Что же произошло? Ни я, ни Мэлоун этого сказать толком не можем, потому что мы оба тут же были сбиты с ног, словно ураганом, и покатились по траве, кружась, как камни для керлинга[190] на ледяной дорожке. В тот же миг нас буквально оглушил страшный вопль; ничего подобного нам никогда раньше слышать не приходилось. Кто из сотен присутствовавших смог бы описать этот леденящий душу крик? В одном пронзительном звуке слились боль, ярость, угроза и негодование ее Величества Природы. Он продолжался целую минуту, словно вой тысячи сирен, парализуя многочисленные толпы зрителей своей неистовой силой и разносясь звонким эхом не только по всему южному побережью, но и достигнув даже наших французских соседей за Ла-Маншем. С криком раненной Земли не мог бы сравниться ни один другой звук с момента сотворения мира.
Ошеломленные и оглушенные, мы с Мэлоуном ощутили на себе только мощный толчок и действие звука. Об остальных подробностях этого чрезвычайного события мы узнали уже из рассказов других очевидцев.
Первыми из недр Земли вылетели клети подъемников. Остальное механическое оборудование было установлено в стенах ствола и поэтому избежало прямого удара, но сплошной пол клетей полностью принял на себя всю силу ударной волны. Если в трубку поместить несколько шариков и потом дунуть в нее, они вылетят оттуда по очереди отдельно друг от друга. Таким же образом и четырнадцать подъемников взмыли над шахтой один за другим и приземлились, описав в воздухе великолепные параболы; причем один из них упал в море возле волнореза в Уортинге, а второй — в полях недалеко от Чичестера. Очевидцы утверждают, что никогда в жизни не видели более необычного зрелища, чем четырнадцать подъемников, безмятежно парящих в синем небе.
Затем возник гейзер. Это была громадная струя какого-то отвратительного вещества, напоминавшего патоку, но с консистенцией смолы. Струя выстрелила вверх на высоту, которая по разным оценкам составила примерно две тысячи футов. Круживший над местом действия любопытный аэроплан был сбит, словно зенитным огнем, и совершил вынужденную посадку, а пилот вместе со своей машиной были залиты этой жижей. Ужасное вещество, обладающее всепроникающим тошнотворным запахом, может представлять собой живую кровь нашей планеты или же, как настаивает профессор Дризингер и вся Берлинская школа, возможно, является защитным выделением, с помощью которого Природа защитила мать-Землю от навязчивости всяких Челленджеров (по аналогии со скунсом). Возможно, это действительно было именно так, но главный обидчик, восседавший на своем троне на насыпи, не пострадал, тогда как все представители прессы оказались на линии прямого огня и настолько вымокли и пропитались зловонной субстанцией, что в течение еще нескольких недель не могли показаться в приличном обществе. Струя этой гнилостной жидкости была снесена ветром в южном направлении и обрушилась на несчастную публику, которая так долго и терпеливо дожидалась на гребне холмов, чтобы посмотреть на то, что здесь произойдет. Однако серьезно никто не пострадал. Ни один из домов не был разрушен, зато многие из них стали «благоухать» и стены их до сих пор носят на себе следы великого события.
После этого настал черед и самой шахты. Как по законам природы медленно, снизу вверх закрываются раны на теле человека, так и Земля залечивает любые прорехи в своей живой материи, только делает это стремительно. Стены шахты с долгим и громким треском стали смыкаться, из глубины раздался звук, который, поднимаясь все выше и выше, закончился оглушительным хлопком, когда сплющилось кольцо кирпичной кладки внутри устья шахты и стенки его с грохотом разбились друг о друга. В то же время подземные толчки, напоминавшие небольшое землетрясение, встряхнули насыпи отвалов, образовав на том месте, где был туннель, пирамиду из мусора и покореженного железа высотой в пятьдесят футов. Эксперимент профессора Челленджера не только завершился, но и навсегда был погребен от человеческих глаз под землей. Если бы не памятный обелиск, впоследствии установленный здесь Королевским научным обществом, наши потомки вообще могли бы никогда не узнать, где происходило это знаменательное событие.
А потом наступил эффектный финал. После череды всех этих событий последовал долгий период полной и напряженной тишины, пока народ пытался собраться с мыслями и понять, что же здесь все-таки произошло. Затем внезапно люди осознали всю грандиозность этого достижения, величие самой идеи, талант и силу воли при воплощении ее в жизнь. В едином порыве все повернулись к Челленджеру. Со всех сторон послышались возгласы восхищения, и со своего холмика к нему обратилось море лиц. Люди приветственно размахивали над головой носовыми платками. Я отчетливо запомнил Челленджера, он и сейчас стоит у меня перед глазами, словно все это было только вчера. Профессор встал со своего стула: глаза полузакрыты, на лице довольная улыбка, левая рука на поясе, а правая спрятана за борт фрака. Картина эта просто напрашивалась быть увековеченной, и вокруг меня, словно шары на крикетном поле, дружно защелкали затворы фотоаппаратов. В золотистых лучах июньского солнца профессор медленно повернулся и величественно поклонился на все четыре стороны света. Челленджер — сверхученый, Челленджер — первопроходец, Челленджер — первый человек в мире, кого вынуждена была признать сама мать-Земля.
