— Что вы хотите этим сказать?
— Глэдис! — вновь воскликнул я. — Что с вами случилось? Я не узнаю вас. Та ли это Глэдис, — моя Глэдис, — маленькая Глэдис Хангертон?
— Нет, — ответила она. — Я — Глэдис Поттс. Позвольте представить вам моего мужа.
Насколько нелепой может быть наша жизнь! Я поймал себя на том, что механически раскланиваюсь и жму руку какому-то маленькому рыжеволосому мужчине, уютно расположившемуся в глубоком кресле, которое раньше было предназначено только для меня. При этом мы оба кивали и глупейшим образом улыбались друг другу.
— Отец позволил нам пожить здесь, пока не будет готов наш дом, — сказала Глэдис.
— Вот как, — сказал я.
— Выходит, вы не получили моего письма в Паре?
— Нет, никаких писем я не получал.
— О, какая досада! Оно бы вам все объяснило.
— Все и так уже ясно, — ответил я.
— Я рассказывала Уильяму о вас, — продолжала Глэдис. — У нас с ним нет секретов. Мне очень жаль, что так получилось. Но ваше чувство не могло быть глубоким, раз вы решились отправиться куда-то, на другой конец света, и оставить меня здесь одну. Вы ведь на меня не сердитесь?
— Нет, что вы. Я, пожалуй, лучше пойду.
— Выпейте с нами чаю, — сказал маленький мужчина, а затем доверительным тоном добавил: — Так оно и бывает — всегда остается кто-то один. В противном случае у нас была бы полигамия; ну, вы меня понимаете. — И он по-идиотски расхохотался, в то время как я счел за лучшее поспешно выйти.
Я был уже за дверью, когда внезапно на меня что-то нашло, и я вернулся к своему более удачливому сопернику, который при этом как-то нервно взглянул на кнопку электрического звонка для вызова прислуги.
— Можно мне задать вам один вопрос? — спросил я.
— Ну, если он не выходит за рамки приличий, — ответил мистер Поттс.
— Как вам удалось этого добиться? Может быть, вы отыскали сокровище? Или покорили полюс? Были отважным пиратом? Перелетели через Ла-Манш? Что это было? Как вы этого достигли?
Он смотрел на меня с выражением полного непонимания на добродушном и невзрачном лице.
— А вам не кажется, что это носит слишком личный характер? — неуверенно сказал мистер Поттс.
— Господи, ну всего один вопрос! — воскликнул я. — Кто вы? Я имею в виду, кто вы по профессии?
— Я — служащий адвокатской конторы, — ответил он. — Второй человек в «Джонсон и Меривейл», Ченсери-лейн, 41.
— Всего хорошего! — с чувством сказал я и, как и все безутешные герои с разбитым сердцем, скрылся в темноте; меня одновременно переполняли и ярость, и печаль, и смех.
Еще один небольшой эпизод, прежде чем я закончу свой рассказ. Вчера вечером мы все собрались у лорда Джона Рокстона и, закурив после ужина, сидели в приятной компании и вспоминали наши приключения. Мне было странно видеть эти хорошо знакомые фигуры и лица в совершенно другой обстановке. Вот Челленджер — та же снисходительная улыбка, полуприкрытые веки, высокомерный взгляд, выпяченная вперед борода, могучая грудь, которая нетерпеливо вздымается, когда он что-то втолковывает Саммерли. А тот сидит, попыхивая своей неизменной короткой трубкой, торчащей из щели между узкими усами и седой козлиной бородкой, и горячо оспаривает каждое слово своего вечного оппонента. И наконец, хозяин дома — суровое лицо, орлиный профиль, холодные, как льдинки, ироничные голубые глаза, на дне которых всегда прячется что-то дьявольское.
После ужина лорд Джон Рокстон собирался что-то сказать нам в святая святых — своей любимой комнате с розовым освещением и бесчисленными охотничьими трофеями. Он вынул из шкафа старую коробку из-под сигар, и сейчас она лежала перед ним на столе.
— Есть один вопрос, — сказал он, — о котором, возможно, мне следовало бы сказать вам раньше, но я просто хотел сначала сам во всем разобраться. Не стоит побуждать надежды, которым потом не суждено сбыться. Однако теперь речь идет уже не о каких-то надеждах, а о конкретных фактах. Помните тот день, когда мы нашли на болоте гнездовье птеродактилей? Тогда еще кое-что в том месте привлекло мое внимание. Возможно, вы этого не заметили, но я сейчас объясню. Там был кратер вулкана, заполненный голубой глиной. — Профессора дружно закивали.
— Путешествуя по всему миру, я только в одном месте сталкивался с подобными кратерами с голубой глиной. И место это — алмазные копи компании «Де Бирс» возле Кимберли в Южной Африке. Так что в голове моей засела мысль об алмазах. Я смастерил приспособление для защиты от этих зловонных тварей и провел там замечательный день вместе с моей мотыгой. И вот что я там нашел.
Он открыл коробку от сигар и, наклонив ее, высыпал на стол два или три десятка необработанных камней размером от боба до каштана.
