– Вы имеете в виду машину времени?
– Точно.
– Не думаю, что дела обстоят так просто, как предполагаете вы.
– Но, может быть, пришло время нам самим проявить хоть какую-то инициативу, а не позволять им тащить нас сквозь время черт-те куда, будто мы охапка листьев, несомая ветром. Послушайте, у меня есть инструменты, с помощью которых можно попытаться вскрыть алтарь.
– Но вы этого не сделаете.
– А кто меня остановит?
– Послушайте. Я сидел в амфитеатре, глядя на этот каменный монолит, 23 июня 1999 года. В нем было шесть похожих на чаши углублений и прорезь посередине.
– Не понимаю.
– Объясняю. В 1999 году камень не имел на себе следов повреждений. Стало быть, он не был разрушен раньше. Значит, вы не смогли разрушить его шестьдесят лет назад.
– Следовательно, вы хотите сказать, что физически невозможно сделать что-то, что изменило бы историю?
– Да.
– Поэтому мы не можем украсть на базе ВВС, что находится рядом с нами, самолет, полететь на нем в Германию, убить Гитлера и закончить войну в 1943 году или какой он у нас сегодня?
– Именно это я имею в виду, Карсвелл.
– Интересно.
– Интересно?
– Очень интересно. – Карсвелл сделал глоток шампанского. – В конце концов, человек, контролирующий время, контролирует и весь мир. Вообразите, что вы можете путешествовать в прошлое и убивать ваших врагов еще в детском возрасте. Или убивать их родителей до того, как ваши враги появились на свет.
– Или что вы отправились в прошлое и убили вашего собственного отца до того, как он зачал вас? И что же? Вы исчезнете или растворитесь в воздухе, как только спустите курок? Нет, не думаю, что такое возможно.
Карсвеллу, видимо, очень хотелось продолжить этот разговор. Сэм же чувствовал себя так, будто его воля, его дух сломлены и раздавлены. После того как Карсвелл предложил разбить молотками каменный алтарь, чтобы доказать, что путешествие во времени возможно и что вполне возможно разрушить объект, который все видели нетронутым в 1999 году, Сэм уже готовился покинуть яхту и поискать себе уютное местечко, где можно было бы посидеть, отдохнуть и перезарядить свои ментальные и эмоциональные батареи. Он поблагодарил Карсвелла за воду и направился было к трапу, когда Карсвелл окликнул его:
– Погодите, начинается передача новостей.
Сэму вовсе не улыбалось оставаться и слушать, но, когда смолкли последние удары Биг-Бена, он остановился и стал ждать, надеясь ограничиться перечислением важнейших новостей.
– Би-би-си вещает из Лондона на весь мир. Мое имя Генри Сквирс. Передаем новости на 9 часов вечера воскресенья 28 мая 1944 года. – Типичное для Би-би-си начало, архетипичный для центральных графств говор, лишенный всяких признаков региональных говоров. Прямо воняет смокингами и прославленными лондонскими клубами. Тем не менее Сэм прислушался. Он даже не сразу сообразил, что привлекло его внимание. Что-то важное... что-то очень важное. Его двухсуставные указательные пальцы, служившие ему в качестве больших, почему-то стали чесаться. Но почему? Чем важна эта дата? Голос был отчетливый, громкий. «Польские войска захватили укрепления Монте-Кассино. Немецкая линия Густава в Италии прорвана. Командующие союзными войсками ожидают быстрого вторжения на вражескую территорию...»
Зуд возрастал крещендо, пока шрамы на месте оперированных пальцев не стали ощущаться как места, в которые вгоняют десятки иголок.
Воскресенье 28 мая 1944 года.
Внезапно до него дошло значение этой даты. Дух захватило, кулаки сами собой сжались с такой силой, что содрогнулось все тело.
– Что-нибудь случилось, Сэм?
Сэм поглядел на Карсвелла.
– Дата... Они назвали 28 мая.
– Да, май 1944 года. Итак, мы теперь знаем точную дату. В ней есть что-то важное?
– Перед последним прыжком во времени меня должны были арестовать за убийство.
– Да, это было в 1946 году. А это 1944-й. Так что вас это не касается, верно?
– Нет, – быстро ответил Сэм. – Неужели вы не понимаете? Тот парень сунул мне под нос газету. В ней говорилось, что убийство произошло в ночь на воскресенье 28 мая 1944 года.
– Ага, значит, сегодня. – Карсвелл безмятежно потягивал шампанское. – Неужели вы серьезно собираетесь что-то предпринять в этом отношении?
– Была вырезана целая семья. По какой-то причине полиция повесила это дело на меня. Я видел в газете свою фотографию.
– Ну и ладно. Вы можете даже запереться в каюте под палубой и оставаться там, пока все не кончится. И тогда на вас не упадет и тени подозрения.
– Слушайте, Карсвелл. – Сэм говорил так, будто объяснял идиоту, что дважды два это четыре. – Сейчас в Кастертоне есть одна семья. Они пока живы. Но через несколько часов кто-то убьет их. Значит...
– Ай-ай, Сэм! – Карсвелл погрозил ему пальцем. – Несмотря на то что вы мне только что доказали невозможность изменения фактов прошлого, вы теперь говорите, что собираетесь помчаться туда и героически спасти семью, о которой не имеете ни малейшего представления. Следовательно, вы желаете сделать вот что: изменить историю.