Пару слов вместо эпилога. Разумеется, хорошо известно, что результаты этого эксперимента имели мировое значение. Правда, больше нигде потревоженная планета не издавала такого вопля, какой прозвучал в месте прямого проникновения к ее телу, но зато она своим повсеместным поведением действительно продемонстрировала, что является единым живым организмом. Земля выражала свое возмущение через вулканы и другие имеющиеся отдушины. Разбушевалась Гекла, и исландцы готовились к большому извержению. Проснулся Везувий. На Этне произошел выброс расплавленной лавы[191], и итальянский суд вынес решение о возмещении Челленджером убытков за погибшие виноградники в размере полумиллиона лир. Даже в Мексике и Центральной Америке наблюдались признаки повышенной плутонической активности, а все восточное Средиземноморье оглашал рев вулкана Стромболи на Сицилии. Человеку свойственно хотеть, чтобы о нем заговорили все на земле. Но заставить вскрикнуть саму Землю до сих пор является исключительной привилегией профессора Челленджера.
Комментарии
«Затерянный мир»
Над романом «Затерянный мир» А. Конан Дойл работал на протяжении октября и ноября 1911 года. Роман был задуман как первый в новом цикле историй, который автор намеревался предложить широкому кругу читателей вместо цикла о Шерлоке Холмсе: к тому времени писателя порядком утомило, что в восприятии читательской публики его имя прочно ассоциируется только с образом лондонского сыщика. По замыслу А. Конан Дойла новый роман тоже должен был быть приключенческого характера, но, в отличие от шерлокхолмсовских произведений, нести в себе не детективную фабулу, а фантастическую. Для А. Конан Дойла это был первый опыт работы в фантастическом жанре.
По-видимому, в намерения автора входило не столько уйти от устоявшейся персонажной схемы: заносчивый интеллектуал-эксцентрик и его простодушный, но честный и преданный напарник — летописец приключений главного героя, — сколько расширить ее за счет включения новых образов. Так, кроме профессора Челленджера и журналиста Мэлоуна, в характерах и отношениях которых без труда узнаются черты Шерлока Холмса и доктора Ватсона, среди главных героев романа появляются лорд Рокстон — современный рыцарь без страха и упрека — и профессор Саммерли — язвительный соперник Челленджера. Причем лорд Рокстон — отличный стрелок, защитник угнетенных и обездоленных всего мира, отважный искатель риска и приключений, в домашних условиях комфорта и уюта впадающий в апатию и меланхолию, — несомненно, еще один извод Шерлока Холмса, а вечно брюзжащий профессор Саммерли — по сути тот же типаж, что и Челленджер.
Разбирая персонажную структуру романа, некоторые критики увидели в ней обращение к известным в литературе схемам и прежде всего — к четверке мушкетеров А. Дюма. Другие утверждали, что фабула «Затерянного мира» многим обязана произведениям Даниеля Дефо, Жюля Верна и Герберта Уэллса. Особенно Жюля Верна (1828–1905), ранний роман которого — «Путешествие к центру Земли» (1864) — был построен на гипотезе, что где-то — правда, в глубинах Земли, а не на ее поверхности — могли сохраниться флора и фауна доисторических времен.
Разумеется, роман, где детально изображен экзотический животный мир кайнозойской и мезозойской эры, невозможно было написать без тщательного изучения научных трудов по палеонтологии. Известно, что осенью 1911 года А. Конан Дойл штудировал работы своего соотечественника, зоолога Эдвина Рея Ланкастера (1847–1929) — на то время наиболее авторитетного исследователя древних ископаемых животных (в «Воспоминаниях и приключениях» (1924) А. Конан Дойл отзовется о нем как о великом ученом-зоологе). Кроме того, при написании «Затерянного мира» А. Конан Дойл использовал и иные научные источники: «Конан Дойль охарактеризовал животных в основном конца верхнеюрской — начала нижнемеловой эпохи по материалам Британского музея, обладающего богатыми палеонтологическими коллекциями» (Рождественский А. К. О научной основе романа «Затерянный мир» // Конан Дойль А. Затерянный мир. — М.: Государственное издательство географической литературы, 1957. — С. 235).
Однако скрупулезной научной подготовке к созданию романа предшествовала его идея, а ее могли вызвать два случая, происшедшие с писателем. В 1907 году, во время свадебного путешествия, в Эгейском море А. Конан Дойлу, по его словам, довелось собственными глазами видеть животное, похожее на ихтиозавра: «В один прекрасный день мы проплывали на пароходе мимо острова Эгина. Море вокруг было спокойно. Капитан, учтивый итальянец, позволил нам подняться на мостик, и мы — я и моя жена — гл