е стали бы сущим кошмаром. Она была моей главной опорой.
Углубляться снова в джунгли и искать там воду мне, если по правде, было страшновато. Да и смысла большого это не имело. Куда проще идти вдоль берега – рано или поздно наткнёшься на ручеёк или реку, которые впадают в море. А если совсем повезёт, может, и еда какая-нибудь отыщется.
Приободрившись, я резвым козликом заскакал вниз по каменистому склону. Обезьяны тут живут – и мы проживём, твердил я сам себе. Вскоре выяснилось, что на тропинке, бегущей вниз меж деревьев, ничего съестного не раздобудешь. Фруктов тут было полно, и самых разных, – по крайней мере, выглядели они как фрукты. И кокосов тоже попадалось немало, только росли они все слишком высоко. На такие деревья нипочём не вскарабкаешься. Высотой футов в сто, а то и в двести[11] – я такие высоченные видел впервые.
Зато переплетённые кроны надёжно защищали от палящего солнца. И при всём при том я уже чуть ли не умирал от жажды, и Стелла тоже. Она шла рядом, вывалив язык, и, когда наши взгляды встречались, смотрела на меня с неизбывной тоской. А что я мог сделать?
Мы снова вышли на наше прежнее место на берегу и пустились вокруг острова, стараясь держаться как можно ближе к опушке джунглей, к тени. Источника всё не было и не было. Ветви просто ломились от фруктов, но опять – слишком высоко, и деревья слишком гладкие, слишком стройные, никак на них не залезешь.
Прибрежная полоса закончилась, нам пришлось свернуть в джунгли. И здесь тоже я обнаружил узенькую тропку. Джунгли сделались почти непроходимыми, тёмными, грозными. Воя мы больше не слышали, но на смену ему пришли звуки пострашнее: шорох листьев, похрустывание веток, какое-то внезапное шуршание. И всё это совсем рядом, вокруг меня. Я знал, я уже ничуточки не сомневался: за нами наблюдают чьи-то глаза. Кто-то следует за нами по пятам.
Я спешил вперёд, изо всех сил пытаясь не поддаваться страху. Я вспоминал гиббонов из зоопарка. Они же совсем безобидные, убеждал я себя. Им надоест, и они отстанут от нас. Зачем им на нас нападать? Они же людей не едят. Но шуршание подступило ближе, сделалось отчётливее. И мне труднее и труднее было себя уговаривать. Я пустился бегом и бежал, пока тропка не упёрлась в скалы. Снова море, снова солнечный свет. На этой оконечности острова громоздились огромные валуны – можно подумать, кто-то взял и набросал утёсы вдоль всего берега. Мы перепрыгивали с одного камня на другой, и я внимательно смотрел, не пробивается ли между ними струйка воды, бегущая сверху, из джунглей. Но нигде ничего не пробивалось.
Я совсем обессилел и уселся передохнуть. Во рту пересохло, в висках стучало. И я совсем издёргался от отчаяния. Я умру от жажды. Или меня порвут на куски обезьяны.
Стелла посмотрела мне прямо в глаза.
– Здесь должна быть вода, – сказал я ей. – Вот увидишь, она тут есть.
«Ну и с какой стати ты тогда расселся тут и киснешь?» – взглядом спросила меня Стелла.
Я заставил себя подняться и идти дальше. Морская вода в каменных бухточках казалась такой прохладной, так и манила к себе. Я попробовал и сразу выплюнул – солёная и противная. Будешь её пить – с ума сойдёшь. Уж это-то мне известно.
Когда мы добрались до дальней оконечности острова, солнце уже клонилось к горизонту. По моим расчётам, мы обошли примерно половину острова. Не такой уж он и маленький, как мне показалось с вершины холма. Но все наши поиски ни к чему не привели – ни воды мы не раздобыли, ни еды. Я уже не мог идти дальше, и Стелла не могла. Она улеглась на песок возле меня и дышала так тяжко, точно у неё вот-вот сердце выскочит. Придётся нам остаться тут на ночь. У меня мелькнула мысль, что можно хотя бы чуть-чуть углубиться в джунгли и я бы там сделал гнёздышко из мягкой палой листвы – её на земле много валялось. Но мысль эту я отверг. Ночная тьма стремительно окутывала остров, и в джунгли идти не очень-то хотелось.
Где-то вдалеке на деревьях невидимые гиббоны затянули свою сладкозвучную вечернюю песню. Она лилась и лилась, покуда весь остров не погрузился во мрак. В джунглях жужжали и посвистывали насекомые – то есть я так думал, что это они. И ещё кто-то молотил со всей мочи по чему-то пустому, как психованный дятел. Что-то скреблось, поскрипывало, кряхтело и квакало – ну, квакали-то, скорее всего, лягушки. Джунгли настраивали свой оркестр. Но меня пугали не звуки, а призрачные глаза. Хорошо бы спрятаться куда-то от них подальше. Я нашёл на берегу пещеру с сухим песчаным полом, залез внутрь и попытался уснуть, но Стелла мне мешала. Она всё поскуливала от голода и жажды, поэтому поспать получилось только урывками.
А джунгли гудели, клокотали, урчали. И к тому же всю ночь надо мною вились москиты. Я чуть не свихнулся от их жужжания. Я закрыл уши ладонями, чтобы не слышать, как они жужжат. Свернулся калачиком, прижавшись к Стелле, постарался забыть, где я, затеряться в снах. У меня же день рождения, спохватился я и стал думать о прошлом своём дне рождения, последнем, который праздновал дома с Эдди и Мэттом. У нас тогда было барбекю в саду, до чего же те хот-доги вкусно пахли… И с этими мыслями я заснул.
