– Надо покинуть это злосчастное место, – глухо произнес он. Взглянув в последний раз на мертвую и вновь ставшую прекрасной Девушку-Ночь, я торопливо вышел вслед за ними из дома.
На улице мы услышали беспорядочную стрельбу, которая разносилась по всему поселку, а кто и где стрелял, – было совершенно непонятно. Складывалось такое впечатление, что по всему поселку шли бои «местного значения». Мне казалось, что палят возле кузницы, а Григорий начал уверять, что это в стороне кладбища. Мы распрощались с учителем, поторопившись к себе домой. Но успели пройти лишь с полсотни метров.
– А ну не двигаться! – услышали мы чей-то грозный голос. Нас осветили фары притаившегося в переулке джипа. Один из охранников – это был «бельгиец» – соскочил с подножки и направился к нам. Второй, со шрамом, оставался в машине.
– Вот ты-то нам и нужен! – сказал «бельгиец», ткнув меня дулом в грудь. Потом взглянул на Григория. – А этот – вообще лишний… Пойдешь в расход. Повернись спиной!
Григорий послушно и медленно развернулся, но, прежде чем охранник успел выстрелить в него, я ударил ногой по стволу автомата, а сам откатился в темноту, к канаве. Из-под локтя Григория тотчас же вырвался сноп пламени, а заряд из ракетницы ударил «бельгийца» в лицо. Охранник взвыл и, схватившись за голову, упал на колени. Взяв его автомат, Григорий выстрелил в сторону машины, оттуда сразу же раздалась ответная очередь. Все это длилось несколько мгновений. Перестрелка между ними закончилась так же быстро, как и началась. Поднявшись с земли, Григорий осторожно подошел к машине, через борт которой свешивался мертвый охранник. Встал и я, приблизившись к лежащему ничком «бельгийцу».
– Ну как там? – крикнул Григорий.
– Кажется, готов! – отозвался я, подходя к нему. – Они явно поджидали нас. Значит, знали, что нас нет дома. Мне это не нравится. Там что-то случилось.
– Тогда нам надо поторопиться. – Подхватив второй автомат, Григорий шагнул ко мне, и в это время я услышал легкий свист. Выпущенный из темноты нож вонзился в грудь Григория. Он недоуменно посмотрел на меня, пытаясь улыбнуться, и упал на спину. Я обернулся. В пяти шагах от меня, раскачиваясь, стоял обгоревший «бельгиец», и мне показалось, что у него просто снесено полчерепа. Но он был еще жив и пытался вытащить из-за пояса пистолет.
Не спуская с него взгляда, я медленно нагнулся, взял в руки автомат Григория, подошел к «бельгийцу» почти вплотную и выпустил в его грудь всю очередь, продолжая стрелять даже тогда, когда он упал на землю.
– Вот так… – произнес я, опуская автомат. Пустота и омерзение навалились на меня. Впервые в жизни я убил человека. И неважно, плох он был или хорош, заслужил смерть или нет, но это было убийство, и я теперь был помечен особой печатью.
Я сидел на земле, зажав ладонями уши, а возле меня находилось три трупа. Смерть теперь буйствовала в поселке со страшной силой, и не было видно конца ее ненасытной жадности. Мне показалось, что она не остановится, пока не уничтожит все вокруг. Но должен же когда-то наступить предел всему этому? Я поднялся и подошел к Григорию. Ему ничем нельзя уже было помочь. Я мог только мысленно попрощаться с ним. Собрав все оружие, я быстро пошел в сторону своего дома.
Я ожидал увидеть там самое худшее, и мои опасения подтвердились. Дом словно вымер, нигде не было видно ни души. Зато повсюду валялись стреляные гильзы, стены были изрешечены пулями, окна разбиты, а пол в коридоре и комнатах испачкан кровью. Здесь шел крутой бой, и принял его, очевидно, один лишь Марков. Но где он сам? Где Милена, Маша, Сеня, Аленушка?
Я вспомнил о подвале и торопливо спустился вниз. Нажав под лестницей на скрытый рычаг, стал отодвигать в сторону поддавшуюся цементную плиту. Затем посветил вниз фонариком. Увидев испуганные, напряженные лица Милены и Маши, я облегченно вздохнул:
– Слава богу! Выходите. Аленушка с вами?
– Нет, она исчезла, – отозвалась Милена, ухватившись за мою руку. – Вадим, это было ужасно…
– Как «исчезла»? – встревоженно спросил я. – Когда?
– Надеюсь, еще до того, как началась эта стрельба.
Я помог им подняться наверх, потом открыл в зале двери во все комнаты, чтобы у меня был круговой обзор, положил на стол оба автомата, пистолет и ракетницу. Здесь можно было держать оборону еще долго. Но вряд ли они повторят атаку именно сегодня. Почему они вообще напали этой ночью? Что заставило их перейти к активным действиям и объявить войну всему поселку? Дождавшись, когда женщины успокоятся, я продолжил расспросы.
