садху именно потому, что это свидетельствовало о том, что их отношения носили скорее коммерческий, чем искренний характер.
Кумар сказал дежурному полицейскому, что он никогда раньше не ходил на озеро Манталай. Он не знал дороги, поэтому полагался на проводника в лице садху. «Как вам этот маршрут?» — спросил главный полицейский.
«У него крутой наклон. Есть несколько проблемных мест. И бывает немного страшно упасть», — ответил Кумар.
«А если человек упадет, то куда он попадет?» — «В реку».
По словам Кумара, первые три дня пути от Кхеерганги пролетели без происшествий: они шли медленно, а вечером закрепляли брезент на валунах, чтобы создать навес, похожий на палатку, под которым готовили еду и спали. Первую ночь они провели в лагере гиджаров в Тунда Бхудж, вторую — где-то в Каменной долине, а третью — в Тхакур Куан. Общаться было непросто: Шетлер знал всего несколько слов на хинди, а Рават — всего несколько на английском, но Шетлер использовал приложение-переводчик на айфоне, которому не требовалась сотовая связь, чтобы задавать вопросы и узнавать все, что удавалось. Когда они делали перерывы в походах, садху показывал Шетлеру, как медитировать. Добравшись до озера Манталай, они отправились совершать подношения в маленькое прибрежное святилище Шивы. Затем, пока Кумар готовил еду, Шетлер часами бродил вокруг озера. Кумару казалось, что он сидит на камнях и практикует свою медитацию.
Когда Шетлер вернулся, он сказал Равату, что хочет остаться на озере на несколько дней или даже дольше. Полицейский давил на него, но Кумар отказался признать, что между Раватом и Шетлером произошла какая-либо стычка. Он просто отметил, что американец «упрямо» хотел остаться там.
«Из-за чего он хотел остаться?» — спросил офицер.
«На самом деле там не было ничего особенного, — ответил Кумар. — Пещера. Несколько каменистых троп».
Кумар не уточнил, как и когда троица покинула озеро Манталай, но он сказал полиции, что в последний раз видел Шетлера на следующий день, за чаем в Тхакур Куан, когда Рават сказал ему идти готовить еду в Тунда Бхудж и ждать их прибытия. Обычно носильщики в походных группах шли впереди своих клиентов, чтобы начать обустраивать лагерь. Кумар отправился в путь. Он добрался до хижины еще засветло, но к тому времени, когда садху пришел сам, солнце уже давно село. Носильщик выразил свое беспокойство. «Я спросил у баба, и он ответил, что [Шетлер] задержался и что, возможно, он фотографирует. Я подумал: „Ладно, наверное, он фотографирует“». Кумар сказал, что около восьми часов вечера он пошел искать Шетлера в темноте, следуя по тропинке обратно в долину. По его словам, в тот вечер он потратил час на поиски американца, но в конце концов был вынужден отказаться от этой затеи. Шетлера нигде не было. На следующее утро Кумар и Рават пробирались через лес к Кхеерганге, причем садху сказал, чтобы он не беспокоился о Шетлере. «Я волновался, но баба сказал, что беспокоиться не о чем и он придет через два-три дня. Поэтому я не придал особого значения и вернулся к работе». Тем не менее, по словам Кумара, он сказал садху, что, если Шетлер не придет, он сообщит в полицию о пропаже. «Нет, нет, — сказал ему Рават, — он придет».
Эти подробности не перевели для Сьюзи и Скилса, которые, как могли, расспрашивали своего переводчика и пытались подвергнуть сомнению хронологию произошедшего и сами события. Но ответственный офицер практически не давал вставить слово. Все, что они со Сьюзи услышали, это то, что показания Кумара теперь в значительной степени совпадают с показаниями Равата. Но у Скилса оставались подозрения: после короткого допроса Равата и Кумара в полицейском участке, когда они только приехали в Куллу, пока Сьюзи подавала Первый протокол, он увидел, как мужчины вместе находились на открытой площадке и свободно разговаривали друг с другом.
Допрашивающий офицер в конце концов потерял терпение из-за ответов Кумара, начал угрожать ему десятью годами тюремного заключения и требовать, чтобы тот сказал, что, по его мнению, могло случиться с Шетлером, возможно, пытаясь поймать носильщика на откровении.
Кумар предположил, что Шетлер мог сойти с тропы или повернуть обратно в долину, мог отправиться в другой поход, все еще быть на озере Манталай, все еще быть живым.
Ближе к концу часового допроса офицер посмотрел на носильщика и сделал неожиданное заявление. Он сказал это на хинди, и в тот момент его слова не поняли и не перевели. «Просто свалите все на баба, — откровенно сказал офицер. — Он мертв, так что свалите все на него».
Кумар сделал паузу. Вместо того чтобы ответить так, как того хотели офицеры, он напомнил, что помогал пешему поисковому отряду. Полицейский, который делал записи в кабинете, кивнул, отметив на хинди, что если бы Кумар был в чем-то виновен, он мог легко сбежать в любой момент с начала сентября. «Я просто оказался в центре событий», — взмолился Кумар. Он повернулся лицом к Сьюзи. «Мне очень жаль, — сказал он ей на хинди. — Я ничего не делал. Моя работа была носить вещи. Я носил их и готовил еду. Я прислуживал им, кормил их и выполнял всю их работу».
