чших в Бантингеме. Брак Уильяма и Марджери тоже считался в Бантингеме надежным предприятием, и, чтобы сохранить эту всестороннюю надежность, Уильяму полагалось не засиживаться за полночь с трубкой, потакая страсти Гринлоу к бесцельному передвиганию фигур по клетчатой доске. Марджери не понимала смысла этой игры и с улыбкой отказывалась слушать любые разъяснения ее абсурдных в своей строгости правил, однако на доску она поглядывала сейчас вполне благожелательно — с толикой снисходительности, словно присматривала за двумя резвящимися детьми. Втайне она, разумеется, надеялась, что партия не затянется, и облегченно вздыхала про себя при виде очередной снимаемой фигуры.
Уильям потихоньку начинал вязнуть, а Гринлоу, конечно, только того и надо было. Немного виски, табак, жаркий камин и шахматная доска, на которой из боевых единиц остались лишь ладья и пара слонов, — о чем еще мечтать человеку, обретшему свой скромный математический рай. Уильям по-прежнему предпочитал блестящий военный переворот, стремительный мат в два счета, и ради этого уже пожертвовал конем и двумя пешками — увы, напрасно. Вот ведь упрямый осел этот Гринлоу! Уильям, нахмурившись, сверлил взглядом доску. Где-то вдалеке послышался стук, потом звонок, но он не обратил внимания. Ход был его, а ситуация сложилась рискованная.
— Это в дверь звонят, — сообщила жена, откладывая шитье. — Совсем забыла, что дома нет ни Энни, ни кухарки. Пойду открою.
Позвонили еще раз.
— Что? — Уильям очнулся от развернувшейся на доске баталии. — Звонят в дверь? Я открою, дорогая, не вставай. Прощу прощения, Гринлоу, я на минуту.
Гринлоу махнул рукой и поудобнее устроился в кресле. Когда выигрываешь, можно великодушно позволить противнику пару тайм-аутов. Очень скоро ферзь Уильяма будет заперт в угол…
На улице стояла обычная для начала весны промозглая темень. Выйдя на крыльцо, Уильям разглядел незнакомую фигуру в шоферской форме.
— Это дом мистера Дерсли? Айви-Лодж?
— Да. А я — мистер Дерсли.
— Мистер Уильям Дерсли, сэр? Правильно?
— Да, — нетерпеливо подтвердил Уильям. — Что вам угодно?
— Простите, сэр, меня прислала мисс Райли. Она сейчас ждет в машине.
— Мисс Райли?
— Да, сэр. Мисс Райли, американка…
Терри! Уильям уставился на шофера, не веря своим ушам.
— Но почему она ждет в машине? — Умнее вопроса ему в голову не пришло.
— Она не изъявила желания зайти, сэр, — сообщил шофер, отступая на несколько шагов. Уильям непроизвольно двинулся за ним, словно тот подтягивал его невидимым лассо. За спиной громко захлопнулась входная дверь.
— Вот, сэр. Мисс Райли.
Да, в тесном автомобильном салоне, словно прекрасная королевна в крошечной голубой гостиной, восседала Терри. Совершенно не изменившаяся. Терри собственной персоной. Чудесно.
— Билл, это действительно ты!
— Терри, как ты здесь очутилась?
— Проще простого. Приехала с Авви Пакстон на съемки. У нее крупный контракт с вашей студией, она заодно и меня им сосватала. Я провела длинные выходные в Норфолке с недавними знакомыми по пароходу, а теперь возвращаюсь в Лондон. Только не думай, что это мой автомобиль — нет, конечно. Это машина Авви, и то арендованная. Ну вот, теперь ты рассказывай, Билл.
— Ты получила мое письмо?
— Конечно. Видишь, мои предчувствия насчет острова оправдались. И ты знаешь, даже сто тысяч долларов не обрадовали бы меня больше, чем подтверждение собственной проницательности. Но, Билл, как жаль бедного старого коммандера… Он меня, кажется, недолюбливал, судя по его учтивой старомодной холодности, однако я в нем души не чаяла. Ни у одного мужчины еще не видела таких синих-пресиних глаз. Передать не могу, как мне жаль… А этот второй, толстяк в очках? Как его звали — Рамсботтом? Что с ним сталось?
— Да, Рамсботтом, все правильно. Он сейчас живет в Саутпорте — да, ты же вряд ли знаешь, где Саутпорт. Я виделся с ним где-то полгода назад, он заезжал сюда ненадолго раз или два. Ну и в Англию он возвращался вместе с нами.
— С нами? Так ты все-таки женился, Билл? На этой милой англичанке? Я тоже вышла замуж, представь, в Голливуде, и как раз сейчас развожусь — на почве интеллектуальных издевательств, так там, кажется, сформулировано. Очень некрасивый развод, Билл, давай не будем о нем. Как ты живешь? Счастлив?
— Да, вроде бы, — пробормотал Уильям, едва слыша самого себя.
— Дети есть?
— Один, мальчик. И еще один на подходе.
— Как славно.
Они стояли у открытой дверцы автомобиля. Уильям основательно промок и продрог, но не замечал ни дождя, ни холода. Он чувствовал только душистый аромат, слабое дыхание весны. И видел только Терри.
— Значит, Билл, — она сделала едва уловимое движение, словно собиралась сесть в автомобиль, — ты меня еще помнишь?
— Помню, Терри, — ответил он без улыбки.
— Не знаю, радоваться или огорчаться. Я тоже все помню, видишь? Айви-Лодж, Бантингем, Суффолк — все в точности. Несказанно приятно было повидаться, Билл. Ты ничуть не изменился, по-прежнему молодой и красивый. Ну что же, мне пора.