Сэм переставил свои часы в соответствии с указаниями радио и теперь взглянул на них.
– Не могу сидеть вот так, сложив руки и ожидая, что произойдет. Просто сделаю, что смогу. Если я поступлю так, то буду чувствовать, что это я лично перерезал им глотки.
И помчался по трапу.
– Подождите, Сэм Бейкер. – Карсвелл встал и бросил на Сэма грозный взгляд. – А вы уверены, что не собираетесь зарезать это семейство?
– Разве я похож на убийцу?
Карсвелл только плечами пожал.
– А разве убийца должен шататься по округе в тенниске, на которой написано «Я – УБИЙЦА»?
Сэм задерживаться для ответа не стал.
Он сбежал с яхты и взлетел по склону к амфитеатру.
А позади Карсвелл орал:
– Подумайте об этом, Сэм Бейкер! Полиция подозревает вас в убийстве. Надо полагать, у них для этого есть внушительные причины. Так не стоит ли подумать об этом?
4
Даже план, придуманный головой с заячьими мозгами, лучше, чем никакой. Так думал Сэм Бейкер, подбегая к амфитеатру. И поскольку он пока еще не знал, что собирается делать, то решил для начала отправиться на машине в Кастертон 1944 года.
Когда он подошел к каменному алтарю в центре арены, он замедлил шаги. Сумерки быстро переходили в темную ночь.
Подумай об этом,повторил он про себя. Сначала прыжки во времени казались совершенно случайными. Но в 1946 году он был арестован за убийство, совершенное в 1944 году. И вот он снова оказывается здесь всего за несколько часов до того, как это преступление должно совершиться. Вряд ли это можно считать случайным совпадением.
Кто-то, или, лучше сказать, чей-то разум поместил его сюда, чтобы дать ему возможность действовать.
Однако сделано ли это ради того, чтобы спасти то семейство? Или, как предположил Карсвелл, для того, чтобы это семейство уничтожить?
Нет, он так не считает. Но ведь кто-то убилэту семью?
"Есть ли хоть один шанс, что я их спасу? – спросил он себя, глядя на каменный монолит. – И не был ли я нарочно запущен сюда, в 28 мая 1944 года, чтобы выполнить это?
И кем?
Теми, кто контролирует машину времени, конечно".
На мгновение мысленное изображение ученого из далекого будущего всплыло перед его глазами необычайно отчетливо, подобно тому, как видишь ясный солнечный день. Человекообразное существо с огромным мозгом, но с почти атрофированным телом. Он рисовался в мозгу чем-то вроде зародыша, только очень крупного. Двумя крошечными глазками, спрятанными под массивным нависающим лбом, он всматривался в экран ТВ, на котором мелькали картинки того, что происходило сейчас с ним – с Сэмом Бейкером. А делал он вот что: стоял в своих брюках военного покроя, в лимонной рубашке и кедах и поглаживал рукой край каменного алтаря.
А затем этот ученый из далекого будущего протянул свою тоненькую ручку, на которой вместо пальцев росли маленькие розовые бутончики, и дотронулся до клавиатуры машины времени, чтобы рассчитать на ней следующий год и день бытия Сэма.
А потом... зззип! Не успеешь ты даже выговорить «Джек Робинсон», как этот отряд путешественников будет снова катапультирован сквозь время. Куда? В 1923-й или в 1903-й? Для того чтобы он смог прочесть в газете, что братья Райт совершили свой полет на «Китти Хок»? А почему бы и не во времена Гражданской войны в Англии, чтобы там их уничтожили Круглоголовые Кромвеля или Кавалеры короля? Или еще дальше – в глубины Ледникового периода, когда ледники смалывали горные гряды в песок, и чтобы маленькая группа беженцев из 1999 года замерзла бы до смерти во время снежной пурги?
Сэм издал звук, напоминавший кашель, но то был не кашель, а скорее смешок, почти безумный смешок человека, которого кто-то толкает к опасному краю пропасти.
Он с бешеной злобой посмотрел на монолит.
Вполне возможно, что те похожие на зародышей существа, созданные его воображением, и в самом деле из далекого будущего руководят проведением эксперимента. А они – Сэм Бейкер и его товарищи по путешествию во времени – всего лишь лабораторные крысы, которые ищут выход из некоего временного лабиринта?
И снова он подумал, как изучают их эти холодные как лед глаза, маленькие, точно точки в газетном шрифте. И все их страдания, все их реакции на смерть, на арест, на прыжки сквозь время – все это является лишь следствием действий далекого Разума.
Эй, Сэм, а вот что было бы действительно дьявольски забавно, это если бы мы все оказались участниками какой-то будущей развлекательной программы, в которой игроки ставили бы свои фигурки-фишки в самые немыслимые ситуации в пугающем прошлом. Они пытались бы прогнозировать наши поступки, заключали бы между собой пари. Ого-го, каким бы высоким рейтингом могла пользоваться такая вот игра!
Сволочи!Сэм с силой лягнул каменный алтарь. Удар прозвучал как выстрел из винтовки.
От удара такой силы боль в пальцах ноги должна была быть непереносимой, но он ничего не ощутил. Ничего.