Дайя Рам Сингх, офицер, который формально арестовал Кумара, позже сказал мне, что носильщик был простым человеком, из низкой касты, который выполнил бы любой приказ любого человека, стоящего выше него в социальной иерархии Индии. Если бы Рават отдал ему приказ, он бы подчинился ему без лишних вопросов. Тем не менее, несмотря на свой социальный статус, который мог стать барьером для того, чтобы открыто высказаться, и несмотря на просьбу Равата не делать этого, как сказал мне Сингх, Кумар первым предупредил власти — за несколько дней или даже за неделю с лишним до того, как Хамфрис подал заявление в полицейский участок в Маникаране. В Индии многие вопросы рассматривает и зачастую решает не полиция, а деревенский или городской панчаят, своего рода местное правительство.
Сообщения о беспорядках или даже преступлениях сначала чаще уходят туда, а затем представители решают, требуется ли помощь полиции. После того как Кумар вернулся с озера Манталай, он пешком добрался до остановки и сел на автобус до Маникарана, где пошел поговорить с главой городского панчаята. Неясно, был ли нижестоящий офицер полиции проинформирован о возможном исчезновении иностранного туриста или выборный чиновник не посчитал ситуацию серьезной и, зная историю долины, предположил, что турист просто появится со временем. Заместитель суперинтенданта Нишчинт Сингх Неги, который был назначен ответственным по этому делу, вспоминает, что впервые он услышал о пропаже американского туриста на второй или третий день фестиваля Дуссехра, примерно тогда, когда Сьюзи и Скилс прибыли в полицейский участок 13 октября.
В конце концов полиция поверила в историю Кумара. После допроса его содержали под стражей в течение двух недель, а затем освободили, не имея достаточных доказательств или каких-либо оснований для подозрений. Он покинул долину вскоре после этого, предположительно он вернулся в свой родной штат Уттаракханд, растворившись в почти полуторамиллиардном населении Индии.
Сьюзи изо всех сил пыталась найти смысл в том, как полиция обошлась с двумя ключевыми свидетелями, связанными с исчезновением ее сына. Хоть Кумар и сопровождал офицеров за пределами Кхеерганги, повторяя свой маршрут до Тунда Бхудж и дальше, это вряд ли было признаком доброй воли. «Ну, — позже сказала мне Сьюзи, — поджигатели и убийцы действительно иногда возвращаются на место преступления».
Выше Кхеерганги жил только один человек, который сделал высокогорную долину своим постоянным домом: это был одинокий садху, обитавший в хижине в Тунда Бхудж. В течение пятнадцати лет Бхиндер Баба, как его все называли, готовил чай и лапшу быстрого приготовления на своей дровяной печи под открытым небом для путешественников и паломников, нуждающихся в отдыхе по пути на озеро Манталай и обратно. Прохожие отдыхали на траве перед домом, среди небольшого сада и кустов ароматной мелиссы, некоторые ночевали в комнате в задней части дома, отгороженной занавесками, рядом с алтарем Шивы. По слухам, за шесть месяцев туристического сезона, с весны до осени, садху получал около 50 тысяч рупий (650 долларов) пожертвований на еду и кров — немалые деньги для человека, ведущего аскетичный образ жизни. Будучи единственным постоянным жителем, Бхиндер стал еще и местом передачи сплетен и новостей от путешествующих по долине.
Рассказ Бхиндера отличался от показаний Равата и Кумара. Он помнил, как Рават с иностранцем проходили мимо его хижины по дороге к озеру Манталай, но отметил, что они не остановились, что было нетипично для группы людей, идущих вверх по склону долины. Несмотря на то что оба садху проживали в непосредственной близости, Бхиндер говорит, что они с Раватом никогда не были знакомы. «Когда я был здесь, он был в Кхеерганге, — сказал мне Бхиндер через переводчика. — Мы даже не обменялись приветствиями». Рават, однако, сказал полиции Куллу во время допроса, что он встретил Кумара в Тунда Бхудж, когда они поняли, что Шетлер не пришел, и провел часть ночи в хижине Бхиндера. Но Бхиндер отрицал эту версию. «Он вообще не задержался у меня во время спуска», «Он просто продолжил идти. Я даже не видел его лица».
Бхиндер был не единственным человеком, который столкнулся с Раватом во время спуска с озера Манталай. Али Хусейн жил в сезонном лагере чуть ниже Тунда Бхудж.
Там, на отдаленных пастбищах долины Парвати, небольшая община пастухов-гуджаров разводила буйволов и продавала молоко и панир в кафе Кхеерганги. Однажды, в первую неделю сентября, Хусейн завершил очередную ежедневную доставку и оставил лошадь, нагруженную пустыми металлическими контейнерами для молока, пастись на лугу. На пути к деревянному лагерю своей семьи, построенному из палок и брезента, что-то привлекло его внимание.
Он узнал Сатнараяна Равата, сидевшего под деревьями среди молодой поросли. Примерно за неделю до этого поздно вечером