«Нет! Я сверху!» – про себя повторяла Кирья.
Будто не осознавая этого, чудовище все рвалось, как попавший в силки волк, рыча и клацая зубастыми челюстями.
«Я сверху», – твердила Кирья, и полет к земле с застывшими крыльями продолжался.
И вдруг ей почудилось, будто она вновь услышала невесть откуда звучащую музыку. Вот только теперь ее звуки были властные, словно кто-то засунул в пасть чудища удила и с силой дернул их. Едва не коснувшись верхушек деревьев, крылатая тварь на миг замерла в воздухе, крутанулась, ударила крыльями и стрелой взмыла в облака. Она дергалась влево, вправо, словно необъезженный лось, желающий сбросить неумелого наездника…
Затем Кирья вдруг почувствовала, что сопротивление пропало. Зверь словно уснул в полете. Стал послушным, как будто и не было вообще его собственной воли.
«К болоту, – приказала она, делая круг над лесом и высматривая старика Вергиза. – Теперь я смогу».
Кирья увидела Мазайкиного деда, пристально глядящего в небо; почувствовала невыразимую легкость, будто всю жизнь до этого только и делала, что парила над землей. И, задержав дыхание, как всегда перед прыжком с мостков в Вержу, очертя голову бросилась в зеленое от ряски болото. Вот сейчас оно поглотит ее… Но за миг до падения она вдруг увидела перед собой чистейшую прозрачную воду – да и не воду, так, дымку – и тут же, пронзив ее, очутилась в местах, прежде невиданных. Да и вовсе небывалых.
Крылатое чудище, наделенное душой и волей Кирьи, стремительно неслось над деревьями, которые дочь Толмая прежде и представить себе не могла. Каждый их корень был толще, чем любой из дубов, что росли на полуденном берегу Вержи. Она старалась разглядеть, что происходило внизу. Ей уже не было страшно – она выискивала хоть какой-то след, который помог бы обнаружить Мазайку. Но ничего подобного внизу заметно не было. Раз на прогалине великаньего леса она заметила зверя, похожего на волчьего секача, что добыли арьяльцы. Волчий секач стремглав промчался по каменистой пустоши, преследуя какое-то вовсе невиданное существо, и исчез в зарослях.
Затем великаний лес стал быстро меняться – и не в лучшую сторону. Казалось, его поразила тяжелая болезнь. Из увядающей, гниющей листвы слышались незнакомые пугающие звуки. Затем лес оборвался широкой трещиной, в глубине которой рокотал поток. В одном месте берег опускался почти к самой воде. Кирья увидела, как из чащи к ней выбрел ящер – огромный, неуклюжий, с шипастым гребнем и множеством выступов на спине, подобных замшелым камням. Ящер начал жадно лакать воду. И тут Кирья заметила меж стволов ближних деревьев зверя еще страшнее первого, страшнее волчьего секача. Он подкрадывался к рогачу, пригибаясь к земле и опираясь на хвост, а пасть у него была такая, что даже медведь смог бы там уместиться, как в берлоге. Зверь этот явно готовился к прыжку – но вдруг замер, повернув голову, и издал пронзительный вой. Лакающий воду ящер тревожно поднял голову и что есть мочи неуклюже поковылял обратно в чащу.
Крылатое чудище, воспользовавшись Кирьиной заминкой, взмыло в небосвод так, что у девочки засвистело в ушах. Усилием воли она заставила свою дикую звериную часть вновь повиноваться. Раскинув крылья и покачиваясь на потоках ветра, она повисла среди низких, грозивших дождем туч и приготовилась продолжить свой поиск. Но то, что она увидела далее, потрясло ее куда сильнее всех замеченных ранее чудищ.
Нечто бледное, напоминающее свернувшегося ежа с приставленной сверху косматой башкой, скачками мчало по берегу, далеко закидывая вперед когтистые длинные руки. Затем, оттолкнувшись, выбрасывало в воздух покрытое белесыми иглами тело, и снова вскидывало руки, и снова бросало тело вперед. Кто это?!
Расстояние между колючим существом и недавними противниками сокращалось с каждым мигом. И вот наконец бледная тварь догнала рогача, схватила длинными когтистыми пальцами, подняла и с силой бросила в убегающего в чащу зубастого хищника. Тот издал новый вопль и отлетел в сторону. Он еще силился подняться, когда их преследовательница с размаху опустилась на спину зверю. Притянула его жертву и, как показалось Кирье, начала их тискать, сминая в ком, будто глину. У девочки почему-то кольнуло сердце – вспомнился Мазайка и слепленная им чудо-сойка. В тот день все еще были живы и никто даже помыслить не мог, что так скоро все переменится. Что она будет выискивать друга в этом оборотном мире, о котором даже сам мудрый Вергиз ничего толком сказать не может.
Меж тем чудище продолжало комкать своих жертв, лепя из них нечто единое. Дело продвигалось быстро – чувствовалась сноровка. Получившаяся тварь имела и шипастый гребень, и пасть, усаженную множеством длинных клыков, и острый, как копье, хвост…
– Главного не хватает! – визгливым, скребущим по ушам голосом крикнуло вдруг бледное существо и протянуло длинную руку к берегу реки. – Давай!
Кирья обмерла. Это странное нечто, вне всяких сомнений, говорило на человечьем языке!
Вода в реке вспенилась, и оттуда показалась длинная морда, покрытая жесткой блестящей шерстью. Кирья тут же узнала щучьего ящера, что обитал возле керемети. В пасти его еще шевелился человек, похожий на рыболова.
