уфману установить дружественные отношения с Российской империей. При этом не исключалась возможность заключения договора об оказании военной помощи. Правда, тогдашний глава российской дипломатии канцлер князь Горчаков был категорически против каких-либо дружеских союзов с эмиром Афганистана.
– Но теперь князь Горчаков ушел в отставку, – сказал Александр Васильевич, – и у руля российской дипломатии стоит граф Николай Павлович Игнатьев. И его мнение по этому поводу совершенно другое. Он помнит о вашей дипломатической миссии в Кабул десятилетней давности. И потому он желает снова направить вас туда.
Канцлер Тамбовцев как в воду смотрел. На другой день мне передали телеграмму, подписанную государем, в которой мне предписывалось со всем поспешанием выехать в Туркестан, где в Ташкенте меня будут ждать более подробные инструкции.
И вот я снова в тех местах, откуда я отправился на войну. Милейший Константин Петрович встретил меня как родного. Он был несказанно рад, что я вернулся в Ташкент целым и невредимым.
После неизбежных в таких случаях расспросов и поминания наших общих знакомых, некоторые из которых, увы, уже покинули наш мир, мой гостеприимный хозяин неожиданно стал серьезным и перешел к тому, из-за чего меня направили из Болгарии в Туркестан.
– Николай Григорьевич, – начал он, – в Ташкент тайно прибыло посольство от афганского эмира Шер-Али. Они готовы вести предварительные переговоры о военном союзе между Российской империей и Афганистаном. Если начало переговоров будет успешным, то вам предписывается отправиться с посольством в Кабул, где, при достижении полного согласия с эмиром Шер-Али, подписать союзный договор. Пакет с инструкциями по ведению переговоров и все необходимые для этого документы привез несколько дней назад фельдъегерь из Петербурга.
Я попросил генерала фон Кауфмана дать мне два дня для ознакомления с полученными документами, после чего договориться о моей встрече с Мухаммет-Джан-ханом, одним из военачальников эмира Шер-Али, возглавившим тайное посольство.
Константин Петрович согласился и предоставил мне комнату в своей резиденции, где я без помех мог бы внимательнейшим образом перечитать документы, которые мне прислали из Петербурга.
Скажу честно, они меня весьма удивили. Я не знаю, кто их автор. Могу только отметить, что писал их человек, досконально знавший все закоулки афганской политики, о планах британцев по захвату Афганистана и превращению его в форпост против России. Похоже, что у автора всех этих документов были свои глаза и уши не только во дворце эмира Шер-Али, но и во дворце королевы Виктории.
В документах обращалось особое внимание на ненадежность наследника афганского престола Якуб-хана и предлагалось поближе познакомиться с племянником эмира Абдуррахман-ханом. В свое время он вместе со своим отцом Афзул-ханом поднял мятеж против Шер-Али. Ему даже удалось завоевать Кабул, но после смерти его отца Шер-Али выгнал его из столицы, и Абдуррахман-хан вынужден был бежать из Афганистана. В 1870 году он прибыл в Самарканд и попросил убежища у генерала Александра Константиновича Абрамова, где и проживает по сей день. Он очень доволен русским гостеприимством и клянется, что никогда этого не забудет. При этом неизвестный мне автор документа советовал сделать все, чтобы помирить Шер-Али с племянником.
«Гм, – подумал я, – а этот всезнающий человек прав. Шер-Али стар, часто болеет. Якуб-хан действительно трус и может при сильном нажиме британцев пойти на соглашение с ними. Тогда понадобится человек, который возглавит афганцев и поведет их в бой против англичан. И было бы неплохо, чтобы будущий эмир Афганистана был человеком, который будет благосклонно относиться к России и помнить об оказанной ему помощи».
Мухаммед-Джан-хан, с которым я должен буду завтра встретиться, в полученных мною документах характеризовался как храбрый воин, пользующийся поддержкой вождей многих пуштунских племен.
Кроме всего прочего, в письме, подписанном графом Игнатьевым, мне предлагалось, в случае успеха переговоров в Кабуле, заключить с эмиром Шер-Али тайное соглашение о том, что в случае начала войны с англичанами Афганистану будет оказана помощь деньгами, оружием и военными советниками. Причем, как писал граф, советники будут из числа тех, кто разгромил Османскую империю и заставляет ныне трепетать Британию.
«Да, – подумал я, – как я вижу, Петербург начал с англичанами большую и рискованную игру. Но козырей у нас на руках много, и похоже, что джентльменов ждет еще один оглушительный проигрыш…»
Часть 4. Путешествие Марка Твена в Гавану
15 (3) января 1878 года. САСШ. Хартфорд
Сэмюэл Лангхорн Клеменс, журналист и писатель
«Ну, вот и все, решение переехать в Югороссию принято, и жизнь моя снова круто изменилась», – думал я, размышляя о том, что взять с собой в дальнюю дорогу, а что оставить здесь, возможно, навсегда.
А дело было так…
Когда я прибыл в Нью-Йорк, то прямо за таможней меня уже поджидал Джим Гордон, один из секретарей Уайтлоу Рида.
– Мистер Клеменс! – воскликнул он, взмахнув руками, словно экспрессивная дама. – Очень рад вас видеть! Некто Огастас Лаури прислал нам телеграмму о том, что вы прибудете на борту «Ошеаника». Как ваша поездка? Как прошло ваше Рождество в Ирландии?
