— Почему Шрейдер пытался добраться до Шетландских островов? — спросил я.
— Может, он кого-то убить. Я не знаю. Но он чуть меня не одурачить, намагнитив мой компас. — Он снова наблюдал за мной. — В том описании Фарнелла… Вы сказать, что у него не хватало кончика мизинца на левой руке, а?
— Верно, — кивнул я. — Мне это известно, потому что это случилось, когда он был со мной в Родезии. Палец попал в камнедробильную установку. А что?
Он уже смотрел в свой стакан.
— Да просто интересно, вот и все. Этот тип Шрейдер ничего об этом не сказать. Его описание почти совпасть с вашим. Вот только он ничего не сказать о мизинце левой руки.
Прозвенел гонг машинного отделения, и двигатели замедлили обороты. Я встал и выглянул в иллюминатор. Туман все сгущался. Но из него проступали очертания одного из небольших островков, за которыми пряталась «Бовааген Хвал».
— Мне кажется, что мы почти на месте, — сказал я.
Ловаас не ответил. Думаю, он размышлял, как лучше всего построить переговоры одновременно с Йоргенсеном и со мной. Я спрашивал себя, почему его так заинтересовал вопрос мизинца Фарнелла и что ему известно обо всей этой истории.
И вдруг, казалось, разразилась свистопляска. Раздался крик. Затем где-то хлопнула железная дверь, и по железным плитам кормы загрохотали поспешные шаги. Снова зазвенел гонг машинного отделения, и корабль содрогнулся, потому что двигатели застучали «полный назад».
При первом же окрике Ловаас вскочил и с удивительным для человека его объемов проворством ринулся к двери.
— Hvar er hendt? — взревел он.
Поверх его плеча я заметил человека, который остановился возле поручней и, подняв голову, посмотрел на нас. По его лицу стекала кровь.
— Det er Schreuder, — крикнул он в ответ и указал за борт. — Han unnslapp og hoppet overbord.
— De fordomte udugelig idiot! — взревел Ловаас и одним прыжком преодолел трап.
— Что случилось? — спросил я, выскакивая на трап вслед за ним.
— Шрейдер, — ответил он. — Он сбежать и прыгнуть за борт. — Он распахнул дверь на мостик. Помощник капитана стоял, подняв бинокль к глазам. — Kan De se ham? — рявкнул Ловаас.
— Nei, — ответил помощник, но тут же закричал: — Jo, Jo — de borte.
Я посмотрел туда, куда он показывал. На самой границе видимости на бесцветной поверхности моря показалась и тут же исчезла темная точка.
— Full fart forover babord motor. Full fart akterover styrbord motor. — Ловаас всматривался в белесую бездну. — Roret hardt over til babord, Henrik!
Судно развернулось, и я снова увидел черное пятно. Оно повернулось, оглядываясь на нас, и я отчетливо разглядел, что это голова человека. Он поднял руки из воды, явно пытаясь освободиться от одежды. Затем голова исчезла. Я понятия не имел, какая температура воды, но знал, что она достаточно холодная. Только человек, доведенный до отчаяния, отважился бы на подобный заплыв в этих водах. И в момент, когда он исчез, он направлялся в открытое море. Бедняга, наверное, совсем утратил чувство направления. Со своего места я видел смутные очертания острова, но с воды он, скорее всего, был совершенно незаметен.
Я бросил быстрый взгляд на Ловааса. Он всматривался в туман, туда, где исчезла голова человека, явно негодуя на то, как медленно разворачивается его корабль, и с такой силой стиснул поручень, что у него даже костяшки пальцев побелели. Я перевел взгляд на «Дивайнер». Лини, удерживающие яхту возле китобоя, натянулись так туго, что казалось, вот-вот лопнут. Если бы Шрейдера удалось выловить нам, а не Ловаасу… Я в мгновение ока слетел по трапу.
— Дик! Кертис! — крикнул я. — Рубите тросы. Быстро!
Я услышал, как взревел Ловаас, по-норвежски скомандовав что-то своей команде. Промчавшись через машинное отделение, я сбежал по трапу на главную палубу. Кто-то попытался преградить мне путь у самого подножия трапа. Я изо всех сил ударил нападавшего ногой и прыгнул прямо на палубу «Дивайнера». Дик и Уилсон уже вооружились топорами. Двух ударов хватило, чтобы разрубить швартовы, и не успел я подняться на ноги, как завелись двигатели и мы отделились от китобоя.
Ловаас бежал по мостику на нос судна и грозил мне кулаком. Я увидел, что он остановился возле гарпунной пушки и снова посмотрел на нас.
— Право руля! — закричал я Джилл, которая сидела у штурвала.
— Есть право руля, — откликнулась она, и яхта резко повернула в сторону.
Необходимо было как можно скорее оторваться от китобоя. Я физически ощущал ярость Ловааса, хотя расстояние между нами стремительно увеличивалось. «Интересно, что он будет делать, если нам удастся подобрать Шрейдера?» — мелькнула мысль.
Но нам это не удалось. И Ловаасу тоже. Наши суда еще очень долго бороздили этот крохотный участок моря.
Шрейдера мы так и не нашли. Только его пиджак плавал в воде, напоминая утопленника своими разбросанными в стороны рукавами. Стоял полный штиль, и поверхность моря была гладкой, как зеркало. Туман был таким густым, что временами мы теряли китобой из виду. Я потребовал, чтобы на палубу подняли ведро морской воды, и опустил в нее руку. Она была ледяной. Никто не смог бы выжить в ней больше нескольких минут. Спустя полчаса я сдался и последовал за китобоем, который уже медленно шел сквозь туман в «Бовааген Хвал».
Я увидел, что Джилл оглядывается, всматриваясь в море за кормой.
— Если бы нам только удалось его спасти, — пробормотала она. — Он так много мог бы нам рассказать. Я в этом убеждена. — Внезапно она развернулась ко мне. — Как вы думаете, что произошло на Йостедале?
— Я не знаю, — ответил я, думая о том, что чем меньше она будет об этом думать, тем лучше.
— Но что-то же там произошло, — прошептала она. — Он был там с Джорджем. А потом, после несчастного случая, попытался добраться до Англии. Он боялся оставаться в Норвегии. Настолько боялся, что предпочел рискнуть и прыгнул в ледяную воду. И эти образцы руды. Билл, я думаю, он забрал их с тела Джорджа. — Она схватила меня за руку и срывающимся голосом спросила: — Вы думаете… Вы думаете, он убил Джорджа?
— Я не знаю, что думать, — ответил я, стараясь не глядеть на нее, потому что не мог видеть ее страдальческий взгляд.
— Что бы он там ни сделал, — вмешался Кертис, — бедняга уже мертв. И мы никогда не узнаем, что же случилось на самом деле. — Он обернулся и посмотрел назад. — Ух ты! Туман немного рассеялся. Хотел бы я знать, что случилось с теми лодками.
— С какими лодками? — спросил я.
— Помните водолаза, который искал авиационный двигатель? Может, они были дальше? В такой туман ничего не поймешь. Но я думал, что они были где-то здесь. Я помню, что вон тот остров был именно там, где он находится сейчас, когда Дик их окликнул.
Он кивнул на остров, к которому мы приближались.
— Верно, — согласился Дик. — Это было здесь.
Кертис поднял глаза на вымпел. Он колыхался.
— Поднимается ветер. Смотрите, туман действительно рассеивается.
— Жаль, что он не сделал этого раньше, — заметил Дик. — Это могло бы спасти Шрейдеру жизнь. — Туман рассеивался очень быстро. Сквозь него уже начинало просвечивать солнце. — Водолазов не видно, — заключил он.
— Наверное, на сегодня уже закончили, — предположил Кертис.
Но Дик покачал головой.
— Нет, они бы этого не сделали. Не думаю, что им часто приходится работать в таком спокойном море, как это. Для водолазов это то, что надо. Кроме того, еще слишком рано. Они только недавно приступили к погружениям.
Я посмотрел на него. Думаю, что все мы думали об одном и том же.
— Вы думаете, что Шрейдер мог подплыть к лодкам водолазов и убедить их отвезти его на берег? — спросил я.
Дик пожал плечами.
— Мы не нашли его тело. И лодки мы тоже не нашли. И если они ушли, то из-за шума наших двигателей мы не услышали бы их моторы. Тем более их не мог услышать Ловаас на своем китобое. Но как он мог убедить их поднять якорь и уйти так быстро?
— Я не знаю, — отозвался я. — Но такая возможность не исключена.
Я приказал Картеру заглушить двигатель и спрыгнул в рубку. Сдвинув с карты груду карандашей и линеек, я всмотрелся в береговую линию Нордхордланда. Остальные столпились вокруг, заглядывая мне через плечо.
— Кертис, — окликнул я майора, — это по вашей части. Шрейдер очень чего-то боялся и хотел сбежать. Если бы вы оказались на месте Шрейдера и смогли бы убедить этих водолазов помочь вам, куда бы вы попросили вас доставить?
Он склонился над картой, обводя ее внимательным взглядом.
— Он хотел сбежать от Ловааса, — пробормотал майор. — И для него Ловаас означал «Бовааген Хвал». В этом случае я попытался бы уйти как можно дальше от отрезка берега, на котором расположен Бовааген. И я не отправился бы на Шетландские острова, как бы сильно мне ни хотелось попасть в Англию. Там я чувствовал бы себя отрезанным от мира и помощи. Нет, я думаю, что попросил бы их доставить меня на следующий остров дальше к северу и высадить в какой-нибудь тихой бухте неподалеку от Аустрхейма. На противоположном берегу острова наверняка нашелся бы рыбак, который согласился бы перевезти меня через Фенсфьорд в Халсвик. Оттуда уже можно было бы подняться в горы и затеряться, пока не стихнет шум погони.
— Он также мог бы остановить один из пароходов, идущих в Согнефьорд, — вставила Джилл. — Они всегда берут на борт пассажиров, которые голосуют из лодок.
— Отлично, — подытожил я. — Значит, идем в Аустрхейм. Если наши предположения верны, мы встретим водолазов, возвращающихся к месту работы.
Вскоре поднялся свежий ветер и туман окончательно растаял в лучах яркого солнца. Но мы так и не нашли водолазов. Их не было ни в Аустрхейме, ни в бухтах неподалеку. Делать было нечего, пришлось возвращаться.
На обратном пути в Бовааген произошло событие, которое меня почему-то очень огорчило. Аустрхейм почти скрылся в дымке за кормой, когда я спустился в кают-компанию, чтобы смешать напитки для экипажа. Но у самой двери я остановился. Она была притворена неплотно, и я увидел Джилл и Кертиса, которые стояли очень близко. На глазах Джилл были слезы, а Кертис держал в руке золотые часы, те самые золотые часы, которые я видел у него на руке, когда он впервые поднялся на борт моей яхты.