– Тащи его сюда! – повелела белесая тварь.
Еще мгновение, и тело утопленника лежало на берегу. Кирья все никак не могла прийти в себя от осознания, что существо говорит понятным языком. Между тем вынырнувший из реки ящер неспешно вылез из воды и, волоча свою добычу, отправился к хозяйке. Длинная рука схватила щучью добычу, подтянула поближе, и вслед за этим колючее страшилище впилось в губы умирающего долгим поцелуем. Утопленник дернулся и затих.
– Забирай. – Хозяйка швырнула мертвое тело ящеру, отвернулась и наклонилась над своим творением.
В руках у нее появилась костяная дудка. Ведьма поднесла ее к губам, дунула, извлекая из нее резкие звуки, – и в тот же миг ее творение задергалось, точно под ударами палки. Затем вскочило и бросилось опрометью невесть куда.
– Живи! – пронзительно крикнула Калма вслед новорожденному зверю. – Ступай туда, наверх! Убивай всякого, кто встанет на твоем пути!
«Может, и с Мазайкой она так же?!» – с ужасом глядя вслед новому порождению Бездны, подумала Кирья.
Но сердце стучало размеренно, суля надежду. Мазайка – не просто мальчишка-рыбак, он Вергизова рода, его так просто не взять!
Кирья дольше смотреть не стала – расправила крылья, ударила ими и взмыла так высоко, что ее обдало резким холодом и стало трудно дышать.
«А вдруг старуха заметила меня? А если разглядела, что я – не одна из ее тварей?»
От всего увиденного ей было так страшно, что в какой-то миг даже захотелось податься обратно, подальше от жутких владений Калмы. Да только примет ли Вергиз ее теперь, если она вернется без Мазайки? Да и как можно без него возвращаться?
Она снизилась и вновь стала разглядывать чуждые земли. Где же ты спрятала моего друга, мать чудовищ? Сказки утверждали, что Калма живет в избушке, подобной дому мертвых, – на высоких столбах, без окон, без двери…
Впрочем… Девочка вспомнила дупло в раскидистом дубе, укромное обиталище Вергиза. Может, и тут что-то подобное?
Кирья глядела во все глаза, стараясь не пропустить ни зверя в подлеске, ни рыбу в ручье. Сейчас она могла поклясться, что разбирает каждую чешуйку на спине притаившихся среди камышей щук. Будто и не ее глаза сейчас глядели, а вовсе нечеловечьи. Но внизу только колыхались бурые кроны. На миг чаща расступилась, внизу блеснула нитка ручья. И тут Кирье почудилось, что где-то внизу грустно поет глиняная свистулька-сойка.
Ни мгновения не колеблясь, она развернулась и устремилась вниз. Только бы не замолчала! Но из владений ящеров, из всей этой устрашающей дикости, то обрываясь, то возобновляясь, явственно, хоть едва слышно, доносились переливчатые трели.
Кирья опустилась к лесному ручью, заваленному плавником. Да это же не плавник, сообразила она, заметив на деревьях следы зубов. Это бобровая плотина. Неужели бобры водятся в таком месте? Как они тут уцелели? Значит, где-то тут и хатка должна быть. Вскоре Кирья увидела и ее – большую кучу веток и грязи у берега. Она опустилась на сырой берег, складывая крылья.
– Мазайка! – крикнула она, озираясь.
– Кирья! – приглушенно послышалось откуда-то совсем близко. – Я здесь!
Кирья завертела головой, пытаясь понять, откуда ее зовут. Взгляд ее упал на хатку – и вдруг она заметила чьи-то руки, пытающиеся отодвинуть нагроможденные сверху бревна.
Вот он! Нашла!
Кирья метнулась к воде. Но тут же из-под валявшейся на берегу гнилой коряги показалась зубастая голова щучьего ящера. Тот с неожиданной ловкостью выскользнул из-под комля, на раскоряченных коротких лапах взобрался на крышу бобровой хатки, улегся сверху бревен и приветственно распахнул пасть ей навстречу – точь-в-точь как Мазайкин волк в ожидании лакомства.
Кирья ударила крыльями, шарахнувшись обратно. И услышала совсем рядом скрипучий, пробирающий до нутра голос.
– Хе-хе, – послышалось у нее за спиной. – Кто это ко мне явился незваный, нежданный?
Кирья попыталась снова взмыть в небо, но ее крылья стали такими тяжелыми, что и приподнять их было невмоготу. Но она не думала сдаваться – продолжала дергаться, пытаясь взмахнуть руками-крыльями. Существо выкинуло в ее сторону паучью руку, схватило, подтянуло к себе и, не обращая внимания на ее рывки, шумно обнюхало, втягивая носом воздух. Кирья невольно зажмурилась. Сейчас сожрет!
– Чую, Вергизом пахнет! – проскрипело рядом. – Старый хрыч сюда птичку заслал. Стало быть, не забыл меня…
Голос чудовищной старухи скрежетал, как днище однодревки о каменный перекат. Она снова принюхалась, и Кирья ощутила, что хватка когтистой руки ослабла.
– Да неужто? – пробормотала ведьма. – Так вот ты какая, Локшина ученица! То-то она мне о тебе небылицы сказывала. Теперь вижу, что все правда, от слова до слова…
Девочка приоткрыла глаза и обнаружила, что ее никто не держит. Калма стояла рядом с ней, словно прислушиваясь к чему-то, слышимому только ей.