ведомый океан, и мы высажены одни на необитаемый остров, без товарищей, без ожиданий, без надежд. Несколько лет будем рыскать, как шакалы, между могилами вымершего человечества, а потом придет и наш запоздалый и одинокий конец.
- Это ужасно, Джордж, ужасно! - простонала Женщина, захлебываясь от рыданий. - Ах, если бы мы погибли с другими! Зачем ты спас нас? У меня такое чувство, точно мы мертвы, а все остальные живы.
Густые брови Челленджера насупились в сосредоточенной думе, между тем как его большая волосатая лапа сжала протянутую к нему руку жены. Я заметил, что в беде жена всегда вот так тянулась к нему руками, точно ребенок к матери.
- Я не настолько фаталист, чтобы проповедовать непротивление, - сказал он, - но тем не менее я всегда считал, что высшая мудрость - в примирении с действительностью. Он говорил медленно, и его полнозвучный голос дрожал, проникнутый глубоким чувством.
- А я не согласен примириться, - твердо сказал Саммерли.
- А по-моему, ваше согласие или несогласие не стоят и выеденного яйца, - заметил лорд Джон. - Вы просто вынуждены принять судьбу, а как вы примете ее - готовясь к бою или упав на колени, - не все ли равно? Насколько я помню, никто не спрашивал нашего разрешения, когда началась эта штука, и никто, похоже, не спросит и теперь. Так что какая разница, что мы думаем на этот счет?
- Разница та же, как между счастьем и горем, - сказал Челленджер, глядя на нас отсутствующим взглядом и все еще поглаживая руку жены. - Вы можете плыть по течению, сохраняя душевный мир, и можете ринуться против него и бороться до изнеможения. Не в наших силах что-нибудь изменить, а потому примем все так, как оно есть, и не будем роптать.
- Но что мы теперь станем делать? Для чего будем жить? - бросил я в отчаянии в пустое синее небо. - Что, например, буду делать я? Не стало газет - значит, конец моему призванию.
- Не на кого охотиться, не с кем воевать, так что и для меня все кончено, - сказал лорд Джон.
- Не стало студентов - значит, кончено и для меня, - прохрипел Саммерли.
- Но у меня остался муж, остался дом - значит, я могу благодарить небо, для меня не все еще кончено, - сказала женщина.
- Не кончено и для меня, - заметил Челленджер, - потому что наука не умерла, и катастрофа сама по себе предлагает нам для исследования множество захватывающих проблем.
Он успел распахнуть окна, и мы, не отрывая глаз, глядели на безмолвный и недвижный ландшафт.
- Дайте сообразить… - продолжал он. - Было часа три, начало четвертого, когда Земля вчера днем окончательно вошла в отравленную зону - настолько, что вся погрузилась в яд. Сейчас девять утра. Спрашивается, в котором часу мы вышли из пояса яда?
- На рассвете воздух был очень тяжел, - сказал я.
- Да и позже, - сказала миссис Челленджер. - Я еще в восемь часов ясно ощущала, что у меня спирает дыхание, как это было в самом начале.
- Значит, будем считать, что из отравленного пояса мы вышли в начале девятого. Земля семнадцать часов была погружена в ядовитый эфир. За это время великий садовник очистил свои плоды от человеческой плесени, разросшейся на их поверхности. Возможно ли, что он не довел свою работу до конца - что выжили и другие, кроме нас?
- Я задавал себе тот же вопрос, - сказал лорд Джон. - Может, найдутся на берегу и другие гальки, как и мы, не смытые прибоем.
- Совершенно немыслимо, чтобы кто-либо мог выжить, кроме нас! - убежденно сказал Саммерли. - Учтите, яд был так зловреден, что даже человек, который силен, как бык, и не знает, что такое нервы, - такой человек, как наш Мелоун, - еле-еле поднялся по лестнице и тут же упал без чувств. Как можно думать после этого, чтобы кто-либо выжил хоть семнадцать минут, не то что семнадцать часов?
- А если кто-нибудь еще предвидел катастрофу и приготовился к ней так же, как наш друг Челленджер?
- Это едва ли возможно! - Челленджер задрал бороду и сощурил глаза. - Сочетание наблюдательности, логики и богатого воображения - всего, что мне позволило предвосхитить опасность, - вряд ли может встретиться дважды в одном поколении.
- Итак, ваш вывод, что все безусловно мертвы?
- Это почти несомненно. Однако не следует забывать, что действие яда начало сказываться сперва в низинах, потом выше и выше, так что в верхних слоях атмосферы оно могло быть и не столь смертоносным. Странно, почему это так, но здесь мы наталкиваемся на одну из тех задач, которые в будущем откроют перед нами соблазнительное поле для исследований. Итак, легко себе представить, что если кто захочет искать людей, оставшихся в живых, ему придется обратить свой взор к какому-нибудь тибетскому селению или альпийской ферме на высоте многих тысяч футов над уровнем моря.
- А так как нет ни железных дорог, ни пароходов, можно с тем же успехом искать людей на Луне, - сказал лорд Джон. - Я спрошу другое: игра сыграна или это только перерыв?
Саммерли вытянул шею, чтоб оглядеть горизонт.
- Небо как будто ясное и чистое, - сказал он нерешительно. - Но так же было и вчера. Я далеко не уверен, что опасность миновала.
Челленджер пожал плечами.
