И действительно, пейзаж перед мои глазами был намного веселее – прекрасные викторианские здания, освещенные утренним солнцем, широкая река Ли, не чета дублинской Лиффи, и какой-то живительный морской воздух, без тени смога, который, пусть не так, как в Лондоне, но все же присутствовал и в Дублине, и в Белфасте. Хотя, конечно, углем немного пахло и здесь. Но все равно контраст был налицо, о чем я и сказал вслух.
– Заводы, мистер Твен, в восточной части города, а также далее по течению Ли, оттуда ветер редко дует, – охотно откликнулся извозчик.
– А откуда вы меня знаете? – удивился я.
– Книгу вашу читал, а там портрет ваш вклеен – я вас сразу узнал!
Все-таки это не Англия, удовлетворенно подумал я. Надеюсь, что меня не будут донимать так, как в Константинополе – мой друг Александр Тамбовцев смог бы меня понять, если бы я не сдержался и убил какого-нибудь очередного поклонника. Но в Ирландии это, увы, маловероятно.
Гостиница оказалась мрачноватой, под стать моей лондонской – но вот топили здесь на совесть, и ванну мне соорудили без всякой доплаты. Пока я ждал, когда нагреется вода, улыбчивый портье принес мне расписание праздничных мероприятий и меню на сочельник и на Рождество, добавив:
– Мистер Клеменс, вы же вроде не католик? Тогда рекомендую рождественскую службу в англиканском соборе Святого Финна Барре. А если хотите на католическую, тогда вам в собор Святых Петра и Павла. Они все здесь недалеко.
– А где красивее? – поинтересовался я.
– Ну, это уж что вам больше нравится, – сказал портье. – Святого Финна вот только семь лет назад построили, но уж очень он красивый. А Святые Петр и Павел постарше будут.
– Ну что ж, спасибо, – ответил я, – я еще подумаю.
Я, конечно, не католик, и не англиканин. В детстве я был пресвитерианцем – то есть из церкви потомков пуритан. Сейчас? Не знаю. Мы с Оливией иногда ходим то в одну, то в другую церковь. Но именно, что иногда. Впрочем, на Рождество – всегда, Оливия это очень любила. И на католической мессе я не был ни разу, может, сходить, посмотреть?
Я попросил портье передать рекомендательное письмо друзьям Джонаса по адресу на конверте, приписав пару слов, что хотел бы зайти к ним, когда им будет удобно. Интересно, что родителям Джонас решил не писатъ, сказав, что пусть уж сначала его жизнь устроится – и тогда он сам приедет к ним на белом коне.
А пока я, помня свою ошибку в Лондоне, нанял через портье гида и пошел гулять, любуясь красотами Корка. Город оказался весьма приятным, и все сразу было трудно увидеть. Но когда я спросил гида про завтрашний день, он ответил мне:
– Мистер, видите ли, в сочельник и на Рождество вы гида не найдете – все будут отмечать дома праздник с семьей. Погуляйте завтра по городу, с утра магазины будут еще открыты. Ведь потом все они закроются, и откроются только двадцать седьмого. Если хотите, могу вас после свозить на побережье, например в Кинсейл. Но это будет не ранее двадцать шестого числа. Только стоить все это будет в полтора раза дороже, все-таки второй день Рождества! А двадцать седьмого можете, к примеру, съездить в Килларни – но туда уже нужно отправляться на поезде, и ехать туда придется часа два, не меньше.
Да, подумал я, здесь все намного беднее, чем у нас, в Коннектикуте, и тем более в Нью-Йорке. Но люди не готовы превратить Рождество в вакханалию шоппинга, и семья для них важнее, чем деньги.
Мне здесь определенно нравилось. Когда я вернулся в гостиницу, мне передали ответ от сэра Огастаса Лаури. Он писал, что будет очень рад меня видеть в день Рождества на праздничном обеде у себя дома.
Потом я плотно пообедал, выпил пару кружек «Мёрфи», оказавшегося и правда лучше «Гиннесса», и лег пораньше спать, подумав засыпая – как же здесь хорошо и спокойно…
Ведь через пару недель я увижу свою любимую Оливию, и жизнь опять станет яркой и прекрасной. Но покой мне будет, увы, в лучшем случае только сниться.
24 (12) декабря 1877 года. Ирландия. Корк
Лиам Мак-Сорли, плотник
– Спасибо, Лиам! Замечательная работа! Как ты и обещал, к Рождеству! – и миссис Шихан, супруга лорда-мэра Корка, протянула Лиаму Мак-Сорли приятно позвякивающий мешочек с деньгами. – А теперь наш подарок на Рождество! Как там твою невесту зовут, Ребекка?
– Да, миссис Шихан, – ответил Лиам, – Ребекка О’Малли.
– Надеюсь, она любит сладкое вино, как многие молодые дамы? – спросила миссис Шихан. – Вот здесь – настоящий немецкий хок[2]. Как раз на сегодняшнее торжество.
– Спасибо, миссис Шихан! – поклонился Лиам. – Сердечно вас благодарю.
– До свидания, Лиам, – кивнула супруга лорда-мэра. – Приходи двадцать седьмого, сразу после Рождества – у меня новый проект. Нужно будет сделать мебель для столовой. Я уже говорила с твоим хозяином.
– До свидания, миссис Шихан! – еще раз поклонился Лиам. – Буду ровно в восемь часов, как обычно!