Наутро я проснулся замёрзший, голодный, весь трясущийся и искусанный. Несколько секунд я вспоминал, где я и что со мною приключилось. На меня внезапно навалились разом все мои горести: я тут совсем один, родителей рядом нет, а кругом сплошные опасности.
И я громко заплакал от безысходности. Но тут я заметил, что Стеллы нет. Я выскочил из пещеры. Стелла куда-то пропала. Я принялся её звать. Прислушался, но одни лишь гиббоны завывали мне в ответ. А потом я повернулся и увидел её. Стелла стояла на скале, высоко над пещерой. Я мог её разглядеть только наполовину. Стелла опустила голову – она явно чем-то была занята. И я полез наверх, выяснять, чем именно.
Я ещё не долез, но уже услышал: Стелла пила. Она лакала – ритмично, шумно. Она всегда так пьёт. В мою сторону она даже не посмотрела. И я увидел, что пьёт она из миски. Из помятой жестяной посудины. А в следующий миг я заметил что-то необычное на плоском выступе над Стеллиной головой.
Я предоставил Стелле упиваться сколько влезет и вскарабкался повыше – посмотреть, что там. И там оказалась ещё одна миска с водой! А рядом на пальмовых листьях, наполовину их закрывая, лежала вторая посудина, перевёрнутая. Я уселся и залпом выпил всю воду. В жизни не пил такой вкусной воды. Едва переведя дух, я приподнял вторую миску. Рыба! На пальмовых листьях лежали аккуратными рядами десятки тоненьких полупрозрачных полосок. А к ним ещё пять, шесть, нет, семь красных бананов. Красные бананы, ух ты!
Сначала я приступил к рыбе, смакуя каждую драгоценную полосочку. Но даже пока я ел, я озирался. А вдруг предательски дрогнет листва на опушке? Или вдруг на песке сохранилась цепочка следов? Кто-то же принёс мне еду и воду. Значит, здесь кто-то есть и он следит за мной. Я даже не знал, радоваться этому открытию или, наоборот, настораживаться.
Мои раздумья прервала Стелла. Она стояла на скале пониже и жалобно повизгивала. И в этот раз она выпрашивала не ласку и не внимание. Я принялся кидать ей полоски рыбы, а она ловила каждую на лету, с жадным ворчанием проглатывала и ждала следующую, наклонив голову, поставив ухо торчком. Теперь уж пришлось делить рыбу поровну: одну полоску мне, одну Стелле. Она смотрела такими умоляющими глазами, что иначе было просто никак.
Рыба была сырая, но какая разница? Мы со Стеллой слишком проголодались, чтобы привередничать. Красные бананы я приберёг для себя и съел их все до единого. Они оказались совсем не как те бананы, которые я ел дома, – слаще, сочнее, вкуснее. Я бы ещё десяток съел или даже больше.
Покончив с трапезой, я внимательно оглядел джунгли. Мой благодетель, кто бы он или она ни был, наверняка где-то поблизости. Бояться, вероятно, мне нечего. Но нужно как-то с ним начать общаться. Я приставил рупором ладони ко рту и прокричал:
– Спасибо! Спасибо! Спасибо!
Мой крик эхом разнёсся по острову. Джунгли внезапно ожили и откликнулись на разные голоса: запели, заухали, завыли, закаркали и заквакали. Стелла неистово загавкала в ответ на всю эту какофонию. А я вдруг развеселился, настроение у меня разом поднялось до самых небес. Я прыгал от радости и смеялся, смеялся до одури, до слёз. Я не одинок на этом острове! И кто бы тут ни жил, он, судя по всему, мне не враг. Иначе зачем ему кормить нас? Но почему же тогда он не показывается?
Он должен вернуться за мисками, сообразил я. Надо оставить ему письмо. Я отыскал острый камешек, опустился на колени и нацарапал послание прямо на скале: «Спасибо. Меня зовут Майкл. Я упал с яхты. Кто вы?»
Я решил, что весь день проведу на берегу, не буду далеко уходить от пещеры и от места, куда мне принесли рыбу. Если наблюдать за этим местом, не выпускать его из виду, рано или поздно появится тот, кто помог мне.
Стелла понеслась вниз, к морю, лаем зовя с собой. Уговаривать меня не пришлось. Я нырял, и кувыркался, и плескался, и вопил. А Стелла с меня пример не брала – она чинно и неспешно плавала вокруг. Она всегда ужасно серьёзная, когда плывёт, – подбородок вздёрнут, гребёт с толком и расстановкой.
Море было таким спокойным, таким безмятежным – не волны, а так, лёгкая рябь на воде. Но я дальше, чем по макушку, не заходил – хватит уже, в открытом море на всю жизнь наплавался. На берег я вышел чистым, свежим, взбодрившимся. Всё-таки море – великий целитель. Москитные укусы никуда, конечно, не девались, но хоть зудеть перестали.
Я решил, что исследую ещё кусок берега, – пройду чуть дальше, но так, чтобы не терять пещеру из виду. Может, и до конца острова доберусь. Вдоль берега тянулись длинные линии из ракушек. Их тут были просто тонны, золотых и розовых. Довольно скоро я набрёл на плоский камень, почти целиком занесённый песком. То есть это я сперва так подумал, что это камень. Стелла кинулась его выкапывать, но под песком оказался ржавый металл. Передо мной был остов какого-то глубоко погребённого судна. Интересно, что это за корабль и как он погиб? Наверное, какой-нибудь свирепый шторм пригнал его к острову. А люди – вдруг кто-то уцелел и до сих пор тут живёт? Я опустился на колени перед находкой и провёл рукой по железу. И на глаза мне попался осколок стекла, лежавший тут же, рядом. От бутылки, скорее всего. Он был такой горячий, что в руки не возьмёшь, не притронешься даже.