Выяснилось следующее: Милена и Маша проснулись в своих комнатах оттого, что в доме началась стрельба. Вернее, вначале она шла где-то во дворе, потом – в коридорах. Милена сказала, что Аленушки рядом с ней уже не было. Куда она спряталась – неизвестно. Маша выглянула в окно и увидела, что Сеня сидит в джипе, между охранниками. Но ее поразило то, что он не выглядел пленником. Наоборот, ей показалось, что именно он навел сюда людей Намцевича. Видно было, что чувствовал себя Сеня не слишком уютно, но вполне свободно. Даже курил. А в доме, перебегая из комнаты в комнату, отстреливался один Марков. Успев сказать женщинам, чтобы они спускались в подвал, он «увел» охранников за собой на чердак. Что произошло дальше, они уже не знали, поскольку спрятались в потайном лазе под цементной плитой. И просидели там до того времени, пока не подошел я.
Выслушав их, я задумался. Что же теперь делать? Где Аленушка и Марков? Если они убили его, то почему забрали тело с собой? Трупы охранников они бы еще могли увезти, но Егора бросили бы здесь. Возможно, он ранен… А Сеня? Неужели вновь предал нас?
– Теперь остается только ждать утра, – произнес я. Потом рассказал им, что произошло в доме Мендлева и по пути назад, когда убили Григория. Милена лишь выругалась, да так, что я ничего подобного от нее не слышал, а Маша закрыла лицо ладонями и заплакала.
– Боже мой… – повторяла она только два слова. И в них было столько отчаяния и боли, что любое утешение оказалось бы напрасным. Мы подождали, пока она выплачется.
– Как им пользоваться? – спросила Милена, взяв в руки один из автоматов. Я ответил, что лучше ей подойдет пистолет, поскольку второй автомат я отнесу завтра Ермольнику. И показал, как снимать с предохранителя.
– Мне все равно необходимо с ним связаться, – добавил я, – а вам сейчас лучше вернуться вниз, в подвал.
– Мы всегда успеем это сделать, – возразила Милена.
Я не стал спорить. Я понимал, что необходимо выспаться, потому что завтра, очевидно, предстоит решающий бой, но сон не шел ни к кому из нас. Так, почти не разговаривая, мы просидели до утра. А когда кровавый рассвет начал вползать в окна, мы услышали шаги возле калитки. Я выглянул во двор и узнал Ермольника. Голова его была перевязана марлей, на которой проступало кровавое пятно, с плеча свисала охотничья тулка.
Кивнув мне, он уселся рядышком на крыльцо. Закурил папиросу, с наслаждением выпустив густой дым.
– Жарко было? – спросил я.
– А тут, у вас?
Я рассказал, что произошло, добавив, что двое охранников остались на улице, неподалеку от дома Мендлева. И здесь Марков наверняка подстрелил штуки три, не меньше.
– Это хорошо, – усмехнулся он, подсчитывая что-то. – Значит, их осталось не больше семи-восьми уродов. Не считая самого Намцевича и Монка. И еще кое-кого.
– Кого вы имеете в виду?
– Не знаю толком, могу только догадываться, но этот человек живет в особняке. Помнишь, когда мы пришли туда ночью? Я столкнулся с ним в одной из комнат, в подвале. И успел разглядеть его, прежде чем он запер перед моим носом дверь. Знаешь, на кого он был похож?
– Тоже догадываюсь. Потому что и я один раз видел его мельком. На меня.
– Правильно. Я даже подумал, что это ты и есть. У тебя нет близнеца-брата? Он выглядел, как твой двойник.
Я отрицательно покачал головой.
– Ладно, оставим пока это. Сейчас надо решить, когда брать особняк Намцевича. У него находится много заложников.
– Может быть, и Аленушка, – напомнил ему я. – И Марков. Если он еще жив.
– Тогда подождем до вечера. А вам всем лучше перебраться к нам, в кузницу.
– Нет, – ответил я. – Останемся здесь. Я не верю, что Марков у них. Он вернется. Захватите с собой один из автоматов.
Я смотрел, как он шел обратно к калитке, и не чувствовал в себе никакой усталости. Только готовность к борьбе.
Глава 19. Противостояние
До двух часов дня мы пребывали в напряжении, а во всем поселке стояла гнетущая тишина. Даже собаки не лаяли, словно чувствуя, что любой шум может взорвать хрупкое перемирие. Но невидимое противостояние продолжалось. Складывалось впечатление, что весь поселок полностью вымер. Но это было не так. В каждом доме возле затворенных дверей и окон измученные и доведенные до предела люди ждали чего-то, какого-то исхода, определенности, которая положит конец их напряженному состоянию. Большинству из них было неважно, что случится с ними в дальнейшем, кто и куда поведет их, обманет или нет. И даже возможная смерть не так пугала их, как это раскачивание на маятнике – от света к тьме, от любви к ненависти и обратно. Они лишь хотели, чтобы маятник этот кто-то остановил, в любой точке, и покорно приняли бы свою судьбу.
Я сидел на крыльце, положив автомат на колени, и всматривался в пустынную улицу. Мне казалось, что именно сегодня должно все и закончиться. Сколько уже находился в поселке? Недели две? Я потерял счет времени, потому что оно сконцентрировалось для меня в густой снежный ком, летящий с горы. За эти дни я будто прожил всю жизнь, от начала и до конца. И смог бы я теперь, вернувшись в Москву, продолжать играть свою роль? Конечно нет. Мост между мной сегодняшним и прошлым был разрушен.
Вздрогнув, я передернул затвор автомата – к моей калитке приближался Клемент Морисович Кох, ведя за руку мальчика лет семи. Я узнал в нем отпрыска Намцевича. Интересное явление, подумал я. Впустив их во двор, я поинтересовался, что все это означает.