– Слова красивые говорил?
– Какие?
– Ну, типа: все как один, на борьбу с врагом, не пожалеем жизни и прочее.
– Не знаю, я не спрашивал.
Плохо, что не спрашивал, хотя что мне это дало бы – и подпольщик мог пытаться увлечь молодую девушку броскими лозунгами, все же народ тут мало циничный.
– Она дала согласие?
– Да.
Плохо.
– О медикаментах ему рассказала?
– Нет.
Это хорошо. Но почему?
– Она ему не доверяет?
– Доверяет, но сказала, что это не ее тайна, а значит, она не может самостоятельно ею распоряжаться.
Умница. Даже при плохом варианте, возможно, не все еще потеряно. То, что этот погранец родственник девушки, тоже хорошо, ведь какой надо быть сволочью, чтобы родную кровь под петлю подвести. Может, все еще устаканится. Да и сделать мы уже практически ничего не можем – вряд ли Аня согласится взять слово обратно, а значит, она по-любому под ударом. С ней вместе и Герка попадает, что плохо, но отсюда можно кое-что хорошее получить.
– Герман, тебе задание. С Аней прямо сейчас сможешь поговорить?
– Да.
– Отличненько. Поступаем следующим образом – она агитирует тебя вступить в подполье, и ты нехотя соглашаешься. Так она должна своему дядюшке рассказать. Доверять тебе можно, но ты не хочешь участвовать в активных действиях, потому как боишься. Не хмурься, так надо. Поговоришь с дядей, прощупаешь его. Я надеюсь, ты не поведешься на горячие речи? Нет, если они будут, то сделать вид надо, но вестись – ни в коем случае.
Эх, мало, мало цинизма в молодом поколении, выросшем при советской власти.
– Понял, что от тебя надо?
– Да, я должен проверить, не является ли это происками немцев, а если является – то с меня взятки гладки. Состоял, но не участвовал.
Молодец, сообразил.
– Не радуйся особо, захотят повесить – повесят. Хотя двум смертям не бывать, а одной не миновать. А теперь давай беги.
– А Аня согласится?
– А вот это уже твоя работа сделать так, чтобы согласилась. Скажи, что выполняешь задание командования, да и ее из отряда никто не отпускал, потому она тоже выполняет задание.
– А разве мы в отряде?
– Ну, ты спросил – если не спишь в лесу и с винтовкой не бегаешь, это не значит, что ты свободен, как голубь сизокрылый. Ее это тоже касается.
Ой, какой довольный, чуть рот в улыбке не порвал. Блин, детский сад – штаны на лямках. Как они могут вести себя, как дети, а умирать, как солдаты? Ведь эти пацаны и девчонки должны были строить коммунизм, создавать прекрасные семьи, растить счастливых детей… За одно только то, что их планы разрушены, а мечты отодвинуты на неопределенное будущее, стоит закопать весь рейх с его проклятыми жителями, а чем уплатить за отнятые жизни, даже представить себе не могу.
Говоров еще не вернулся, видно, разговор оказался не из простых. За него и мужиков я не опасался, таких на мякине не проведешь и так просто не возьмешь. Время коротал беседой с Федором, который постоянно пытался перевести разговор на немецких продажных девок. Когда мне это надоело, поинтересовался, не девственник ли он, после чего отдыхал в тишине. Борис только посмеивался, косясь на обиженного товарища.
А вот и наш переговорщик, по виду не скажешь, доволен или нет.
– Не замерз? – Говоров остался стоять, намекая, что и мне надо слезать.
Ну вот, опять греться. Сегодня уже столько раз изображал дефиле за ворота рынка, что на меня скоро коситься будут.
– Пошли попрыгаем.
– Поговорили, – Кузьма закурил, как только отошли подальше. – Как ты и предполагал, хотели наладить через себя торговлю продуктами, по их словам, многие с ними уже работают. На предложение немецкого дефицита отозвались положительно, но цены надо утрясать. Цены по продуктам… ну, скажем, приемлемые, повыше тех, что предлагают сейчас за скупку на месте. Но есть у них одно предложение, на которое я им ничего не ответил.
– Оружие?
– Как догадался?
– Перья они носят не из страха, что заметут, думаю, эти мало чего боятся, а с того, что серьезнее ничего нет.
– Говорят, есть, но мало.
– Чего хотят?
– Пистолеты. На предложение обрезов, а их я все же предложил, поморщились. И автоматы.
– Губа не дура, автоматов я и сам прикупил бы, да вот только беда – где такого продавца найти.
– Вот они и ищут. Деньги обещают хорошие. Рыжьем.
– А это мысль. Может, им немцы и продадут?
– Не поверят.
– Неужто нет на свете немца, который за хороший кусман золота автомат не продаст?
– Как-то это все… стремно.
– Вот что значит с урками побазарил: рыжье, стремно… Все одно закинь удочку, что за хорошую цену немчура может и стволы организовать, но цена должна быть очень хорошей. То есть вообще запредельной! Вот тогда поверят и будут торговаться, а дальше посмотрим.
– А с пистолетами? Говорят, раз у нас так много, то, может, поделимся?
– Нет, у нас мало.
– Я то же самое сказал.
– За оружие они нам хорошей цены не дадут, а немцам дадут, никуда не денутся.
– Могут у других купить.
