– Что с «железным» пропуском на выезд? – с ходу в лоб огорошил интенданта, показывая пачку марок. – Нужно, чтобы ни одна ваша немецкая собака нос не совала, не говорю уже о латышских.
– Это не так просто.
– Было бы просто, уже весь город вывез давно.
– Я приготовил специальное письмо, с ним надо пойти к сельскому бургомистру района. Он выпишет пропуск, а я его завизирую в комендатуре.
– Меня к нему пустят?
– Конечно. Покажете письмо, скажете, что от меня к господину Лиховею, он все сделает.
– К кому? – я аж оторопел.
– Возможно, я неправильно назвал фамилию, они у вас сложные, но, кажется, да – Лиховей.
Охренеть, не встать.
– Не помню такого.
– Он неделю как назначен. С нами он почти не пересекается по служебным делам, но вы, русские, должны от него разрешение иметь.
– А белорусы?
– Ну да, я и говорю.
Вот чухонец европеодообразный, ни знания местных реалий, ни юмора ни на грош.
– Хорошо, что есть ценного, за что стоило бы деньги платить?
Немец сунул мне приличный список. Так, полюбопытствуем. Это не то, это тоже, это совсем хрень какая-то…
– Ты чего мне пихаешь? Я тебе чего прошлый раз говорил? Медикаменты где?
– У меня их не бывает…
– А на кой черт мне эти лопаты, топоры, котлы и велосипеды? Где теплая одежда? Или скажешь, что это тоже не к тебе?
– Да, этим занимаюсь я, но у нас и так мало… Мы и на четверть не покрываем требования вермахта…
– Значит, не будешь покрывать на одну восьмую. Я ведь знаю, что полученную овчину вы перерабатываете тут же в городе и шьете одежду.
– Только начали…
– Вот поэтому мне нужно двести тулупов. Не понял? Двести меховых шинелей.
Интендант даже не побелел, а скорее, позеленел.
– Но… Вы… Там всего пошили чуть больше ста… Все уже учтено и подготовлено к отправке!
– Знаешь, насколько мне это по… ты не поймешь. Короче, с тебя сто тулупов.
– Вы не в своем уме!!! Я же объясняю – все учтено, упаковано, выписаны документы…
– Пожар устроишь, мне тебя учить, что ли? Кто у нас интендант?
На Мезьера было больно смотреть.
– Ладно, сколько сейчас сможешь?
– Двадцать… двадцать пять.
– Хорошо, остальное потом. Что еще есть, шапки, валенки, теплое белье, может, что-то вязаное?
– Шапок нет, есть валенки, но немного, белья тоже нет – все сразу на фронт идет, даже гарнизону ничего не дают.
– Что есть из калорийных продуктов, напитков – чай, кофе, шоколад? Только не эрзацы.
– Нет ничего. Ну, то есть совсем немного. Есть спирт, вот его много.
Самогон у нас у самих есть.
– Откуда много спирта?
– Так завод в, как его, вот, – немец ткнул в висевшую на стене карту. – В Запрудье.
Странно, вроде недалеко, правда, за речкой и железкой, что неудобно, но во вполне досягаемой зоне. Почему не знаю?
– Что, крупный завод?
– Нет. Всего двенадцать тонн спирта с него получили.
– Угу. Напишешь, что про него знаешь. Теперь давай конкретнее по списку – это все, что у тебя есть, или что-то припрятал?
– Все, зачем мне что-то прятать?
– Откуда я знаю зачем? И еще я не понимаю, зачем мне за это платить?
– Но вот же. Смотрите: сахар, соль, маргарин, мука, кроме того, есть еще пайки.
– Видел я эти пайки. Одно дерьмо там, кроме консервированного фарша, да и он дерьмо – там мяса и наполовину нет, одни эрзацы.
– В Рейхе тяжелое положение, немецкий народ и так отдает армии лучшее.
Лучше бы ваш немецкий народ сдох сразу за своей армией. Говорить этого не стал, но, похоже, немец и так догадывался о моих мыслях.
– Ладно, давай продукты и керосин, бензин тоже пойдет, только бочки должны быть из-под керосина.
– Переливать?
– Они, небось, только маркировкой и отличаются? Тогда просто перерисуй значки, но осторожно и аккуратно. К завтрашнему дню успеешь? Отлично, завтра и загрузимся.
– А что насчет денег?
– Скажешь сколько, только не наглей. Я тебе доверяю.
Ага, так доверяю, что словами не выразить. Он это тоже понимает и, надеюсь, сильно хаметь не будет.
Теперь куда – в госпиталь, на рынок или к нашему хитрому Лиховею, который то ли предатель, то ли подпольщик, то ли и то, и другое вместе взятое? Лучше, наверно, бургомистра навестить.
Доступ к телу нового сельского главы получил без проблем. Секретутка в очках, только увидев письмо от интенданта, сразу предложила пройти. Вот и он – больной зуб. Мужику на вид лет сорок пять, может, чуть больше. Редкая с большими залысинами шевелюра на крупной голове, и внимательный взгляд через пенсне.
– Здравствуйте, господин бургомистр. Мы тут для господина Мезьера древесину заготавливаем, пиломатериалы, значит, и прочее. Он мне тут документик выписал, но нужно и от вас автограф с печатью, ну и прочее прилагающееся.
– Откуда дровишки?
Хотел ответить, что из лесу, вестимо, но решил пока не нарываться.