– О Рождестве в Ирландии, – ответил я ему, доставая из саквояжа бумаги, – как раз моя последняя статья, которую я написал уже на борту корабля.
Джим кивнул, забирая у меня чистовой экземпляр статьи.
– Все остальные ваши статьи я прочитал по долгу службы, как только их принесли с телеграфа, – сказал он, – но должен вам сказать, что, несмотря на то что наши телеграфисты исковеркали каждую из них, как могли, все они мне очень понравились. А мистер Рид попросил вас навестить его прямо сейчас. Он хотел бы сводить вас в «Делмонико’с» и отпраздновать ваше возвращение. Но сначала давайте поедем к нему.
– Джим, – поинтересовался я, – а когда можно будет попасть в Хартфорд?
– Вы знаете, мистер Клеменс, – ответил он, – в семь часов утра уходит утренний поезд на Нью-Хейвен и Хартфорд, причем спальный вагон первого класса пойдет прямо до Хартфорда. С вашего позволения, я уже купил вам билет. О багаже не беспокойтесь – мы его доставим прямо в вагон!
– Спасибо, Джим, – я поблагодарил его. – А нельзя ли послать Оливии телеграмму, что я уже нахожусь в Нью-Йорке?
– Мистер Клеменс, – ответил Джим, – мы это сделали в тот момент, когда «Ошеаник» показался на горизонте.
– Спасибо, Джим, – кивнул я. – Сейчас я попрощаюсь со спутниками по путешествию, и мы поедем.
Пока носильщики загружали мой багаж в один из экипажей, я возвратился к таможне. У дверей стояли Джим Стюарт и Катриона, и я услышал конец их разговора.
– Катриона, если я вернусь… – сказал Джим.
– Когда ты вернешься, милый, – нежно произнесла Катриона.
– Когда я вернусь, – повторил за Катрионой Джим, – то попрошу тебя стать моей женой! Золотых гор я тебе не обещаю, но я неплохой инженер, и без куска хлеба мы не останемся.
– Глупенький, – ответила Катриона, – у меня умерла недавно тетя Агнес и оставила мне столько денег, что жить мы будем вполне безбедно. Конечно, я согласна.
Тут из здания послышался голос миссис Кэмпбелл.
– Катриона! – скрипучим дискантом кричала старая карга. – Катриона! Где ты?!
– Здесь я, тетя! – откликнулась Катриона. – С мистером Стюартом и мистером Клеменсом.
– Пусть они тебе помогут нанять извозчика! – крикнула миссис Кэмпбелл. – Крытого! А то холодно в наших бывших колониях…
– Катриона, давайте я об этом позабочусь, – сказал я и вернулся к Джиму Гордону.
Тот, услышав мою просьбу, произнес:
– Я думал, что у вас будет намного больше багажа, поэтому у нас один лишний экипаж. Вот, Джонни, – Джим показал на рыжего кучера одного из экипажей, – он отвезет ваших новых знакомых.
Миссис Кэмпбелл сначала не хотела идти в экипаж к явному «ирландскому паписту», но смилостивилась, узнав, что эта поездка будет бесплатной, разумеется, за исключением чаевых.
Я распрощался с Фионой и Катрионой, а потом обнял своего нового друга за плечи:
– Джим, надеюсь, еще увидимся. Двери моего дома для тебя всегда открыты. Кстати, на свадьбу не пригласишь?
– До свадьбы еще дожить надо! – ответил Джим. – Но если она будет, то тогда, конечно, приглашу!
Уайтлоу Рид, увидев меня, сразу достал бутылку дорогого шампанского, на что я сказал ему:
– Лучше попробуйте вот этого вина.
И достал из своего саквояжа бутылку крымского. Через десять минут мистер Рид уже строил планы на то, как он будет это вино импортировать, потому как «лучшего вина он ни разу не пробовал». А потом мы перешли к делу.
– Сэм, ваши статьи пользуются бешеным успехом, – с удовлетворением произнес мистер Рид. – Множество других газет, от Мэна до Калифорнии, уже купили право перепечатать их, пусть даже с месячной задержкой. Поэтому я решил выплатить вам дополнительный бонус в размере четверти от оговоренной суммы. Вот чек, а вот и все номера газет. Вы, кстати, хотели написать еще одну статью из Корка? Деньги за нее тоже уже включены в чек.
– Она уже у вашего секретаря, – сообщил я ему.
– Ну, вот и отлично, – воскликнул Уитлоу Рид. – Джим, пусти ее в набор. Сэм, саму газету я вам пришлю, как только ваша статья выйдет. А теперь давайте пойдем праздновать в «Делмонико’с»! Да, кстати, надеюсь, что это не последний заказ, который вы для нас выполнили!
Обед был замечательным, бренди тоже, и кроме того, я подарил Риду коробку гаванских сигар, купленных мною в Константинополе. После ужина мы продегустировали две из них. Потом меня отвезли в гостиницу, где вечером ко мне пришел Герман Мелвилль, с которым мы проговорили почти до полуночи, а наутро за мной заехал извозчик и отвез на вокзал, и уже вечером Оливия с девочками встречали меня в заснеженном Хартфорде.
Первый вечер дома был поистине волшебным, тем более подарки всем очень понравились. А вот наутро Оливия вдруг спросила меня: