– Я помню тебя, – сказал он. – Мы с тобой были друзьями детства. Там, на Лукьяновской. Уже не знаю, родился ли я до Катастрофы или уже после, в метро. Мне рассказывали знакомые старшие, но сам я не помню этого, потому что был слишком мал. Моя осознанная жизнь начинается с момента, где я лежу на бревне, а вокруг запах крови, металла, аспирина и пороха. И пусть я ничего из этого тогда не знал, но вот как оно пахнет – запомнил на всю жизнь. Никто не заботится, кроме случайных взрослых, нет дома, нет еды и воды по три дня. Нет ни единой игрушки. Зато там была девочка, которая все время ходила со мной. Мы вместе искали пропитание, вместе учились смотреть в глаза взрослым. Мы собирали все, что могли утащить, и хранили где попало. А потом мы нашли свиную ферму и выпросили одну из шкур, чтобы спать на ней. Даже не знаю, почему нам ее отдали. Ведь из нее можно было наделать шесть палок колбасы. А с опилками и все девять. И мы с девочкой спали рядом, чтобы согреться. Я вытягивал ноги, чтобы закутать их в вечно лежавшие там мешки, а она всегда сворачивалась калачиком и прижималась ко мне. И долго смотрела на…
– Свиной глаз, – закончила за него Альбина. – Нам выдали шкуру с мертвым глазом. Я неотрывно смотрела на него и быстро засыпала. И он мне потом снился. Странно, что я не могла заснуть, если не смотрела. Ты пытался отвадить меня от этой привычки. В конце концов я научилась просто закрывать глаза и ждать. Раньше я и не знала, что так можно. Без тебя я бы навечно осталась там, на той шкуре.
– Альбина…
– Ты дал мне это имя. – На ее лице мелькнуло мимолетное выражение счастья. – Ты спрашивал, как меня зовут. Я сама не знала. Кто-то научил меня разговаривать, а я даже лиц их не помню. Ты сказал, что это имя красивое, и я его оставила.
Ион снова подошел к кровати, сел на край.
– Мы были детьми, – сказал он. – Однажды ты просто пропала, и я даже не пошел тебя искать. Наверное, мне было стыдно, и я просто обо всем забыл.
– Ты и не сумел бы найти свою Альбину. Меня просто забрали.
– Кто? – спросил Ион. – Куда?
Женщина на кровати горько усмехнулась. Отвернулась к гобелену, поднесла пальцы к дрожащим губам.
– Здесь настал мой черед забывать, – ответила она. – Не спрашивай того, о чем спрашивать нет смысла. Тяжело быть женщиной на войне, Ион. А быть ребенком – и вовсе неблагодарно.
– Прости меня, – сказал учитель, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Я не должен был оставлять тебя одну.
– Что случилось, то случилось. – Альбина встала, подошла к тумбочке, на которой находился примус. – Давай чай попьем.
– Давай. – Ион огляделся снова. – Это твой дом?
– Да, мой и только мой. Хочешь здесь поселиться?
– Я… – Ион запнулся. – А где мы?
Альбина подправила уровень огня, выпрямилась, достала два стакана.
– Не на территории Креста.
– Пожалуйста, хватит. Где мы? На Красной линии?
– Не совсем.
– Не совсем? – Ион закрыл лицо руками и захотел снова впасть в сон. – Красная ветка метро выжила после Катастрофы?
– Да, выжила. Хотя не вся и ненадолго.
– Объясни. – Ион хлопнул по кровати. – Что случилось? Если ты дорожишь детскими воспоминаниями, если ты притащила меня к себе домой, хоть я и не представляю, как – то расскажи, что происходит? Вот, к примеру, то, что знаю я. В Киеве есть три линии метро. При войне две выжили и образовали государство под землей, где и крутятся, как хомяки в колесе. Третью линию завалило целиком и полностью – насколько я знаю, из-за этого вашего, как его… генератора торсионного шума. За все время, что мы живем под землей, никто и никогда не встречал выживших с Красной линии и не сумел туда попасть. Все, я сказал тебе все, что знаю. Остальное мне неизвестно.
Альбина бросила в стаканы пару кусков сахара, добавила желтые кольца какого-то загадочного плода. Ион захотел спросить, что это такое, но не стал. Название все равно ничего ему не скажет, раз по внешнему виду он не догадался. Может, очередной неизвестный гриб? Мало ли какие деликатесы могу прорастать в здешних стенах – учитель уже чувствовал в воздухе повышенную тяжесть. В конце концов он снова напомнил себе, что ему предстоит доверять этой девушке.
– Когда случилась война, на Красных станциях в самом деле активировались генераторы, – сказала Альбина, следя за чайником. – На каждой станции был один такой. Эти ящики, что ты видел – просто мелкие копии. Главная установка размещалась в башне «Сто-один-тауэр» и была уничтожена Кондором вчера.
– Кондор погиб? – спросил учитель.
Альбина кивнула и добавила:
– Мне жаль.
– Хорошо. Пока не будем о нем. Что дальше случилось с «красными»?
– То, что должно было случиться. Никакой сказки. Они вымерли, когда подорвали выходы наверх. Три станции обрушились сразу и похоронили всех, кто был внутри. Еще на нескольких случилось затопление. Две сгорели. Остальные станции выживали много лет – и это те, на которых не удалось завалить выходы. Хотя были и те, кто сопротивлялся, и даже наверх ходил. Ты же учти, что тамошние жители взрывали не только эскалаторы и люки, но и перегоны между соседними станциями. У некоторых это растянулось на годы, и они там вроде бы даже шастали между станциями… Не могу сказать точно, сама не знаю. Ты ж пойми, я не видела сама ничего из этого. Мы тут по крупинкам все воссоздавали, по обрывкам видеозаписей в общем журнале глобального оповещения, но так и не поняли до конца, что там произошло. Знаем одно: «красные» нацелились на самоуничтожение, и кое-где это затянулось, хотя случилось все равно.
– И что, в итоге там никто не выжил? – спросил Ион, хотя чувствовал, что ответ на самый глобальный заговор Креста его уже не очень-то интересует.
Альбина бросила в стаканы чайные пакетики – как показалось учителю, фабричного производства – и залила их кипятком.
– Одна станция, – сказала она. – Ничем не примечательные и никому не известные Нивки. Там торсионная пушка просто не сработала. Станция оказалась нетронутой, и даже бомбежки ее не особо потрясли, потому что над ней проходила эстакада проспекта Победы…
Альбина повернулась, посмотрела в сомнении.
– Ты ведь знаешь, что такое проспект? – спросила она.
– Даже знаю, что такое эстакада. Продолжай.
– Так вот, – перед Ионом возник поднос с двумя стаканами. – Станция выжила. И продолжала существовать еще много лет на полном самообеспечении. Если ты спросишь, откуда припасы – то на каждой станции их были просто бескрайние кладовые. Не кисельные берега, но, в общем, порядком. Людям хватало.
– Подожди, не сходится. – Ион взял чай, отдававший незнакомыми травами. – Все припасы для метрополитена хранились на Синей и Зеленой ветках.
– Каждая ветка считала, что все припасы у нее. Это сделано нарочно, чтобы избежать затяжных войн за ресурсы, так что никто не зарился к соседу. Хорошая же мысль?
– Хорошая, – согласился Ион.
Вспомнив еще кое-что, он спросил:
– Когда мы все попали под ментальный приказ, то это серьезно повлияло лишь на Кондора. Почему ты и я не сделали ничего… особенного?
– Ты, может, и не сделал, – пожала плечами Альбина. – А я – да. Притащила тебя сюда, хотя изначально так и собиралась поступить. Просто я всегда поступаю так, как считаю нужным. Если заставить меня делать то, что я собиралась делать так или иначе – со стороны не будет видно разницы.
– Про себя так сказать не могу.
– У тебя иммунитет к торсионному шуму. Ты же проходил обработку в Метрограде – вот и получил невосприимчивость.
– Хм. – Ион задумался. – Это будет преимуществом, в случае чего?
– Вряд ли. Подобных установок больше нет.
– Почему тогда Кондор не имел иммунитета? Он был со мной в Метрограде в то время.
– Потому что Кондор изначально не попадал под действие «Сто первой» башни, – пояснила Альбина. – Установка из Метрограда не снимала ему никаких блоков, и потому он не получал иммунитета.
– Ладно, – покачал головой Ион. – Потом обдумаю и разберусь.
Он отхлебнул чай и почувствовал, как во рту разливается невыносимая кислота – но вместе с тем приятная, щемящая, как лучшее заклинание в жидкой форме. Подавил кашель, уставился на Альбину.
– Это лимон, – сказала она. – Никогда не пробовал?
Ион хотел что-то сказать, но сил хватило лишь, чтобы помотать головой.
– Растение такое, – пояснила девушка. – Вкусно, правда? Привыкнуть надо. Там витаминчики.
– Откуда… – Ион все же не смог сдержать кашля. – Как?
– Выращиваем на плантациях. Позже покажу. Ты пей, остывает быстро.
Учитель посмотрел в стакан, надеясь, что со стороны его изумление не выглядит так уж смешно, как самому казалось.
– Я многого не знаю о вас, – сказал он, глотнул еще чаю и добавил: – Черт возьми, да я ничего про вас не знаю.
– Люди, – вымолвила Альбина. – Обычные люди. Такие же, как ты. Такие же, как граждане Креста. У нас нет секретов бессмертия или вечного двигателя. Просто мы иначе распределяли ресурсы, чем вы.
– Понятно, – кивнул Ион. – Значит, со всей Красной ветки выжила лишь станция Нивки?
– Да, но все же время взяло свое. Они пытались наладить связь с другими станциями. Поначалу искали других «красных», пока разведотряд Нивок не пошел вдоль ближайших железнодорожных путей на север.
– Я не очень хорошо знаю город, – нахмурился Ион, согревая пальцы о стакан. – Но на западе Киева помню лишь один наземный рельсовый путь. И он упирается в Сырец. Крайнюю станцию Креста.
– Умничка, – похвалила Альбина. – Все правильно, ходоки пришли в самый Сырец. И ближе всего, и добираться удобно. Попасть на станцию не получилось. Им просто не открыли.
– Неудивительно.
– Это еще не все. – Альбина помрачнела. – Мало кто знает, но в тот момент Сырец избавлялся от мусора самым простым способом – его спешно вытаскивали в масках наружу и сбрасывали на улицу. Там еще крыльцо такое было, с серебристыми обожженными перилами.
– Про крыльцо ты откуда знаешь?
– Знаю, потому что однажды вместе с мусором выбросили меня.