядом с обрывом, не нужно прилагать больших усилий, чтобы столкнуть человека с нее. Скилс не увидел никаких следов борьбы, ни взрытой земли, ни сломанных веток. Однако предметы были и такими, которые иной человек мог бы посчитать бесполезными. Где его рюкзак и кожаная набедренная сумка? Где его айфон или мачете? Скилс бросился обратно на тропу, к тому месту, где Кунвар впервые увидел флейту, чтобы осмотреть место происшествия. Возможно, кто-то выбросил вещи оттуда, надеясь, что они исчезнут в речном потоке. Или, подумал Скилс, этот кто-то спустился с тропы в более уединенное место на берегу реки, чтобы порыться в сумках Шетлера.
Были еще два любопытных аспекта, связанных с этими предметами. Как серый шарф и черный зонтик Шетлера могли оказаться внутри непромокаемого чехла рюкзака, если их туда никто не положил? И как флейта Шетлера оказалась в таком странном положении? Она не валялась в траве, как другие предметы, и не затерялась в зарослях. Она стояла вертикально, как будто ее воткнули в землю, как трость, когда ее владелец присел передохнуть, или как будто ее бросили с тропы, чтобы она упала на землю. Скилс подумал, не спустился ли Шетлер к берегу реки, чтобы поразмышлять о жизни. Или кто-то другой, кто-то виновный, сошел с тропы, чтобы подумать о том, что он только что сделал.
На долину опускалась темнота, когда Скилс и Кунвар молча шли, неся вещи Шетлера. Луна, через день после полнолуния, освещала тропу. Ближе к полуночи они добрались до хижины в Тунда Бхудж, ориентируясь на оранжевое пламя, светившее в окно. Внутри на земляном полу спала команда офицеров полиции штата — поисковая группа, которая прошла вверх по долине. С ними был Кристофер-Ли Хамфрис. Они со Скилсом, после нескольких недель общения и координации действий в интернете, наконец-то встретились лично. В течение нескольких недель Хамфрис лелеял надежду, что Шетлера найдут живым. «Я не думал, что он мертв, — вспоминает он. — Я все еще надеялся, что, возможно, он ранен, укрывается где-нибудь и мы все еще можем на него наткнуться». Но теперь, при виде флейты, его надежда пошатнулась.
В компании был еще один человек, который спал на полу. Скилс с удивлением его узнал. У мужчины были густые брови и черные усы. Это был носильщик Анил Кумар. В последний раз Кумар был в высокогорной долине, когда сопровождал Шетлера и Равата на озеро Манталай. Скилс догадался, что полиция заставила его вернуться и повторить свой маршрут.
Не успело солнце подняться над горами, пока все остальные еще спали, Скилс и Кунвар как можно быстрее приступили к последнему этапу своего возвращения в Манали.
В голове Скилса роились вопросы к носильщику, но ему нужно было сообщить новости поисковой группе в США и вернуть вещи встревоженной матери. Скилс и Кунвар поспешили вниз по тропе, мимо Кхеерганги и Калги, к началу дороги, где они взяли такси.
«Я БОРОЛАСЬ ЗА ЖИЗНЬ СВОЕГО
СЫНА, — ГОВОРИТ ОНА. —
Я БОРОЛАСЬ ЗА ТО, ЧТОБЫ ОНИ
ПРИЗНАЛИ, ЧТО ОН ДЕЙСТВИТЕЛЬНО
ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ».
В Манали Сьюзи ждала у себя в номере в отеле, просидев все утро на балконе и глядя на горы, частично скрытые облаками. Она слушала песню из саундтрека к фильму «Последний из могикан», который они с сыном смотрели вместе семь раз, когда он только вышел: No matter where you go I will find you / If it takes a thousand years («Куда бы ты ни пошел, я найду тебя, даже если на это уйдет тысяча лет»). Она услышала стук в дверь. За ней стоял Скилс, который подарил ей то, что нашел на берегу реки: посох-флейту. Сьюзи крепко сжала его в руках, этот предмет из Индии, который ее сын брал с собой, куда бы он ни отправлялся. Она подарила Шетлеру его первый инструмент, мандолину, когда он был подростком, и теперь она держала в руках последний. Сьюзи знала, что флейта-посох была талисманом для ее сына, символом двух дорогих ему вещей — музыки и исследований, слитых воедино. Он использовал его, чтобы заземляться, писать музыку и уверенно ходить. А еще она знала, что он бы ни за что не расстался с ним так легко.
Полиция Куллу потребовала, чтобы Сьюзи передала предметы, найденные на берегу реки, на случай, если среди них есть улики. Но ей было трудно отпустить их, зная, что, как только они попадут в руки полиции, вряд ли она когда-нибудь увидит их снова. Поэтому они со Скилсом разработали план. Они отнесли флейту Шетлера в магазин музыкальных инструментов в Манали, намереваясь изготовить дубликат, который можно было бы передать полиции. Они полагали, что какие-либо важные улики, например отпечатки пальцев, вряд ли еще остались, учитывая, сколько времени прошло. В магазине Сьюзи купила флейту такого же размера и кусок бамбука, чтобы прикрепить его с одной из сторон. Они обвязали один конец красной ниткой, совсем как у Шетлера. Однако, когда они попытались, как это сделал он, соединить две части вместе, флейта-обманка раскололась посередине. Они посмеялись над тем, что их план рухнул, когда поняли, что талисман Шетлера невозможно повторить.