- И все это время ты жил один в горах?- Мариэль потрясла эта история – печальная, как и любая история сироты. Мальчик молчал, она видела грусть в его глазах в отражении зеркала.
- Не все, только год, потом банда разбойников взяла меня к себе.
- Почему ты не отправился в Эфелон сам?
- Мне было семь! Я не знал дороги и все это время не покидал Медвежий перевал. Отец успел научить меня охотиться, а мама – различать съедобные грибы, ягоды и травы.
Я так не хотел сюда, когда Анорзад отправил меня с вами, потому что мы должны были прибыть в Эфелон всей семьей. И жить здесь – означало каждое мгновение сожалеть о том, что не попал сюда с родителями.
Мариэль остановилась на миг, забыв о стрижке, руки не слушались. Оставалось срезать всего пару прядей. Слова мальчика означали, что она заставила мучиться бедное дитя, заставила вспомнить трагедию, еще не успевшую стать светлой печалью. Теперь эта мысль не давала ей покоя, даже когда она шла вдоль речки по узкой тропинке.
- О чем мечтаешь?- вечно веселая принцесса Лафитлин легкими прыжками догнала Мариэль. На голове у девушки красовалась соломенная шляпа, которую, судя по всему, она смастерила сама. Ободом шляпы служила диадема с сиреневыми самоцветами. Серая туника с незабудковым узором была местами запачкана, будто девушка весь день лазала по деревьям. Простота принцессы нравилась Мариэль.- Я тут подумала, ты ведь из другого мира, те расскажешь мне о нем?- Такой резкий переход на «ты» еще больше поднял Мариэль настроение и она охотно принялась рассказывать о своем измерении, показывая фотографии на телефоне.
- Как же сильно различаются наши миры!- воскликнула Лафитлин, входя за Мариэль в ее дом. Посланнице солнца очень не хотелось сейчас оставаться наедине со своими мыслями, поэтому она пригласила принцессу пообщаться за чашкой чая. Но оказалось, что они были не одни. Из зала доносились звуки фортепиано, словно кто-то неумело импровизировал, наигрывая непринужденные мелодии. – Ух ты, какая встреча! Малвель, рада тебя видеть, что ты тут делаешь?
- Он берет у меня уроки игры на намарионе.- объяснила Мариэль.
- А мне можно присоединиться?- игриво, но одновременно с кокетливой обиженностью напросилась Лафитлин.
Такими темпами весь Вакрохалл соберется у ее дверей с просьбой научить их этому искусству. Но разве можно отказать принцессе? Тем более, кажется, у них складывались хорошие отношения, не хотелось портить зарождающуюся дружбу отказом. Мариэль сказала, когда Лафитлин может приходить на занятия, а сегодня уже проводила урок с обоими, объясняя нотную грамоту.
Этот день утомил ее и, когда ученики разошлись по домам, Мариэль позволила себе снять напряжение в горячей ванне под приятные ноты джаза. А после взяла кусок пергамента, расчертила его нотным станом и принялась восстанавливать по памяти Лунную сонату, проверяя правильность на клавишах фортепиано. Но как бы она ни старалась закончить работу побыстрее, этим вечером она написала всего пару строк.
Глава 17. Там где поют ели
Вечер как-то уж больно быстро настал. Урок у Резхараса пролетел незаметно и Мариэль уже сидела в зале за фортепиано, рассказывая Малвелю основы музыки. Она с самого утра совершенно измотанная новыми заклинаниями, которые ей показывал Резхарас, нашла в себе силы уделить время другу.
Прошло уже две недели с первого занятия. Дни здесь летели со страшной скоростью. Так долго не видеться со своим отрядом было мучительно. Иналия хоть и навещала Мариэль, но крайне редко, а Фаолин вообще пропал, так что она о нем и не вспоминала. Но скучать и чувствовать себя одинокой Мариэль старательно не давали Лафитлин, Малвель и Златоэорис. Мальчик, кстати, очень привязался к ней. Он рассказывал Мариэль о каждом уроке с Генри, хвастался успехами и делился неудачами. Он даже с Лафитлин подружился и теперь они втроем частенько гуляли по озеру Саран.
Интересная из них вышла троица – принцесса, Посланница Солнца и мальчик-убийца. Зато весело и тепло на душе. Мариэль и не подозревала, что Златоэорис умеет смеяться, да еще и таким сумасшедшим смехом. Иногда они с Лафитлин забывали, что послужило причиной всеобщего смеха и разрывались новым хохотом от гогта Златоэориса.
А Лафитлин оказалась очень любознательной. Как-то она застала Мариэль за чтением «Автостопом по галактике» и очень заинтересовалась грамотой другого измерения. Мариэль принялась обучать ее еще и азбуке.
Малвель часто, хоть и не всегда, оставался на ужин и развлекал Мариэль разговорами. Вот и сегодня за чашкой чая он спросил о праздниках ее мира.
- Самый ближайший будет в конце декабря. Новый год. Мы отмечаем его с тридцать первого на первое, считается, что новый год наступает в полночь. Мы накрываем столы, наряжаем елку, готовим подарки друзьям и семье, а на утро находим их под елкой.
- У нас есть похожий праздник. Только отмечаем мы его весь месяц – декабрь. Но все остальное точь-в-точь как у вас. Король Элеот приглашает всех на пир, обычно он проводится в середине праздника.