– Чего же не купили? На дворе война, оружия кругом полно, но им нужно специфическое, которое спрятать удобно, и самозарядное, а лучше автоматическое. А где его взять? Пистолеты и револьверы в Красной армии только у комсостава, автоматов мало, зато много автоматических и самозарядных винтовок, но бандитам они, по понятным причинам, не подходят. Из них даже обреза толкового не сделаешь из-за специфического способа работы автоматики – там не пистолетный патрон, со свободного затвора не постреляешь. Так что, считай, все, что найдут, им не годится. Думаю, дегтяревские пулеметы и «максимы» им тоже не в жилу. С немецким оружием и проще, и сложнее – пистолетов у них больше, а про автоматы вообще не говорю, но на поле боя их не подберешь, враг свое оружие не разбрасывает, его только с боем брать. Что-то у урок, конечно, есть, но, видно, не так много, как хотелось бы, а все другие варианты, или большинство из них, уже опробованы.
– Да, возможно, ты и прав.
– Чего думаешь с продуктами и дровами делать?
– Фунту отдавать смысла нет. Своей хочешь подогнать?
– Была такая мысль, терраса у нее не закрывается, думаю, не утащат.
– И мне есть куда скинуть.
– Фефер будет какое-то время занят. Пока развезем, он и освободится.
Глава 10
Доставка гостинцев заняла чуть больше часа, и то, потому что от дома Ольги до улицы Труда, где проживала зазноба Кузьмы, пилить было прилично. Дама сердца Говорова оказалась приятной на внешность брюнеткой лет тридцати пяти, ухоженная и хорошо одетая. Звала попить чаю, но время было уже за полдень, поэтому мы ограничились сухим пайком, состоящим из горячих еще и обалденно вкусных пирожков с капустой и яйцом.
Герман, когда вернулись, уже был на месте. Ничего говорить не стал, только утвердительно кивнул в ответ на немой вопрос. Ну вот вроде и здесь все идет неплохо. Залесьенские свое добро перекупщикам сдавать не стали, а под их злыми взглядами устроили тотальную распродажу. Кстати, интересное выражение – надо запомнить. Теперь все вместе двинули к комендатуре – вооружаться, где получили по винтовке и три десятка патронов. Попробовали покачать права с целью увеличения боекомплекта, но были посланы. Пришлось идти, в смысле ехать, иначе до ночи рисковали до дома не добраться.
Проверки на выезде не было, что крайне порадовало. Лошадки за ночь отдохнули, да и за день застоялись, потому шли резво. У города дорога была накатана, так что первый пяток километров сделали чуть больше чем за полчаса. Чем дальше, тем дорога становилась хуже, так что темп упал. Танки и бронеавтомобили, что ездили тут последнее время, набили себе колею, но для саней она была неподходящая и скорее мешала, чем помогала, тем более что опять пошел снег. Уже почти подъезжали к памятному мосту под Захарничами, тому, с уничтожения которого и началась, по сути, история отряда, когда заметили странность. Впереди дорогу перекрывало что-то большое и черное, да и сама дорога потеряла свою белизну.
Лошадь заволновалась, и тут же пахнуло в лицо запахом горелого железа, бензина и еще чего-то крайне неприятного. Пришлось Кузьме хорошенько хлестнуть кобылу, чтобы та пошла дальше, остальные сани, что следовали за нами, тоже сбились с ритма. Послышалось хрипение лошадей и мат возниц. Проехав еще немного, понял, что это: наполовину перекрыв дорогу, полуразвернувшись, путь нам запирала обгоревшая туша танка. Сама машина была небольшой, но стоя в середине огромной черной проплешины и смердя смертью и гарью, она могла и напугать неискушенного путника. По виду это была, скорее всего, немецкая «двойка», но отсутствующий в башне пушечный ствол и общая обгорелость не давали возможности заявить это со стопроцентной уверенностью. Сильный запах, а также то, что редкий снег, ложась на броню и черную проплешину обгорелой земли вокруг, тут же таял, говорили о том, что огонь затих совсем недавно. К тому же вокруг танка и на его броне лежали кучи сажи и почти полностью прогоревшие остатки древесных углей – видно, прежде чем поджечь, машину обильно забросали дровами. Скорее крупными ветками, чем бревнами, иначе те еще бы тлели, а снег вокруг не таял бы. Блин, какая ерунда в голову лезет.
Объехать эту баррикаду было несложно, хотя пришлось выпрыгивать из саней и помогать лошадке тянуть транспортное средство по раскисшей земле. Как только обогнули препятствие, заметили в канаве три трупа, уже изрядно припорошенных снегом – судя по всему, экипаж танка. Метрах в семидесяти далее обнаружился еще один обгорелый остов. Бронеавтомобиль не мешал проезду, потому как наполовину съехал в канаву. Судя по горбатому профилю, это была двести двадцать первая модель. Рядом валялись еще два трупа. Вооружение, что естественно, тоже отсутствовало. С броником понятно, но как мои архаровцы, а сомнения, что это их работа, не было, умудрились с танка пушку снять? Народ оживился – они еще горелую немецкую бронетехнику не видели. Я, правда, тоже только второй раз. Так в приподнятом настроении, быстро перебросав коробки с медикаментами, расстались с Говоровым и его людьми и двинули в Залесье. Только-только успевали к закату.