ром все молекулы выстроены в определенном порядке. Верно?
– Верно...
– Ну, ладно. Так вот, теперь подумайте о взаимодействии всех форм жизни на планете, в результате которого образуется экосистема. Эта система еще сложнее, чем отдельно взятое животное. Все связи необычайно усложняются. Взять, например, такое растение, как юкка. Вы о нем знаете?
– Расскажи.
– Размножение юкки зависит от одного определенного вида бабочек. Эти бабочки собирают с цветка комок пыльцы и переносят его на другое растение – заметьте, не на другой цветок того же самого растения, а на другое растение – и там стряхивают этот комок, оплодотворяя цветок. И только потом бабочка откладывает яйца. Юкка не может выжить без этой бабочки. Бабочка не может выжить без юкки. Такие сложные взаимодействия могут навести вас на мысль, что подобное поведение также является некоторой разновидностью кристаллизации.
– Ты говоришь все это метафорически? – спросила его Хардинг.
– Я говорю об общем порядке, существующем в мире, – ответил Малкольм. – И о том, как быстро может возникнуть этот порядок путем кристаллизации. Ведь высшие животные способны быстро изменить свою модель поведения. Изменения подчас происходят с невероятной скоростью. Человек преобразует планету, и никто не знает, насколько опасен такой путь развития. Поэтому данные изменения образа жизни могут занять гораздо меньше времени, чем полагаем мы, сообразуясь с теорией эволюции. За десять тысяч лет люди перешли от охоты к земледелию, затем к жизни в городах, затем к виртуальному пространству. Изменения образа жизни происходят с головокружительной быстротой, и никто не знает, сумеет ли остальной мир адаптироваться к ним. Хотя лично я полагаю, что виртуальное пространство означает конец человечества как вида.
– Да? И почему же ты так считаешь?
– Потому что это означает конец продвижению вперед, – пояснил Малкольм. – Идея о том, чтобы соединить весь мир кабелями связи, – это идея всеобщей гибели. Каждый биолог знает, что маленькая группа живых существ, оказавшись в изоляции, эволюционирует быстрее. Поместите тысячу птиц на остров в океане, и их развитие пойдет ускоренным темпом. Поместите десять тысяч на обширный континент, и их эволюция замедлится. А что касается нашего собственного вида, то эволюция проявляется прежде всего в нашем поведении. Чтобы приспособиться, мы принимаем новую модель поведения, новый образ жизни. А любой человек на Земле знает, что нововведения принимаются только в мелких группах особей. Изберите в комитет трех человек – и, быть может, им удастся что-то сделать. Возьмите для этого же десятерых – и дело пойдет куда медленнее. А если в комитете будет состоять тридцать человек, то они и вовсе ничего не сотворят. При тридцати миллионах же любое дело будет совершенно невозможным. Таково воздействие массовых, поточных производств – они не дают чему-либо произойти. Массовость убивает разнообразие, она делает все места похожими одно на другое. Будь вы в Бангкоке, в Лондоне или в Токио – на одном углу вы увидите «Макдоналдс», на другом – «Бенеттон», а перейдя через улицу, наткнетесь на «Самсунг». Различия между странами мира исчезают. Вообще любые различия стираются. В мире массовых производств не остается почти ничего, кроме десятка книг, фильмов и высказываний, занимающих верхние места в рейтинговой таблице. Люди беспокоятся о том, что в дождевых лесах исчезает разнообразная, неповторимая флора и фауна. А как насчет интеллектуального разнообразия – нашего самого насущного ресурса? Он исчерпывается куда быстрее, чем леса. Но мы не задумываемся об этом, поскольку сейчас мы намереваемся создать виртуальное пространство и благодаря этому свести вместе пять миллиардов человек. Это заморозит всю эволюцию вида. Любое движение вперед прекратится. У всех будут одновременно возникать одни и те же мысли. Всемирное однообразие. Ох, больно же! Ты еще не закончила?
– Почти, – отозвалась Хардинг. – Говори.
– И поверьте мне, это произойдет быстро. Если вы смоделируете комплексную систему живых существ на соответствующем месте обитания, то обнаружите, что образ жизни меняется настолько быстро, что место обитания вскоре перестает отвечать нуждам данной системы. Для этого вовсе не требуется падения астероида, вспышки заболевания или чего-либо в этом роде. Просто резко изменяется образ жизни, и результат оказывается фатальным для самих живых существ. Моя идея заключается в том, что динозавры – будучи комплексными созданиями – могли претерпеть одно из подобных изменений образа жизни и поведения. И именно это привело к их исчезновению.
– Как, всех динозавров?
– Для этого потребовалось совсем немногое, – кивнул Малкольм. – Из-за перемены образа жизни некоторых динозавров, обитавших в болотах вокруг внутреннего моря, изменился круговорот воды, исчезли растения, которыми питались двадцать других видов и – бах! Все они вымерли. Это вызвало новые изменения. Вымирали хищники, а их добыча неконтролируемо размножалась. Нарушилось равновесие экосистемы. События пошли вразнос. Вымирали все новые виды. И неожиданно все было кончено. Это вполне могло произойти именно так.
– Просто образ жизни...