- Это здорово, потому что я думала – новый год буду встречать в одиночестве.- Мариэль искренне обрадовалась этой новости, омрачало только то, что Финли, Кирби, Валсидала и Лаврена не будет рядом в этот праздник. А он ведь уже совсем скоро, всего месяц остался до конца осени. И вдруг она вспомнила: первого декабря день рождения ее старшего брата. А ведь про юбилей мамы она совсем забыла. Чем таким она занималась восемнадцатого октября? А там следом и Катины именины, буквально через три дня. Была ли Мариэль тогда в плену у Фулдура или уже плелась по Белым горам?
- Мариэль?- Малвель вывел ее из глубоких раздумий. Как никто другой он понимал ее переживания и, когда она впадала в подобный транс, что она старалась допускать как можно реже, он всегда занимал ее разговорами, подбадривал, как некогда Лаврен. В такие моменты он находил тему занимательнее прежней и всеми силами пытался вытащить Мариэль из омута депрессии. - Завтра я научу тебя лутс энемором ротсмар.
- Броне дракона? Как это?- Мариэль поняла эльфийское название, но не его значение.
- По-другому это умение называется «Рахм энемором илнир» - драконье чутье правды. Полезное знание очень не многие им обладают, но тем, кто умеет распознавать ложь, это очень помогает во время допросов, переговоров, да и просто в разговоре с человеком, когда нет нужды говорить на энемором снегл – языке драконов. Например, если ты скажешь мне, что у тебя все хорошо, но при этом у тебя будут проблемы, я это пойму.
- Учту.
Лутс энемором ротсмар усвоить было не легко. Для этого нужно было выбрать одно ощущение, которое возникнет, стоит собеседнику соврать. Поначалу Мариэль мысленно переводила произнесенные Малвелем слова на драконий, но со временем этого уже не требовалось. Через несколько дней за очередной вечерней беседой Мариэль аж передернуло от мурашек, пробежавших по шее, когда молодой эльф нес какую-то чушь про зеленую луну, восходящую над Уракатом раз в сто два года.
С языковым барьером проблема вообще исчезла. Резхарас научил ее эльфийскому и драконьему буквально за две недели. Мариэль считала это крайне странным, потому что в своем мире не могла и за десять лет выучить английский и казахский. А тут все оседало в ее памяти, словно она всю жизнь на них говорила, как на родном.
Во всяком случае, это было гораздо легче, чем научиться бесшумно ходить по гравию. На некоторые уроки Малвель водил Мариэль в пещеру у озера Саран, в глубинах которой было на столько темно, что с закрытыми глазами было светлее, чем с открытыми. Там Мариэль должна была пройти из одного края в другой, по усыпанному галькой полу, так, что бы Малвель ее не подстрелил стрелами без наконечников. Иногда они менялись ролями, и Мариэль приходилось прислушиваться, что бы ее стрела пролетела хотя бы в паре метров от цели. За эти две недели она попала в Малвеля всего один раз, а вот он оставил ей на память не мало синяков.
В-общем обучение шло полным ходом, вот только к стихийной магии они пока не приступали. Малвель, наверное, считал, что пока не время, а Мариэль за плотным графиком и не вспоминала. С таким режимом Мариэль и не заметила как пролетел месяц. Когда Резхарас объявил о «каникулах» и она, наконец, могла вздохнуть свободно, обитатели Эфелона уже готовились к новогоднему празднику – Билиан-нуа.
Она получила приглашение на королевский пир, который должен был состояться пятнадцатого декабря, от самого Элеота. До этого дня все были заняты приготовлениями. Уроки музыки с Малвелем и Лафитлин тоже прекратились, Златоэорис тоже пропал и Мариэль наслаждалась долгожданным ничегонеделаньем. Правда долга она усидеть без дела не смогла, так что она целыми днями плела большую корзину. Технику ей показала Лафитлин и Мариэль решила сплести себе что-то на подобии подвесного кресла яйцеобразной формы. Она планировала повесить его на крепкой ветке ореха, растущего у нее во дворе. Кресло было готово уже на четвертом дне каникул, еще полдня Мариэль сооружала механизм для удобного подъема и спуска ее «гнезда». За основу она взяла механизм лифта. Внутрь она накидала одеяла и подушки и с того дня каждый вечер проводила под веткой ореха, ощущая себя большой птицей. Сначала она брала собой «Автостопом по галактике» и термос с чаем, а потом книгу ее мира заменили те, что одолжил ей Резхарас. Укутавшись в одеяло, Мариэль любовалась зимним лесом под луной. В своем мире она могла позволить себе читать на дереве только летом, а такая корзинка могла обеспечить свежий воздух и захватывающий сюжет круглый год, включая в свои услуги еще и полную изоляцию от общества людей.
В десятый день декабря она и уснула в том уютном гнезде, отложив на потом обещание Малвелю дописать Лунную сонату. Ей оставалось закончить всего пару строк. Мариэль решила, что это и будет новогодним подарком молодому учителю.
Засыпая, она придумывала, что подарить остальным. На пиру ведь наверняка будут все: Но, так ничего и не пришло в голову, а она провалилась в мир грез под шелест снегопада.