— Вы, вероятно, считаете, что мне следовало сказать вам об этом еще тогда. Не исключено, но человека неискушенного на этом пути подстерегает множество ловушек. Камни могут быть большими, но при этом не представлять ценности из-за своего цвета и чистоты. Поэтому, привезя их сюда, я в первый же день отнес один из камней к ювелиру и попросил огранить и оценить его.
Лорд Джон достал из кармана небольшую коробочку и вытряхнул оттуда великолепный сияющий бриллиант, один из самых красивых, какие мне приходилось видеть.
— Перед вами результат, — сказал он. — Ювелир оценил всю партию минимум в двести тысяч фунтов. Разумеется, эта сумма принадлежит всем нам в равных долях, о других вариантах я даже слышать не хочу. Что ж, Челленджер, как вы распорядитесь своими пятьюдесятью тысячами?
— Если вы действительно настаиваете на своем щедром предложении, — сказал профессор, — то я бы основал частный музей, о котором давно мечтаю.
— А вы, Саммерли?
— Я оставлю свою преподавательскую деятельность и наконец-то займусь окончательной классификацией окаменелостей в меловых отложениях.
— А я использую свою долю, — сказал лорд Джон Рокстон, — на снаряжение хорошо подготовленной экспедиции, чтобы еще разок взглянуть на милое нашему сердцу плато. Что же касается вас, юноша, то вы, конечно, потратите свои деньги на свадьбу?
— Пока еще рано, — с удрученной улыбкой ответил я. — Думаю, что я бы предпочел отправился с вами, если, конечно, вы возьмете меня с собой.
Лорд Рокстон ничего не сказал; он просто протянул мне через стол свою крепкую загорелую руку.
Отравленный пояс
Рассказ о еще одном приключении профессора Джорджа Э. Челленджера, лорда Джона Рокстона, профессора Саммерли и мистера Э. Д. Мэлоуна, первооткрывателей Затерянного мира
Глава IРазмытые линии
Именно сейчас, когда все эти невероятные события очень четко предстают в моем сознании, я просто обязан зафиксировать их, чтобы детали не поблекли со временем. Но даже теперь, когда я делаю это, меня переполняет изумление от того, что с нашей маленькой группой из Затерянного мира — профессором Челленджером, профессором Саммерли, лордом Джоном Рокстоном и мной — снова могли произойти столь невероятные события.
Когда несколько лет назад в «Дейли газетт» я описывал наше путешествие в Южную Африку, имевшее мировое значение, я даже не думал, что на мою долю выпадет рассказать еще более невероятную историю о происшедшем со мной, историю настолько уникальную, что среди других событий в истории человечества она выделяется как заснеженная вершина на фоне скромных холмов у ее подножия. Этот случай поразителен уже сам по себе, но то, что необычайный эпизод свел вместе нас четверых, сложилось будто бы само собой и, казалось, было просто неминуемо. Я расскажу вам об этом как можно более коротко и понятно, хотя, конечно, и понимаю, что для читателя основной интерес представляют как раз всевозможные подробности, поскольку человеческое любопытство всегда было и остается неиссякаемым.
В пятницу, двадцать седьмого августа, — этот день навсегда останется знаменательной датой для мировой истории — я зашел в реакцию газеты, где работал, чтобы попросить господина Мак-Ардла, который по-прежнему был редактором нашего отдела новостей, дать мне три выходных. Выслушав меня, старый добрый шотландец покачал головой, почесал едва прикрытую рыжеватым пушком лысину и в конце концов воплотил свое нежелание пойти мне навстречу в слова.
— Я тут подумал, мистер Мэлоун, что в ближайшие дни вы нам понадобитесь. Похоже, есть одно дело, с которым сможете справиться должным образом только вы.
— Что ж, мне очень жаль, — сказал я, стараясь скрыть свое разочарование. — Конечно же, если я нужен, то больше говорить тут не о чем. Но у меня были важные личные дела, и если бы я мог освободиться…
— Нет, не думаю, что это возможно.
Это была очень неприятная для меня новость, но я все же очень старался сохранить хорошую мину при плохой игре. В конце концов, я сам был в этом виноват, поскольку следовало бы уже понять, что журналист не имеет никакого права на личные планы.
— Будем считать, что я забыл об этом, — сказал я, пытаясь вложить в эту короткую фразу как можно больше беззаботности. — Так о каком деле идет речь?
— В общем, нужно поехать в Ротерфилд и взять интервью у этого старого дьявола.
— Уж не профессора ли Челленджера вы имеете в виду?! — воскликнул я.
— Ну да, именно его. На прошлой неделе он протащил одного молодого человека, Алека Симпсона из «Курьера», целую милю по дороге, схватив за воротник пальто и подтяжки. Вы, наверное, читали об этом в полицейской хронике. Наши ребята скорее согласились бы взять интервью у крокодила, выпущенного из клетки в зоопарке. Но мне думается, что вы, тем не менее, смогли бы сделать это: все-таки Челленджер ваш старинный друг.
— Так это же все упрощает! — сказал я с большим облегчением. — Ведь я для того и просил дать мне три выходных, чтобы съездить к профессору Челленджеру в Ротерфилд. Все дело в том, что как раз наступает третья годовщина нашего главного приключения на плато, и он пригласил всю нашу компанию к себе домой, чтобы это отметить.