– Ладно уж, приходи в десять, – отмахнулась миссис Шихан. – Хоть выспишься.
– Хорошо, миссис Шихан, буду в десять! – сказал Лиам Мак-Сорли и, повернувшись, вышел из ворот дома лорда-мэра.
«Да, – подумал он, – тридцать два года назад, после неурожая картофеля, моих деда с бабкой согнали с земли, где семья Мак-Сорли жила с незапамятных времен. Пришли люди помещика, предку которого отдали земли в семнадцатом веке, и вышвырнули семью из дома, несмотря на то что у них десять детей. Не заплатили оброк – и все, выметайтесь, паписты проклятые».
Дед умер почти сразу, бабка вон до сих пор жива, и живет как раз с ним, Лиамом. Братья и сестры отца, кто тогда не умер, теперь живут не только по всей Ирландии – в Дублине, Белфасте и Голуэе, а трое из них даже эмигрировали в Америку и Канаду. Выжили ли они, не знает никто – не все корабли тогда доходили до американского континента. Но бабка каждый день молится за их здравие и спасение.
А отец Лиама, Шеймус, поселился в Корке, где двадцать четыре года назад женился. Лиам был старшим, и теперь, когда отец умер, ему приходилось содержать и бабушку, и маму, и троих младшеньких. Вот только ему повезло, что десять лет назад его взял к себе подмастерьем Шон О’Малли – лучший мебельщик не только Корка, но и всего юго-запада Ирландии. И обучил он Лиама на славу. Более того, Шон О’Малли уже сказал ему, что после его свадьбы с Ребеккой сделает его компаньоном.
Впрочем, уже полгода назад Шон поручил Лиаму самостоятельную работу у лорда-мэра, поскольку сам он был занят у самого Ричарда Бойла, графа Коркского. И мебель, сделанная Лиамом для гостиной лорда-мэра, оказалась столь удачной, что миссис Шихан попросила Лиама сделать еще и мебель для спален, а теперь и для столовой. И заработал он на этом очень неплохо.
Мастер Шон брал только треть заработанного Лиамом, тогда как обычно другие мастера брали не менее половины, а то и две трети.
Сегодня он впервые отпразднует сочельник с Ребеккой. Бабушка и мама с тремя младшенькими отправились к маминой родне, и теперь сочельник Лиам и Ребекка проведут вдвоем. У Лиама даже шелохнулась надежда, что они с Ребеккой сегодня впервые сделают то, что обычно случается только в первую брачную ночь, но он гнал от себя эту мысль – вдруг Шон узнает… Лучше уж он отведет девушку обратно к будущему тестю – свадьба ведь и так не за горами.
И вдруг Лиам очнулся от грез. С севера по улице Казарменной, на которой он и жил, двигались многочисленные солдаты в красных мундирах. Солдат в Корке было всегда много – все-таки в городе располагались огромные Елизаветинские казармы. Местные солдат не любили, и нередко случались драки. Но Лиам давно понял – чтобы продвинуться в этом мире, лучше попробовать стать настоящим англичанином. Родители с ним пытались в детстве говорить по-гэльски, но он скоро начал отвечать только на английском, мотивируя это тем, что гэльский – пережиток прошлого. Он долго работал над своим акцентом, который стал похож на английский коркских протестантов – таких, как миссис Шихан, и только когда он волновался, в его речи прорезались ирландские интонации.
Он поравнялся с людьми в красных мундирах.
– Добрый день, сэр, и с наступающим Рождеством! – сказал он офицеру.
– А ты кто такой? – неожиданно ответил тот на приветствие.
– Лиам Мак-Сорли, сэр, – сказал Лиам, – плотник.
– Плотник, говоришь? – раздраженно переспросил офицер. – А что у тебя в мешке?
– Мои инструменты, – сказал Лиам, – и подарок от лорда-мэра, сэр!
– Ты, и ты, – приказал офицер своим солдатам, – посмотрите, что у него там за инструменты!
Два солдата выхватили у Лиама мешок, а двое других выкрутили ему руки. И когда Лиам попытался что-то сказать, один из солдат наотмашь ударил его по лицу, потом залез к нему в карман и достал мешочек с деньгами, передав его офицеру. Тот развязал его и высыпал деньги себе на руку.
– Интересно, – сказал тот. – Три гинеи и еще десять шиллингов. Откуда у тебя столько, пэдди?[3]
– Получил за работу у лорда-мэра! – ответил Лиам.
– Врешь! – сказал офицер и ударил Лиама под дых.
Лиам, немного отдышавшись, прохрипел:
– Сэр, спросите у миссис Шихан.
– Делать мне нечего, спрашивать у супруги лорда-мэра про твои враки, пэдди. А что у него в мешке?
– Топор, ваша светлость, несколько ножей, пилы и другие инструменты. И еще бутылка чего-то там.
– Значит, холодное оружие, – сказал офицер. – Заберите его. Не иначе как один из этих мятежников. Пусть Клич его допросит. А бутылку… – он посмотрел оценивающим взором, – отдадите потом мне.
На Лиама надели наручники и потащили его к казармам. Когда он пытался что-нибудь сказать, его били – то под дых, то по почкам, то по лицу. Вскоре он прекратил всякие попытки оправдаться, и просто покорно поплелся туда, куда его вели конвоиры.
И вот они вошли в ворота казармы. Его отвели в небольшое помещение, где сидел огромный человек с тремя сержантскими полосками на рукаве.