- Мы снова должны положиться на судьбу, - сказал он. - Если мир когда-либо переживал подобное - а такая возможность отнюдь не исключена, - то это было, несомненно, в весьма отдаленные времена. Мы с полным основанием можем надеяться, что если катастрофа и повторится, то очень не скоро.
- Так-то оно так, - сказал лорд Джон. - Но, когда вас застигнет землетрясение, вы почти наверное можете сразу за первым толчком ждать второго. Я предлагаю размять ноги и пойти подышать свежим воздухом, покуда можно. Наш кислород иссяк, так что все равно, где нас застигнет, на воле или в четырех стенах.
Но после всех волнений, пережитых за последние сутки, нами овладела полная апатия. Реакция была и нравственная и физическая, в глубине сознания угнездилось чувство безразличия ко всему, ничто, казалось, не стоило труда. Даже Челленджер поддался этой апатии и сидел в кресле, подперев голову обеими руками и унесшись мыслями вдаль, пока лорд Джон и я, подхватив с двух сторон под мышки, не подняли его на ноги дружным усилием, и наградой нам был свирепый взгляд цепного пса и грозное рычание. Однако раз уж мы так или иначе вышли из нашей тесной гавани и могли дышать более вольным воздухом повседневной жизни, к нам мало-помалу вернулась обычная наша энергия.
Но за какое дело могли мы взяться на этом всесветном кладбище? Испокон веков вставал ли когда перед человеком подобный вопрос? Правда, в смысле наших телесных потребностей - даже в предметах роскоши - мы были обеспечены на будущее. Все запасы пищи, все винные склады, все сокровища искусства были наши - только бери! Но что нам было делать? Сперва мы обратились к той незначительной работе, что была тут же под рукой: сошли в кухню и уложили двух служанок, каждую на ее кровать. Они скончались, по-видимому, без страданий - одна в кресле у печки, другая на полу подле мойки. Потом мы внесли в дом бедного Остина. В смертном оцепенении ему свело мускулы, и они одеревенели, меж тем как судорога искривила его рот в горькую усмешку. Эта особенность наблюдалась у всех, кто умер от яда. Куда ни погляди, везде мы встречали те же осклабленные лица, они как будто глумились над нами в нашем отчаянии, улыбаясь молчаливо и угрюмо в лицо злополучным счастливцам, пережившим весь человеческий род.
- Вы как хотите, - сказал лорд Джон, беспокойно шагавший взад и вперед по столовой, пока мы завтракали, - а я просто не могу сидеть здесь, ничего не делая!
- Может быть, вы будете любезны высказать, - ответил Челленджер, - что, по-вашему, мы должны предпринять?
- Прежде всего сняться с места и посмотреть, что произошло.
- Я предложил бы то же самое.
- Но не в этой деревушке. Все, что тут есть поучительного, мы можем увидеть в окно.
- Куда же мы двинем?
- В Лондон!
- Хорошо вам рассуждать, - заворчал Саммерли. - Может быть, вам обоим нипочем отшагать сорок миль, но Челленджеру едва ли дойти до места на своих колодах, а я-то не дойду наверняка!
Челленджер вломился в амбицию.
- Если бы, сэр, изощряясь в остроумии, вы занялись обсуждением вашего собственного телесного склада, перед вами открылось бы достаточно широкое поле для дискуссий, - раскипятился он.
- Я вовсе не хотел вас обидеть, милый Челленджер, - ответил наш неосторожный друг. - Человек не отвечает за свое сложение. Если природа дала вам короткое и тяжелое туловище, то вы не виноваты, что у вас ноги как колоды.
Челленджер от ярости даже не мог отвечать. Он только ощетинился весь, моргал глазами и рычал. Лорд Джон поспешил вмешаться, пока спор не разгорелся еще сильней.
- Кто говорит о ходьбе? Нам незачем идти пешком, - сказал он.
- Уж не предложите ли ехать поездом! - прошипел Челленджер, все еще не успокоившись.
- А почему нам не поехать в автомобиле? Чем плохо?
Челленджер задумчиво дергал свою бороду.
- Я по этой части не знаток, - сказал он. - Но, с другой стороны, вы совершенно правы, полагая, что человеческий интеллект в своем наивысшем проявлении окажется достаточно гибок, примененный к любому делу. Вы напали на превосходную мысль, лорд Джон. Я сам повезу вас в Лондон.
- Вы ничего подобного не сделаете, - решительно заявил Саммерли.
- Нет, конечно, не надо, Джордж! - вмешалась и жена. - Ты только раз попробовал и помнишь, как ты разнес ворота гаража?
- Это произошло от минутной рассеянности, - примирительно сказал Челленджер. - Решено! Я везу вас всех в Лондон.
Лорд Джон еще раз спас положение.
- Какая у вас машина?
- «Хамбер». Двадцать лошадиных сил.
- Да я же водил такую много лет! - сказал лорд Джон и, помолчав, добавил - Черт возьми! Вот уж не думал я дожить до того, что повезу в автомобиле сразу весь род людской. Помнится, там как раз пять мест. Собирайте вещи, я подам машину ровно в десять.
Точно в назначенный час машина, кряхтя и фырча, подкатила к подъезду с лордом Джоном у руля. Я занял место рядом с ним, а на заднем сиденье миссис Челленджер втиснулась маленьким, но необходимым буфером между двумя гневливыми профессорами. Затем лорд Джон отдал тормоза, быстро перевел рычаг с первой скорости на третью, и мы пустились в самую странную поездку, в какую только случалось пускаться людям, с тех пор как человек впервые появился на Земле.