– Да, – подтвердил Малкольм. – Но в любом случае это лишь гипотеза. Я полагал, что мы вполне сможем доказать ее... Но теперь все закончилось. Нам нужно уезжать отсюда. Вам нужно вызвать остальных.
Торн включил передатчик:
– Эдди? Это Док. Ответа не последовало.
– Эдди!
Радио хрипело и трещало, а затем раздался звук, который они сначала приняли за завывание в эфире, вызванное статическим электричеством. И лишь миг спустя они осознали, что это был отчаянный вопль, исторгнутый человеческой глоткой.
Вышка
Первый из рапторов зашипел и стал подпрыгивать, бросаясь на вышку и раскачивая все сооружение. Его когти щелкнули по металлу, и раптор тяжело шлепнулся на землю. Эдди был изумлен тем, насколько высоко удавалось подпрыгнуть рептилии – раптор кидался на вышку вновь и вновь, всякий раз без видимых усилий подскакивая на восемь футов. Его прыжки привлекли других животных, которые медленно двинулись обратно, окружая вышку.
Вскоре вокруг вышки сомкнулось кольцо скачущих и рычащих бестий. Сооружение раскачивалось из стороны в сторону, когда пресмыкающиеся ударялись о него, щелкая челюстями, а затем падая обратно. Но, к своему удивлению, Левайн заметил, что рапторы явно усваивали урок. Некоторые из них уже пытались при помощи своих когтистых передних конечностей уцепиться за вышку, продолжая при этом сильно отталкиваться задними лапами. Один из рапторов не достал всего нескольких футов до площадки, где укрылись люди, когда земное тяготение вновь швырнуло его вниз. Казалось, падение не причиняло рапторам ни малейшего вреда. Они немедленно вскакивали на ноги и вновь бросались на штурм вышки.
Эдди и дети вскочили на ноги.
– Назад! – крикнул Левайн, отталкивая ребятишек в центр площадки. – Не выглядывайте!
Эдди склонился над своим рюкзаком и извлек из него фальшфейер, затем поджег и перебросил через перила вышки. Два раптора отпрыгнули прочь. Фальшфейер полыхал на влажной земле, отбрасывая резкие красные тени, однако хищники продолжали атаковать. Эдди выломал из настила площадки алюминиевый прут и перегнулся через перила, орудуя прутом, словно дубинкой.
Один из рапторов вскарабкался уже довольно высоко и теперь бросился вперед, нацеливаясь на шею Эдди и широко разевая хищные челюсти. Эдди, застигнутый этим нападением врасплох, закричал и отдернул голову; раптор чуть-чуть промахнулся мимо цели, однако ему удалось вцепиться в рубашку Эдди. Затем хищник упал вниз, крепко стиснув пасть, и его тяжесть швырнула Эдди на ограждение.
– На помощь! На помощь! – кричал Эдди. Вес динозавра едва не увлек его за пределы площадки. Левайн обхватил Эдди руками и потянул его на себя. Глядя через плечо Эдди, Левайн видел, как раптор висит в воздухе, яростно шипя и по-прежнему сжимая в зубах ткань рубашки. Эдди ударил хищника по морде своей дубинкой, но тот держался поистине бульдожьей хваткой. Эдди опасно перегнулся через перила и мог упасть в любую секунду.
Он вонзил прут в глаз рептилии, и раптор резко разжал зубы. Двое мужчин упали на пол площадки, не удержав равновесия. Когда они поднялись на ноги, то увидели, что рапторы уже карабкаются на вышку. Когда пресмыкающиеся показались над ограждением, Эдди бросился к ним и ударами прута сшиб их на землю.
– Быстро наверх! – закричал он детям. – На крышу! Живо!
Келли вскарабкалась по одной из опор, затем ловко подтянулась на крышу. Арби застыл на месте, словно не видя опасности. Келли глянула вниз и крикнула:
– Лезь сюда, Арб!
Мальчик был не в силах пошевелиться, его глаза широко распахнулись от ужаса. Левайн бросился к нему и подхватил его на руки. Эдди широко размахивал алюминиевым прутом, обрушивая на рапторов мощные удары.
Один из рапторов поймал прут зубами и резко дернул его. Эдди потерял равновесие, неловко развернулся и спиной вперед упал с вышки, перевалившись через ограждение. Он еще успел крикнуть: «Не-е-ет!». Как только он ударился о землю, все хищники бросились к нему, прекратив прыжки. Левайн и дети слышали в темноте крики Эдди и ворчание рапторов.
Левайн никогда ранее не испытывал такого ужаса. Он по-прежнему держал Арби на руках, подсаживая его на крышу.
– Полезай, – повторял он. – Лезь наверх. Наверх. Келли сказала с крыши:
– Ты сумеешь, Арб.
Мальчик ухватился за край крыши и подтянулся, отчаянно дрыгая ногами. Когда он крепко лягнул Левайна в подбородок, тот инстинктивно разжал руки и увидел, как мальчик соскальзывает с крыши и тоже падает на землю.
– О господи! – прошептал Левайн. – О господи... Торн подлез под трейлер и отцепил буксировочный трос. Бросив его на траву, он ползком выбрался под открытое небо и бросился к джипу. По пути Торн услышал гудение мотора и увидел, как Сара, вскочив на мотоцикл, уносится вдаль по дороге. За плечом у нее висела винтовка.