– Из Залесья, пилорама у нас там.
– Лес-то, небось, сырой?
– Нет, нормальный лес. Сыроват, конечно, – его же либо сушить, либо в конце зимы валить, а сейчас вон, только начало. Но раз новая власть требует…
– А вы и рады стараться – вам все одно какая власть, лишь бы напакостить.
– Зря обижаете, господин хороший, та власть – советская, много чего плохого людям сделала, а от этой мы пока зла не видели.
– А тебя-то чем обидели? Ты, я гляжу, не крестьянин – городской, небось, еще и студент.
– А вот рожу мою желтую видите – бандиты, что партизанами себя кличут, все нутро мне отбили. А немцы меня в госпитале лечат, недорого.
– Хорошо, давай свои бумаги.
Читал он долго – понятно, что немецкий знает, но, видать, не очень хорошо.
– А почему написано, что разрешен вывоз из города грузов с армейской маркировкой?
– Так господин Мезьер с нами расплачивается вещами со складов, те, которые немцам самим не нужны или, там, испорченные какие.
– А почему не деньгами?
– Кому эти бумажки сейчас нужны. Пока, глядишь, ходят, а как Москву возьмут, другие деньги выпустят, а советские могут и отказаться менять. Придется, как керенками, печи топить да сортиры обклеивать. Оно нам надо?
– Хитрые вы жуки, а кто из вас хитрее – вы или Мезьер, еще поди разбери. Ладно, получите бумагу – завтра заходи, страдалец, все будет.
– Спасибо, господин бургомистр, за нами не заржавеет. Мы отношение понимаем – когда к нам хорошо, то и мы в ответ со всей любовью. Сальца завтра занесу. Времена сейчас небогатые, так что не обессудьте – немного.
– Неси, болезный, неси. Что в карман – то не из кармана.
Хитрый мужик, не очень он, похоже, в кривляния мои поверил. Да и намекнул довольно толсто, что лажу мы фрицам под видом пиломатериалов гоним. Интересно, какое продолжение завтра будет? А когда я про Залесье сказал, он напрягся, значит, Аня про Фефера ему уже сказала. Конечно, может, у него и еще что с Залесьем завязано, но шанс невелик. Теперь до базара стоит прошвырнуться.
Сегодня на рынке было пустовато, в связи с чем в роли смотрящего хватало одного Клеща. Купив кулек семечек, немного поболтался среди продавцов и редких покупателей, а затем, поймав взгляд уркагана, кивнул в сторону выхода. Уголовник догнал меня в переулке.
– Чего надо, «мусор»?
– Со старшим побазарить.
– На тему?
– Огнестрел.
– Какой, сколько?
– Это со старшим.
– Хорошо. Видишь третий дом справа? Постучишь, скажешь, ляльку повалять хочешь. Ляльку сам выберешь – там их несколько, только валять ее подожди. Где-нибудь через полчасика пахан подвалит, как с ним поговоришь, так и оторвешься, – Клещ хохотнул. – Если чего путного скажешь, то и платить не придется – будет тебе от нас подарок.
Дверь приоткрылась практически сразу после первого удара – баба, что выглянула в щель, вероятно, давно заметила мой интерес и приготовилась заранее.
– Я от Клеща.
– И че?
– Сказал, что девку можно получить.
– Заходи.
В плохо освещенной и грязноватой комнате на продавленном диване и скрипучих стульях сидели шесть представительниц древнейшей профессии. Н-да, зрелище не то чтобы отвратительное, две были явно ничего, а тусклый свет скрадывал непрезентабельность облика остальных, но неприглядное. Одеты данные дамы полусвета несмотря на свежесть, если не сказать холод, в помещении были весьма скудно, что, впрочем, особого шарма им не придавало.
– Ну, чего встал – глаза разбежались? – баба мерзко заржала, а пять жриц любви поддержали ее, подхихикивая. Только одна, девушка лет двадцати, не приняла участия в веселье, все так же продолжая отрешенно глядеть перед собой. Вначале я хотел вообще отказаться от выбора, но что-то меня будто подтолкнуло.
– Вон ту.
– Зря, – баба поморщилась. – Доска доской, активна, как старый матрас. Не угодит, а мне Клещ предъяву выставит. Если на молоденьких так тянет, вон Клавку возьми – она не сильно старше, зато фору любой даст. Две кровати уже поломала.
Девицы, кроме одной, уже ржали в голос, особенно старалась сватаемая мне Катька.
– Нет, ту хочу.
– И хрен с тобой – хозяин барин, только Клещу не жалуйся, что не предупредила. Жулька, забирай клиента.
Девушка встала и пошла в темный коридор, не обращая на меня внимания, даже не удостоверившись, иду ли я за ней. Хотя по скрипу плохо подогнанных досок пола понятно, что необходимость визуального контакта невысока. Лестница, что обнаружилась в конце коридора, оказалась еще более скрипучей. Наконец мы добрались до небольшой клетушки, метров пять квадратных, в основном занятой большой кроватью, застеленной несвежим, даже на вид, бельем.
– Как хотите – со светом или без?
Света, и правда, в комнатушке было чуть. Промолчал, проверил на крепость стоящий здесь же стул и сел.
– Раздеваться? – Девушка потянулась руками к шее, явно намереваясь снять скудную одежду, состоящую из какой-то невзрачно-серой тряпки без рукавов и мешковатой юбки чуть ниже колен.
– Сядь.