— Нет, Терри, не уезжай, — взмолился Уильям. — Ты не можешь уехать.
— Я должна. У меня найдется сотня веских причин отправляться немедля, но достаточно и того, что завтра спозаранку необходимо явиться на съемки.
Она улыбнулась, положила руки ему на плечи и поцеловала. Затем, не дав опомниться и пошевелиться, скользнула в машину и захлопнула дверцу.
Уильям стоял у ворот, пока автомобиль не превратился в крохотную светящуюся точку вдали. В дом он брел словно во сне — сквозь сияющий туман, в котором глухо билось сердце. Кабинет показался душным и пыльным, а жена и Гринлоу смотрели какими-то бараньими глазами.
— Уильям, ты же весь промок! — укоризненно воскликнула Марджери. — Ты выходил?
Он кивнул. Говорить пока не хотелось.
— Кто звонил?
Уильям понял, что не сможет рассказать. Бесполезно. Это его дело, он не вынесет недоуменных взглядов и топтания в душе. Остается только врать. Гринлоу не в счет, его не касается, но вот Марджери… Соврать ей означает не просто произнести несколько фальшивых фраз. Он утаивает от нее Терри. Все эти мысли пронеслись в голове вихрем, пока Уильям отряхивал промокший плащ.
— Какие-то проезжие на машине. Спрашивали дорогу до Ипсвича, я долго объяснял.
— Как их вообще сюда занесло? — хмыкнул Гринлоу.
— И впрямь, — удивилась Марджери. — Вот, наверное, бестолковые. Зачем ты с ними только возился, Уильям? Да еще под дождем!
Он не ответил. Едва усевшись обратно в кресло, он почувствовал себя пленником. Жизнь течет где-то далеко, но не здесь. Она несется по Лондон-роуд с Терри. Именно там, вокруг ослепительной, лучезарной Терри творится чудо и сказка. Он готов был прокричать ее имя вслух, чтобы только вырваться из этой душной темницы. Уильям поднял голову. Перед глазами замелькали мачты шхун и силуэты пальм, похожих на темные звезды, все фотографии вдруг ожили разом, и его затопила волна тоски по Тихому океану и островам, по лазурному волшебству Южных морей. Жена и Гринлоу сидели по обе руки, словно раскормленные тюремщики. Он ненавидел их. Потом он посмотрел на них снова — на жену, которая ответила на его взгляд улыбкой (наверное, озадаченное выражение придавало ему глуповатый вид); на старого друга, который восседал в кресле, словно добродушный ученый морж, — и возненавидел себя.
— Твой ход, Уильям.
Он в смятении уставился на доску. Там, безусловно, разыгрывалась какая-то важная и логичная комбинация, однако в данный момент Уильям, ошарашенный, растерянный, разозлившийся на себя и на весь мир, не мог ее расшифровать.
Послесловие
Некоторые читатели уже высказали догадку, что в основу романа легло мое собственное путешествие по Южным морям. Такой колорит пропадает, мечта любого писателя, почему бы не воспользоваться? Однако на самом деле все наоборот. Замысел романа от начала до конца сложился еще до того, как я пересек Америку и отплыл на Таити, пустившись в долгое и утомительное путешествие лишь потому, что книга требовала некоторого личного опыта. Мне нужен был географический символ романтики и приключений, поэтому после незабываемого утра с большим атласом мой выбор пал на Южные моря. Туда я и отправился. К сожалению, временной промежуток между пароходами на Таити составил всего месяц, поэтому я не успел посетить мелкие архипелаги вроде Маркизов и, конечно, об острове Пасхи даже речь не шла, поскольку путешествие туда может занять не один месяц, причем большая часть времени уйдет не на плавание, а на ожидание попутной шхуны. Однако мне повезло встретить на Таити англичанина, который прожил на острове Пасхи двадцать пять лет, и еще одного соотечественника, одолжившего свои записки, сделанные во время нескольких долгих переходов на шхунах. Пользуясь случаем, выражаю искреннюю благодарность обоим джентльменам, не называя, впрочем, имен, поскольку вряд ли они захотят нести ответ за то, как я распорядился полученными сведениями. Учитывая, что я не забирался дальше Таити, ни разу не ночевал на шхуне, в глаза не видел большинство описанных мною островов и с самой первой страницы дал волю фантазии, назвать этот роман путевыми заметками и путеводителем, как не раз называли его критики, можно лишь с большой натяжкой.
Было бы ошибочно объяснять слабые места романа тем, что я, за неимением лучшего, якобы решил состряпать книгу из собственных впечатлений от путешествия через полмира. Как я уже говорил, задумка выстроилась целиком задолго до того, как я отчалил от английских берегов, первые три главы были закончены еще до отъезда. Я намеревался, положив в основу известный сюжет о поиске сокровищ, написать роман-аллегорию о романтизме и реализме. Романтическое начало в нем несет все странное, непривычное, нездешнее. Другие вопросы, несомненно, тоже затрагиваются, однако лейтмотив сюжета — противостояние романтики и реальности, и это противостояние проходит красной нитью с первой главы до последней. Мне казалось, оно выделяется не менее ярко и отчетливо, чем тема Зигфрида в последних двух операх «Кольца нибелунга». И тем не менее множество читателей, в числе которых попадались и профессиональные критики, так и не разгадали мой замысел, усмотрев в книге если не путевые заметки, то вялотекущий приключенческий роман, возможно, для рождественского детского чтения.